Забытые письма - Лия Флеминг

Она протянула ему сверточек, совсем крошечный. Внутри лежала маленькая восковая куколка, очень красивая, но безжизненная.

– Он был еще слишком мал. Так и не смог сделать первый вздох. Он чудо, но он принадлежит не нам, – заплакала она. – Я его потеряла… Я оказалась слишком хлипкая, чтобы выносить обоих, – рыдала она.

Помогавшие ей женщины незаметно выскользнули из комнаты, чтобы оставить их одних с этим горем.

Гай взял младенца на руки и разрыдался. Ну чем он мог утешить ее?

– У нас есть сын. Мы не должны жадничать. Мне и одного хватит. Давай просто дадим этому малышу имя и покрестим его прямо здесь.

Роза покачала головой.

– Мы не крестим детей в младенчестве. Крещение – обряд для тех, кто способен сделать собственный выбор. Наш ребенок принадлежит теперь Господу.

– Но у него должно быть имя, – не отступал Гай. – Он навсегда останется частью нас, и маленький Чарли тоже должен знать, что у него был братик-близнец. У меня тоже был близнец, но он погиб на войне. – Неожиданно для себя он опять разрыдался. – Он ушел из дому однажды утром. Мы даже не попрощались, и потом его убили. Роза, его убили вместо меня!

– И ты ждал до сих пор и ничего мне не рассказывал?! Какая же печаль, должно быть, живет в твоем сердце. Как его звали?

– Энгус… Гус.

– Давай назовем этого малыша в его честь. Маленький Гус. Какой он красивый, правда?

– Да, но как же ты можешь оставаться такой спокойной? – вскричал Гай сквозь слезы.

– Я сохранила нашего первенца, сохранила свою жизнь, значит, у нас будут еще дети. Господь сам выбирает, кого Он забирает и когда. Бесполезно спорить и убиваться из-за того, что ты не в силах изменить. – Глазами, полными слез, она глядела на одеяло.

Гай знал, что, сколько бы ни прожил он на свете, никогда ему не обрести такой безусловной веры и такого светлого спокойствия духа. Ее смирение было ему укором, но он понимал – она с рождения воспитывалась в этой вере, и вот теперь в минуту горя ей воздается за это.

Мириам внесла в комнату кричащего ребенка – пора было его покормить.

– Мне унести второго? – вполголоса спросила она.

– Нет, Чарльз позаботится о маленьком Гусе. Он сам найдет для него покойное место.

Предоставив женщин их женским занятиям, Гай понес показать Гуса Ицхаку. Тот вздохнул и кивнул на нарядное пятнышко на склоне холма чуть поодаль.

– Мы уложим его там, поглубже… И поставим скамью. Идем, я тебе помогу. Долгий сегодня выдался день.

Глава 20

1927

Истоптав вдоль и поперек очередную фанерную улицу, Сельма всерьез стала подумывать, не захочет ли когда-нибудь ее привидение бродить по декорациям городов первых американских поселенцев… О, зигзагов, какими можно маячить на фоне с коляской, было превеликое множество; чуть позже они сменились зигзагами с топающим малышом, которого похищали ворвавшиеся в город злодеи. А еще позже, когда у Шери отросли косички, Зельма, звезда массовки, вышагивала по пыльной дороге, взяв ее за руку: ребенок в оборчатом платье и грубых башмаках и мать, затянутая в корсет, от которого попахивало потом втискивавшихся в него предшественниц.

Малобюджетные компании снимали массовку в одних и тех же декорациях, не меняя костюмов, и вскоре Сельме уже казалось, что, если поставить их сценические наряды рядышком, они преспокойно отправятся на прогулку без них. Шери охотно участвовала в этой игре. В перерывах между съемками Шери читала книжки, а Сельма вязала, шила, штопала, мастерила из лоскутков – изобретала любое занятие, только бы не сидеть без дела. Ради нескольких минут съемок приходилось терпеть многие тягостные часы.

Хороший актер массовки должен органично растворяться в пейзаже, создавать естественный фон – болтать, выглядывать в окно, – все надо делать так, как будто происходит по-настоящему.

Сельма была среди тех, кого приглашали регулярно, – она была отзывчива, надежна, а теперь и мастер своего дела. Бывало, кто-то польстится на новые амбициозные мордашки, а те стараются перетянуть весь эпизод на себя, таращась в камеру, когда по сюжету им положено отвернуться. Попадались девицы в поиске, старавшиеся попасться на глаза директору картины в надежде, что в следующем фильме им достанется роль получше. Пару раз на памяти Сельмы это им удалось, однако сами Сельма и Шери слишком добросовестно относились к своей работе, чтобы беспокоить директора такими назойливыми ужимками.

Случалось, работа сама находила Шери. Она была хорошенькой покладистой девчушкой, и заработанные ею деньги всегда приходились кстати, особенно в трудные дни. Джейми появлялся на экране достаточно часто, чтобы Шери научилась узнавать папочку: вот он врывается к индейцам, вот метким ударом в подбородок сражает злодея наповал, а вот уносится навстречу закату вместе с шайкой головорезов-грабителей.

Когда Корни Грюнвальд умер от сердечного приступа прямо на студии и оставил Перл богатой вдовой, та решила отправиться в круиз по Карибскому морю и предложила Лайзе пригласить маму и дочку Барр присмотреть за домом, согласившись выделить для них домик прислуги.

Сельму не пришлось уговаривать променять их убогие комнатушки на роскошную виллу в Западном Голливуде. Ее гордость ничуть не была задета ролью прислуги, а школа для Шери в этом районе точно лучше.

Помещения для прислуги были над гаражом: большая гостиная и ванная комната, две просторные спальни – ну не сказочно для них двоих? – но Лайза настояла, чтобы они имели в своем распоряжении весь дом, бассейн и конюшни, пока Перл раскатывает по белу свету.

Иногда вдруг объявлялся Джейми, привозил друзей, они устраивали развеселую вечеринку, которую точнее было бы назвать попойкой, гадили и мусорили кругом.

– А почему папочка не живет с нами каждый день? – как-то раз спросила Шери. – Мы что, не нравимся ему?

Ну как Сельме объяснить, почему он ушел из ее жизни?

– Конечно, нравимся, но он должен работать, не может отказываться, когда студия его приглашает. Он уезжает, чтобы привезти нам разных чудесных подарков, – ответила она. Это была ложь. Джейми ни цента не потратил на воспитание Шери. А теперь он то и дело появлялся на пороге с огромной куклой-индейцем или хорошенькими браслетиками и сережками – к восторгу дочери, которая тут же бросалась к нему на руки и тянула показать свои рисунки и учебники, отказывалась идти спать, пока он не почитает ей книжку.

Они устраивали пикник на пляже и со стороны казались совершенно настоящей семьей. Ах, если бы это было правдой! В прошлый его приезд они выпили слишком много вина и занялись любовью. А оставил он ей отнюдь не только следы поцелуев, но и ужасный жгучий зуд в паху, так что ей пришлось записаться к доктору на киностудии. Тот осмотрел ее и задавал такие вопросы, от которых она краснела и бледнела.

– И передайте мужу, что ему надо поскорей тоже заглянуть ко мне, – буркнул он в заключение.

Лечение оказалось дорогим и болезненным, а Сельма чувствовала себя так, будто ее изваляли в грязи. Когда она собралась с духом и спросила доктора, что же с ней такое, тот уставился в стол и пожал плечами.

– Об этом вам лучше спросить вашего мужа. Если он ваш единственный партнер, то уж наверняка у него есть какое-то объяснение случившемуся, – вздохнул он.

Сельма не стала спрашивать – нужды в этом не было. Нечего и сомневаться, Джейми наградил ее какой-то мерзостью, которую подцепил от какой-нибудь дешевой восходящей «звезды». Она догадывалась, что он уже многие годы изменяет ей. Она была для него лишь одной гаванью из многих, бесплатным билетом между кастингами. Полезной строчкой в резюме. «Большой Джим Барр дома на своем ранчо с милой женой Зельмой и их дочерью Шарлэнд». Они даже сделали несколько снимков на лужайках Каса-Пинто, словно это был их дом.

В кинобизнесе важно лишь то, как все выглядит внешне – внешне хорошо, вот и славно. Только вот она теперь чувствовала себя грязной дешевкой. Она ему не одна из его шлюх, она его жена. И не позволит ему приблизиться к себе, пока не будет знать наверняка, что он чист и здоров.

Глядя на голубое небо, бесконечное солнце, белые виллы, золотой песок и шикарные машины, она порой так тосковала по старомодному дождику и снегу, серым холмам, теплым пальто и добротным йоркширским ценностям…

Шери никогда не узнает другой жизни, если мать не поможет ей в этом, но как же они смогут что-то изменить, когда у них нет стабильного дохода? Для своей дочери ей хотелось большего – гораздо большего, чем вся эта показная мишура.

Сельма улыбнулась – теперь-то она понимает, что чувствовала мама, отсылая ее в Брэдфорд. Она тоже просто хотела для своей дочери большего, и подумать только, к чему это привело – между ними океан и, можно сказать, целый мир. Может быть, ей пора вернуться домой, оставить здешнюю жизнь. А потом она думала о Лайзе, лошадях и солнце. Или еще подождать…