В тебе моя жизнь... - Марина Струк

Сергей пришел в отведенную им спальню, когда Марина уже почти проваливалась в сон — усталость да ранний подъем все-таки взяли свое. Он снял мундир и прошел к ней в одной рубашке, поразив девушку размахом плеч. Он выглядел довольно внушительно, широкоплечий и узкобедрый. Так похожий на античных героев, запечатленных в скульптуре в Павловском парке.

— Ты такой… большой, — смущенно сказала она.

— Поверь, не только в плечах, — со смехом ответил Загорский, чем смутил ее еще больше. Он присел на кровать с ее стороны и нежно привлек ее к себе.

— Ты боишься? — спросил он, глядя Марине в глаза.

— Немного, — призналась она, водя пальчиком по рукаву его батистовой рубашки. Сквозь тонкую ткань она явственно ощущала, насколько твердыми были мускулы его руки.

— Не стоит. Не надо меня бояться. Не скрою, будет больно, как бы аккуратен и нежен я не был. Но зато потом… — он не договорил, склонился над ней и стал целовать ее шею.

— Что потом? — хрипло прошептала Марина. Ей казалось, что она начинает медленно таять от этих нежных прикосновений его губ к ее шее.

— Я покажу тебе рай, — прошептал он в ответ.

И он показал ей.

Правда, не сразу. Сначала, в самый первый раз она почти поняла, о чем он говорил ей, но после его поцелуев и ласк, которые заставили ее потеряться в пространстве и времени, пришедшая резкая и внезапная боль на смену им привела к тому, что Марина не могла сдержать слез.

— Прости меня, — гладил ее по волосам Сергей. — Это всегда бывает в первый раз. Ни одна женщина не минует этого. Эта боль забудется, обещаю.

Зато наутро Загорский действительно показал ей, как прекрасна и сладка бывает любовь между мужчиной и женщиной. Она смущалась после, пряча свое лицо у него на плече, а он смеялся и целовал ей руки:

— Милая моя, милая… Не стоит стыдиться того, что происходит тут, в спальне. Не стоит смущаться: твои стоны — лучшая награда для меня.

Они весь день провели в постели, покидая ее только для того, чтобы принести в спальню поднос с едой, оставленный им под дверью. Они любили друг друга и узнавали друг друга, рассказывая здесь и сейчас то многое, что никогда не открыли бы никому другому.

— Что это за шрамы? — спросила Марина мужа, гладя его по спине. Прямо под правой лопаткой у него были две небольшие полоски.

— Розги, — ответил он.

— Розги? Кто мог избить тебя так, что остались шрамы? — изумилась Марина.

— Мой дед, — Сергей помолчал, а затем, когда Марина решила, что он не будет рассказывать ей об этом, перевернулся на спину и привлек ее к себе. Она удобно расположилась у него на груди, а Сергей продолжил, гладя ее по волосам. — Мне было тогда восемь лет. Я всегда был неугомонным мальчишкой. Мне нужно было обследовать чуть ли не каждый уголок в имении. Степан тогда с ума сходил от моих выходок. В тот день я обнаружил старый заброшенный сеновал за большим лугом. Мне захотелось его обследовать. Я пошел туда не один. С сестрой.

— С сестрой? — Марина удивленно посмотрела на мужа. — Я не знала, что у тебя есть сестра.

— Сестра-близнец. Мы всегда были неразлучны с ней, несмотря на то, что мы разного пола. Как не пытались наши родители направить ее на «путь истинный», она всегда была верным моим товарищем по играм и проказам. В тот день мы полезли в этот старый сарай вдвоем — я и она. Ей захотелось залезть на самый верх. Мы даже предположить не могли, что наверху доски прогнили донельзя. Она провалилась и упала. Слава Богу, что все обошлось — она могла сломать себе шею, но получила лишь перелом ноги, — Сергей помолчал, а потом вдруг поднялся с постели, прошел к сигарному ящичку и закурил. Потом он повернулся к жене. — Надеюсь, ты не возражаешь против сигары? Дурная привычка, признаю, но ничего не могу с собой поделать.

Марина покачала головой в знак того, что не возражает. Она села в постели, подтянув к себе одеяло поближе — уж полдень миновал, и в комнате было довольно светло, а она до сих пор стеснялась собственной наготы. Да и не только собственной…

Сергей усмехнулся, видя ее алеющие щеки и то, как она отводит взгляд от его тела, и натянул исподнее. Затем прошел к столику, где стоял поднос с вином и фруктами, и налил себе и Марине по бокалу.

— Возьми, — протянул он ей вино, подойдя к кровати.

— Так полдень же, не пристало даме… — попыталась возразить Марина, но смолкла и взяла бокал из его рук.

— Я тебя пристращу еще и к не к таким порокам, — усмехнулся Загорский, целуя ее в плечо, опустившись рядом с ней на постель. Он с явным удовольствием наблюдал, как опять на ее щеках вспыхнул яркий румянец и разлился по всему лицу и шее. — Мне нравится, как ты смущаешься. Такая невинная, такая неискушенная…

— Ты не досказал мне про шрамы, — поспешила напомнить ему жена, заметив блеснувший отблеск желания в его глазах. — Кто тебя так покалечил?

— Дед, — коротко бросил Сергей. — Видишь ли, сестра была его любимицей, в отличие от меня. Дед считал, что она хрупкий и нежный цветок, и ее надо беречь и лелеять. Она была схожа лицом с его супругой, моей бабушкой. Он потерял бабушку в родах, когда получил наследника — моего отца, и эта потеря была очень тяжела для него. Именно поэтому сестра для него была словно свет в оконце. Я же должен был расти в большей строгости, как будущий князь Загорский. Я понимал необходимость в этих различиях воспитания, но иногда эти грани уж слишком выделялись, иногда он явно перегибал палку. Мои родители были против подобной системы, поэтому старались свести к минимуму подобные различия, но не всегда им это удавалось. Но никогда он не был так жесток ко мне, как в тот день, когда мы пошли в тот прогнивший сарай.

В тот день дед заперся в конюшне со мной и избил меня розгами так, что я едва не потерял сознание. В этом есть и моя вина, — усмехнулся Загорский. — Мне не следовало идти на поводу у собственного самолюбия — я тогда решил, что лучше умереть, чем выдавить хоть стон, поэтому он даже не понял в своей злости, насколько сильны его удары.

Марина в ужасе прижалась щекой к широкой груди мужа. Боже, как можно так! Она представила себе пожилого мужчину, яростно стегающего маленького мальчика, который, стиснув зубы, старается ничем не выдать, как ему больно.

— Отец тогда выбил двери в конюшне. А то кто знает, чем бы закончилась эта порка? Мама устроила скандал деду, и в тот же день родители в спешке вместе с нами, детьми, выехали в собственное имение, доставшееся им через приданое матери. Несколько недель продолжался этот наш семейный раздор. Затем дед приехал к моим родителям и предложил мир. Просил прощения и у меня. Я простил его, но что-то, какое-то маленькое зернышко нелюбви к нему и сомнения в его родственной приязни ко мне, зародились тогда. Наша разлука, когда я уехал на учебу в Кадетский корпус, только обострила наши отношения. А уж история с моей первой любовью…