БЕЛЫЙ РАБ - РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ

Я поздравил его с успехом и с тем, что он нашел путь к разрешению проблемы, которую я, на основании всего виденного мной, считал неразрешимой, - а именно - сделать жизнь на плантации терпимой и для рабов и для хозяина.

Мистер Мэзон, казалось, был польщен моей похвалой, но все же в сомнении покачал головой.

- Я, конечно, рад слышать, что вы одобряете мои усилия… Но все же я должен признаться, что такое положение вещей мучительно и для хозяина и для рабов, одним словом - для всех нас.

Хотя мы до сих пор разговаривали с мистером Мэзоном как будто бы вполне откровенно и я не счел нужным скрыть от него впечатление, которое произвели на меня мои приключения в Ричмонде, явсе же не мог не заметить, что сам он проявляет известную сдержанность, словно сомневаясь, следует ли ему свободно высказываться, но мне очень хотелось заставить его выразить свое настоящее мнение.

- Если бы все хозяева походили на вас, - заметил я, - рабство не стало бы тем, что оно есть.

- Его не существовало бы! - с горячностью воскликнул он.

- Неужели вы аболиционист? - спросил я с удивлением.

Не успел я произвести эти слова, как уже пожалел о них: мне сразу же стало ясно, что даже в ушах мистера Мэзона, при всей его доброте и несомненном здравом смысле, страшное слово "аболиционист" звучит как синоним насилия и убийства.

- Я не более аболиционист, - произнес он, наконец, с некоторым смущением, - чем Вашингтон или Патрик Генри. [23] Рабство - подлое, глубоко возмутительное учреждение. Но усилия отдельной личности не могут, к сожалению, разрушить эту гнусную систему. Для этого требуются массовые действия. В одном я уверен: если б сразу освободили всех рабов, от этого произошло бы гораздо меньше зла, чем за десять лет приносит как черным, так и белым система рабства.

- Но ведь вы, наверное, знаете, - произнес я, - что, согласно общему мнению, рабов следует предварительно подготовить к свободе. Иначе, как принято говорить, они этой свободой станут злоупотреблять. Их нужно предварительно "соответственно воспитать", тогда только они сумеют пользоваться дарованной им свободой.

Говоря все это, я испытующе глядел на моего собеседника: мне хотелось знать, насколько он сумел освободиться от распространенных предрассудков.

- Пока, - задумчиво проговорил мистер Мэзон, - это, к сожалению, праздный вопрос. Хозяева, вовсе и не думают освобождать своих рабов. Что же касается подготовки и воспитания, - право же, по моему мнению, рабовладельцы больше нуждаются в этом, чем негры. Рабы достаточно подготовлены к жизни на воле и, поверьте, сумели бы пользоваться своей свободой лучше и достойнее, чем свободные граждане во многих наших штатах.

- Но не считаете ли вы, - продолжал я, - что рабы тотчас после освобождения набросятся на белых и займутся грабежами и убийствами? Ведь так, кажется, говорят у вас в Америке противники отмены рабства?

- Это глупые россказни! - с горячностью воскликнул мистер Мэзон. - Их из корыстных соображений распространяют наши плантаторы. Рабам, если б только они дождались освобождения, и в голову не пришла бы мысль о грабежах и убийствах, которыми те, кто в этом заинтересован, стараются запугать население. Негры, освободившись от рабства, руководствовались бы одной мыслью, одним стремлением - подыскать себе работу, найти честный заработок. Я глубоко убежден, что и работали бы они гораздо лучше, если б их не ставили в положение рабочего скота.

"Свободные граждане из числа "цветных" в Соединенных Штатах, и особенно на Юге, живут в большой бедности и подвергаются постоянным притеснениям и преследованиям. А между тем мне приходилось встречать среди них людей по-настоящему выдающихся. Если б мы освободили негров, они оказались бы уж во всяком случае более полезными гражданами, чем потомки всевозможных разорившихся плантаторов, которые влачат жалкое существование, а труд считают чем-то позорным. Немало таких белых, положение которых немногим отличается от положения наших негров, и, знаете, я почти уверен, что среди наших богатых плантаторов найдутся такие, которые были бы совсем не прочь обратить врабство и этих белых. Поверьте, только недостаток смелости мешает им внести в конгресс такое чудовищное предложение.

"При том презрительном отношении к труду, которое создалось благодаря рабству, разоренным белым трудно найти деньги, необходимые на то, чтобы начать какое-нибудь дело. И все же именно из их среды, несмотря на все трудности и препятствия, выходят новые плантаторы и землевладельцы. Вы представить себе не можете, до какой степени падения дошли эти выброшенные из привычной среды белые. Их губит существование рабского труда, вся система рабства…

"Приходится ли поэтому удивляться, что мы настолько отстаем от Севера в области промышленного развития, в отношении культуры и даже богатства?

"Повторяю: величайшее зло рабства, - уже не говоря о самом факте его существования, - заключается, по-моему, в том вредном воздействии, которое оно оказывает на белое население. Рабство, особенно на Юге, мешает американскому народу стать по-настоящему развитой, цивилизованной и предприимчивой нацией, лишает его возможности увеличивать свое богатство. Огромный вред, приносимый рабством, кроется еще и в том, что оно не позволяет неграм, вливаясь в основную массу населения, внести туда новую, здоровую струю.

"Ну а если уж говорить по совести, то я мог бы вам по именам перечислить целый ряд рабов, которые, несмотря на невыносимые условия существования, во много раз умнее и способнее, чем я и мои два помощника вместе взятые… Да, если б рабами были люди, совершенно лишенные умственных способностей, - это бы еще куда ни шло. Но беда именно в том, что дело обстоит совсем не так…"

- Представьте себе, мистер Мэзон, - сказал я, - что мы бы с вами родились в рабстве. Не удивляйтесь: мне приходилось встречать рабов, кожа которых была столь же белой, как наша. Как, по-вашему, примирились бы мы со своей судьбой?

- Примирились бы, вероятно, как карась мирится с пребыванием на сковородке, предпочитая оставаться на ней, чем броситься в огонь очага… Но вряд ли стали бы считать огонь своей естественной стихией.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

На следующий день, подъезжая к Карльтон-Холлу, мы увидели под аркой крыльца джентльмена, платье и весь внешний вид которого сразу обличали в нем лицо духовного звания. Мистер Мэзон, радушно приветствовавший гостя, представил его мне как преподобного Поля Тельфера, ректора епископальной церкви святого Стефана.

Было нечто в облике мистера Тельфера, что с первого же взгляда произвело на меня впечатление. Это был высокий, стройный молодой человек, лет двадцати трех или четырех. Его красивое лицо, когда он говорил, озарялось лучезарной улыбкой, освещавшей, казалось, все кругом. Речь его была очень проста и в то же время полна достоинства и очарования.

- Он сын миссис Тельфер, урожденной мисс Монтгомери, - объяснил мне мистер Мэзон. - Его мать была дочерью прежней владелицы Поплар-Гроув, той самой дамы, которую вы, по вашим словам, так жаждали повидать. Я лично не был с нею знаком, но, хорошо зная ее внука, я нисколько не удивлен тем, что вы были так разочарованы, не застав ее.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что миссис Монтгомери и ее дочь, после потери своего состояния, перебрались в Чарльстон и там, к ужасу своих родственников, открыли школу для девочек. Вскоре мисс Монтгомери завоевала сердце одного из местных богачей, некоего мистера Тельфера, и стала его женой. От этого брака родился сын, тот самый молодой священник, черты лица которого напомнили мне черты его матери.

- Кстати, - продолжал мистер Мэзон, - раз вы так искренне заинтересовались системой, применяемой мною на плантации, я должен сказать, что мистер Тельфер сыграл в создании ее немаловажную роль. Без его участия не обходится ни свадьба, ни крестины. Запрещение пойти в воскресенье в церковь и послушать его проповедь воспринимается нашими рабами как самое тяжелое наказание.

Позднее мне стало известно, что священником мистер Тельфер сделался под влиянием своей матери. Потеря состояния и связанные с этим трудности толкнули ее на путь благочестия, в котором она искала утешения от всех своих бед. Она с самой ранней юности сына старалась внушить ему, что им руководит призвание стать священником, и он сейчас отдавал все свои силы пастырской деятельности.

Церковь святого Стефана, в которой совершал службу мистер Тельфер, была одной из самых старых во всем графстве. Это было полуразрушенное здание с обвалившейся крышей, лишенное дверей и оконных рам. Только стены продолжали еще кое-как стоять. Мистер Тельфер потратил остаток своих средств на то, чтобы хоть частично восстановить это здание. Сюда стекались к нему рабы со всех соседних плантаций.

С самого начала своей миссионерской деятельности мистер Тельфер главное внимание обратил на моральное состояние своей паствы, - оно волновало его больше, чем вопросы чисто религиозные. В лице своего соседа, мистера Мэзона, он встретил деятельного помощника. Делал он попытки воздействовать и на остальных хозяев и таким путем хоть сколько-нибудь улучшить невыносимое положение рабов.