Самоцветные горы - Мария Семенова

“А всё оттого, что теперь у меня есть что терять! – беспощадно приговорил себя учёный ар-рант. – Тоже выискался… Лечитель наследницы Агитиаль! Кладезь мудрости, пишущий третью книгу для хранилищ вечного Силиона… И чтобы меня как какого-то распоследнего… в воровстве… А провались!!! Да пошли они все в …!!!” – Эврих с удовольствием, чуть ли не по складам, мысленно выговорил самое непристойное проклятие на родном языке. Средство было безотказное. Эвриху снова исполнилось восемнадцать, он сделался шальным, весёлым и лёгким и напрочь перестал беспокоиться, как завершится затеянное ими дело. Собственно, ему стало всё равно. Чем бы ни кончилось – главное, что прежде конца будет неплохая забава! И в том смысле, что вкладывали в это слово сегваны, и в самом обыкновенном!

У дверцы в каменной стене Эврих, к некоторому своему разочарованию, дюжих стражников не обнаружил. Значит, драки в ближайшее время не предвиделось. Эврих быстро огляделся, а когда снова посмотрел на дверцу, то даже вздрогнул: возле неё стоял Шамарган. Вот так и поверишь в необычайную выучку и особые умения поклонников Смерти. Эврих отвёл глаза всего на долю мгновения, и за это время лицедей, вряд ли нарочно желавший его удивить, вырос точно из-под земли. Хотя до ближайшего угла было шагов, наверное, десять, а тень в дверной нише была маловата для укрытия даже ребёнку. Чудеса, да и только. Эврих ощутил, как разгорается знакомый огонёк любопытства, и мысленно положил себе на досуге подробно расспросить Шамаргана. Когда ещё ему доведётся снова пить пиво с единоверцем убийцы, чей нож однажды едва не лишил его удовольствия странствовать и постигать мир?..

– Нам везёт, – вполголоса сообщил Шамарган. – Он уже там.

Им не было нужды бояться случайных прохожих, способных заметить подозрительное сборище под стеной и на всякий случай переполошить городских стражников. Мудреца Зелхата, чей дом единственный соседствовал с обиталищем Шехмала Стумеха, в городе почитали отчасти за колдуна; во всяком случае, сплетни о таинственных огнях и свечении на болоте расползались исправно. Кто в здравом рассудке сунется сюда посреди ночи?

Эврих снова огляделся:

– А где кунс?

Винитара нигде не было видно, хотя ему следовало бы уже появиться, и арранта даже кольнула некая очень нехорошая мысль, но Мыш, бдительно крутившийся рядом с хозяином, вдруг шастнул в непроглядную тень у края забора и сразу вернулся, и почти сразу оттуда в полосу мутного и тусклого света шагнул Винитар. Один рукав его рубашки был почему-то разорван возле локтя. Он пожал плечами и равнодушно пояснил:

– Кошелёк срезать хотели.

На другой день среди чирахского ворья распространится пугающий слух. О том, как трое порядочных мужиков с дубинками, сокрытыми под плащами, увязались за явно пьяным одиноким сегваном, думая вежливо попросить у него деньжат на лечение больного собрата. Но, когда дубинки уже были занесены, пьяный вдруг обернулся, хотя ничего не должен был увидеть или услышать, и… что случилось потом, ни один из троих толком вспомнить так и не смог. Но на свою улицу они кое-как доползли только к рассвету.

Однако всё это будет лишь назавтра… Эврих снова вспомнил деревню под сводом горной пещеры и задрал голову, примериваясь к каменной стене и соображая, как они полезут наверх. Как тогда – или, может, сперва закинут наверх лёгкого Шамаргана?.. Ни то, ни другое. Шамарган присел на корточки рядом с дверцей, вынул что-то из поясного кармана. Короткая игра ловких пальцев возле считавшегося очень надёжным замка… И дверь неслышно повернулась на хорошо смазанных петлях. Ещё бы им не быть хорошо смазанными!

…И, конечно, первым долгом в двери появилась морда большущего сторожевого пса.

Всё правильно. Кто поверит в богатство хозяина дома, если тот может обходиться без такого вот стража? Люди засмеют. Да и правильно сделают. Пёс был степной халисунской породы, очень крепкий, с длинной белой шерстью, отроду не стриженной и свалявшейся в грязноватые шнуры, подметавшие землю. На такого зверя вору без толку замахиваться палкой. По его шубе, не причинив вреда, может соскользнуть нож и даже топор. Окажется хоть чуть-чуть неверен замах – и молись, ночной гость, уже не о жизни, а лишь о том, чтобы недолгими оказались мучения в страшенных зубах… Не иначе, какой-нибудь служанке особо платили за то, чтобы на время прихода-ухода “друга сердечного” она уводила неподкупного сторожа в дом. Куда простой душе против человеческой подлости!..

Свирепый кобель уже высунулся наружу, чтобы уткнуться лобастой головой Волкодаву в колени и начать по-кошачьи тереться, ворча и поскуливая от восторга. Венн похлопал его по боку, потом обнял и, кажется, что-то тихо сказал на ухо. Шамарган вошёл внутрь последним и снова повернул отмычку в замке, запирая дверь.

К дому через сад тянулась тропинка. Ею пользовались слуги, выходившие за деньги показывать приезжим дом Зелхата Мельсинского. Дом мельника, почти не дававший себя разглядеть через стену (и правильно – нечего зря глазеть всяким чужим!), вблизи оказался большим и богатым. Тоже правильно. Шехмала Стумеха называли мельником лишь по привычке. На самом деле он давно уже сам не бросал в воздух горстку муки, призывая запропастившийся ветер. Мельниц, исправно вращавших крыльями, у него был целый десяток. И хороший надел земли, где колосилась пшеница. И пекарни с умелыми работниками…

В этом доме росла Ниилит.

Сперва – как любимая дочь. Потом – после Чёрного года, смерти родителей и приезда дядьки с семьёй – как нелюбимое брату чадо, то ли бедная родственница, то ли служанка. По саккаремским законам незамужняя дочь не может наследовать, если только она не дочь шада. Умрёт старший брат, и имущество отойдёт к младшему. А судьбы таких, как Шехмал Ниилит, вручаются заботам родни.

И уж те позаботились…

Эврих косился на три невесомые тени, скользившие впереди него по тропинке, и казался себе самому до ужаса шумным и неуклюжим. Прав был венн, пытавшийся отговорить его от участия в этом сумасшедшем набеге… То есть теперь, когда всё началось, Эврих совершенно перестал бояться… или, как выразился Волкодав, “думать сразу о многом”. Страх у него был только один. Не оказаться бы тюфяком, способным помешать двоим воинам и убийце.

Они достигли дома. Здесь двери даже ночью оставались не заперты. Зачем, от кого? “А хоть от нас, милые. Впрочем… если Шамарган…”

Внутри было тихо. И они ничем не нарушили – эту тишину.

Дальше вёл Волкодав, и Эврих положил себе непременно расспросить его – как, каким образом?.. Неужто Ниилит так подробно рассказывала ему о своём доме и он умудрился ничего не забыть? Вызнал ли для него что-нибудь Шамарган, успевший за один вечер поболтать, кажется, со всеми служанками в городе?.. Или венн снова пускал в ход своё собачье чутьё? Или, может, пользовался неким непонятным, но очень действенным даром, позволявшим ему подслушивать его, Эвриха, мысли?..