Забытые письма - Лия Флеминг

Да, их ждали большие перемены.

Ее потащили к модному портному в костюмерный цех, и тот одолжил ей кружевной наряд, к которому прилагалась и крошечная шляпка с перьями, ее смастерили из старого боа. Джейми упаковали во фрак и отделанную рюшами рубашку. Выглядели они так, словно им вот-вот выступать в мюзикле на Бродвее.

Сельма ухитрилась, чтобы ее не стошнило на публике, и свадьба прошла безупречно. Фотографию отправили маме, и Сельма то и дело с гордостью поглядывала на палец на правой руке. О ее положении никто не догадывался, разве что портной, которому пришлось с обеих сторон выпустить швы на талии.

Джейми целиком отдавался своей роли – со всеми потанцевал, пофлиртовал с Перл, произнес смешную речь, рассказав, как Сельма захватила его прямо у трапа шотландского парохода, – что было неправдой, но весьма повеселило гостей.

Тогда еще она и не знала, что скоро ей предстоит увидеть одно из величайших чудес света – Гранд-Каньон. Они заночевали в Саут-Риме, чтобы полюбоваться закатом над радужными скалами. В жизни не видела она ничего прекраснее и чуть не расплакалась перед величием такого творения Господа.

В ландшафте Аризоны разливалось какое-то волшебство – во всех этих красных скалах и пустыне, охряной и карминной земле, замечательных придорожных магазинчиках, стены которых были увешаны ковриками и шкурами, корзинами и драгоценностями. Сидевшие у домов индейские женщины-навахо плели коврики, а руки их, унизанные серебряными и бирюзовыми украшениями, мелодично позвякивали.

Джейми подарил ей браслет из бирюзы, и она носила его не снимая. В эти несколько беспокойных недель, когда он постоянно был занят на площадке, она брала лошадь и отправлялась с любым, кто соглашался составить ей компанию, – вдоль поросшего полынью русла ручья, а гигантские кактусы возвышались над ней. Она словно попала в книжку с картинками – только вместо обложки ей подарили синее-синее небо. Сказка, чудо, волшебство – все тут переплелось. Неужели теперь вся ее жизнь будет такой – среди таких вот диковинных мест?

Но нет. Скоро они вернулись в неряшливые комнатушки Джейми, и Сельма со стуком плюхнулась с небес на землю. Разве в эту квартирёнку влезет еще одна живая душа? Денег не хватало, и никакой работы на горизонте не было. Настал ее черед работать официанткой; ноги болели в жару, а от запаха мужского пота непрерывно тошнило. Джейми лишь наблюдал за всем этим, охотясь за эпизодическими ролями. Она же приносила домой чаевые и оставшуюся еду, тем они и жили, и Сельма старалась, чтобы ее беременность подольше оставалась незаметной.

Когда она рассказала Лайзе о ребенке, та подскочила в восторге.

– Медовый малыш, как романтично!

Ну какой смысл разочаровывать ее. Уж несомненно, Лайза будет куда мудрее и образованнее и не вляпается так неосторожно.

Буквально через несколько недель Сельма поняла, сколь бездарно и беспечно Джейми разбрасывается деньгами. Когда у него оказывались наличные, он тут же спускал их на ерунду вроде новых рубашек или журналы. Или отправлялся с приятелями со съемочной площадки выпить и угощал всех за свой счет в надежде, что кто-то сболтнет ему, кто и что собирается снимать и когда пробы.

Когда она посетовала, что они совсем ничего не откладывают для ребенка, он обернулся и гаркнул:

– Это твое чадо, ты о нем и беспокойся! А мне и других забот хватает!

Тогда они впервые серьезно поссорились, и она увидела его с новой стороны. Или он всегда был таким, а она просто не замечала?

Вот тогда-то она и почувствовала себя невыносимо одинокой. Конечно, ребенок не должен помешать его карьере – никто этого и не ждет, но совсем никак не заботиться о нем, не готовиться к его появлению – жестоко и эгоистично. Что ж, значит, ей нужен дополнительный заработок, а где его искать, как не в кинопавильонах Голливуда?

Если Джейми может играть в массовке, сможет и она. Пора попытать счастья, вдруг и ей удастся подобрать какие-то мелкие роли? Волосы она отрастила, экономя деньги на стрижке; затянулась в тугой корсет, чтобы скрыть выступающий животик. Перед пробами ее предупредили, что надо захватить свои фотографии и быть готовой к собеседованию.

– У вас хорошее лицо, как раз подходите на роль первых поселенцев, корсет и шаль усилят образ. Да, вот так заколоть волосы назад, простые ясные черты лица… Да, подойдете.

Ей дали заполнить какие-то формы и велели отправляться в костюмерную – экипироваться, прикрепить номерок и становиться в очередь на пробы.

– А уж там они решат, нужны вы им или нет.

На номерке ее имя написали как Зельма Барр, и она не стала ничего исправлять.

Почти целый день пришлось просидеть в тени – в платье с кринолином, в грубых башмаках, парике и чепце, пока наконец не подошел директор картины набирать актеров в массовку.

– Ты, ты и ты… Вон по той улице, прогуливайтесь туда-сюда, туда-сюда! Ну-ка, а ты, – он показал пальцем на Сельму, – бери-ка коляску и толкай, да порешительней.

Ее первой ролью стало толкать старую металлическую коляску по улице городка с фанерными каркасами домов и магазинов. Туда и обратно, туда и обратно – и так несколько часов, пока наконец отсняли со всех ракурсов и отрепетировали сцену. Спина ее нестерпимо ныла, зато поблизости было кафе, так что она могла поесть и не подвергаться пытке, стоя дома у того жуткого устройства, которое отчего-то называлось плитой.

Все это совершенно не походило на их медовый месяц в Аризоне, но кто же станет жаловаться, получая тринадцать долларов в день?

Джейми пришел в ярость, когда она рассказала ему о своих приключениях.

– Но ты же сказал мне найти работу.

– Ничего я не говорил!

– Еще как говорил, и не раз. Ты ведь не намерен кормить нашего ребенка, значит, это придется делать мне.

– Но я не имел в виду, что выйдет вот так… Мы не можем быть в одном бизнесе.

– Это еще почему? У меня нет тут других занятий. Такие заказы сегодня есть, а завтра нет… Правда, мне сказали, что у меня подходящее лицо, так что покуда они будут снимать вестерны о Диком Западе, кто-то должен чинно прогуливаться по городкам первых поселенцев, – улыбнулась она, надеясь, что он сможет увидеть забавное в ситуации.

– Ну да, и буду я по одну сторону улицы гулять, а ты по другую. Я вовсе не так все планировал, – вздохнул он, но хотя бы уже не сердился, и то хорошо.

– Нам надо будет подыскать другое жилье, когда малыш родится. Сюда и кошку не подселишь, – напомнила Сельма, воспользовавшись его хорошим настроением.

– Мои папаша с мамашей вырастили шестерых щенков в одной конуре… И ту мы снимали, – последовал ответ.

– Да где же вы все спали?

– Друг на дружке вповалку в кладовке: матрас на пол кинули, и довольно. Мелкие – в люльке, а родители – на самодельной кровати. На первые несколько месяцев малому вполне подойдет нижний ящик комода.

Сельме вовсе не хотелось, чтобы ее ребенок спал в ящике комода, но нищета не выбирает. Во всяком случае, ей удалось заставить его задуматься о предстоящем событии. Ничего, вот станет отцом, и научится более ответственно ко всему относиться. Но тогда она начала понимать, как же мало она знает о своем муже и как мало он знает о ней.

Гай удивленно наблюдал за птицей – алая овсянка мелькнула в кустах. Птицы здесь были такими яркими и такими разными – то голубые сойки, то дятлы с красными шляпками. Огромные ястребы, описывающие величественные круги в небе, до сих пор заставляли его бросить инструменты и восхищенно следить за их полетом. Нравилось ему вот так отправиться куда-нибудь в одиночестве – просто поразмыслить, как же сильно меняется его жизнь.

Он все набирался храбрости подойти к Ицхаку и спросить разрешения ухаживать за его дочерью. Теперь уже пора – он ведь вступил в их общину, принял крещение, причастился, изо всех сил помогал на ферме. Что же тут необычного, что ему хочется обустроиться, создать семью?

Он очень любил наблюдать, как Роза крутится по хозяйству вместе с матерью – готовит еду, шьет платья, строчит причудливые одеяла из лоскутков, ни минуты не сидит на месте. Но стоило ему войти к комнату, как все менялось: он видел, как щеки ее вспыхивают и что уголком голубых глаз она чуть косится на него, едва заметно улыбаясь краешком рта.

Им не требовалось спрашивать позволения, чтобы вместе прогуливаться по полям, и она расспрашивала его о прежней жизни, о его семье, о том, какая же Англия на самом деле. Она никак не могла понять, как он смог покинуть родную страну, а он ловил себя на том, с какой ностальгией рассказывает о Йоркшире, о том, как иной холм или пейзаж здесь так его напоминает, рассказывал о Джемайме и о своем брате. И о том, как его жизнь там закончилась.