Гарем, в котором меня не будет - Эмили Карр

закрылась, оставляя девушку неудовлетворённой, а к тому же подавленной, от осознания того, что она расстроила Юн Джинга. Сильно расстроила…

* * *

«Опять ты за своё?!»

Ши Мэй перевернулась на другой бок, пытаясь не вспоминать грубый голос героя полный боли и ненависти.

«Ты хоть понимаешь, как это опасно?! Почему ты снова ничего не говоришь?! Почему ты снова не думаешь о себе»

Девушка перевернулась на спину смотря в потолок, — «Что значит не думаю? О ком мне ещё думать, как не о себе? Я же…»

«Этим убиваешь именно меня.»

Ши Мэй встала с кровати, понимая что ей не удастся уснуть.

Выйдя из комнаты, девушка удивилась, что дверь не заперта. Хотя, куда ей бежать? Проходя по длинным коридорам Ши Мэй ощущала себя такой маленький среди блинных потолков. Вокруг не было ни души, и хоть, по правде говоря, дама не знала точно куда держит путь, но в итоге ноги привели её к напротив стоящей от её комнаты двери. К покоям Юн Джинга.

Стоя всего в шаге от двери Ши Мэй то и дело хотела постучаться, но тут же убирала руку за спину, ненавидя такие серьёзные разговоры, кусаемые её и мужчины.

«Может не стоит? А вдруг он уже спит и…» — девушка сжала кулаки, и наплевав на страхи всё же постучалась в дверь. В ответ тишина. Ши Мэй снова постучалась, но итог тот же. Только дама подумала, что ей может лучше уйти и не беспокоить героя, как дверь приоткрылась, позволяя ночной гостье войти.

Тихо проникнув в покое Императора Юн, девушка замялась, ведь мужчин сидел за столом с кувшином вина. Он не спал и явно даже не ложился в кровать, но на нём висел более простое одеяние, нежели те, в которое был облачен мужчина пару часов назад.

По лицу героя было видно, что он не в настроении. Очень сильно не в настроении. На приход дамы Император даже не поднял взгляд, смотря на чашу в своих руках.

Хоть по виду мужчины становилось понятно, что он не настроен на разговор с девушкой, но раз её не прогоняют, значит принимают. Сев напротив Юн Джинга, дама осмотрелась вокруг. В отличии от её комнаты, покои Императора оказались мрачны, но всё равно красивы.

— Сегодня много чего произошло. Иди спасть, — не поднимая на гостью взгляд, бросил мужчина.

— На меня наложили эту печать после заточения в тюрьме, — решилась поведать герою все девушка, — Это сделали старейшины и Шу Юншэн. Я знала, что эта печать опасна, но в первый день мне не хотелось никого беспокоить, а во второй у меня проявилась болезнь, и я не успела никому ни о чем сообщить, — Ши Мэй, наконец, обратила на себя взгляд Юн Джинга, но свой опустив в пол, — Возможно, не сбеги я тогда и меня бы обследовали тщательней, и тогда увидели бы эту печать. Но я сбежала. Сбежала, потому как хотела сама спасти себя. Хотела управлять своей жизнь на все сто. Хотела… — кулаки девы сжались, признавая она себе истинную причину своих поступков, — Доказать сама себе, что я могу что-то сделать сама. Что я чего-то стою. Хотя бы для себя…

Ши Мэй тяжело вздохнула, вспоминаю те печальные времена, когда все как один вторили ей, что она никто. Что она неудачница. Что она ничего не сможет. Как в этом мире, так и в прошлом. Никто не верил в неё. Все считала слабой, беспомощной… А ведь Тань Лань никогда не желала жалости к себе. Ей хотелось быть со всеми равными, но, когда тебя лишь топчут под ногами, стать равным становиться мало. Именно из-за этого дама изменила своё желание, теперь мечтая быть выше всех, а не как все.

Вдруг девушка осознала, что своим нытьём могла только подпортить и без того мрачное состояние героя, потому поспешила добавить.

— Хотя это не важно. На самом деле я правда доверяю тебе и рассказала бы со временем, но просто этого времени не наступило и…

— Снова. — вздохнул Юн Джинг, сжав чашу, — Опять ты говоришь, что это не важно, хотя тебе явно больно! Тебе явно важны эти чувства, и ты страдаешь из-за них, но продолжаешь отмахиваться и говорить, что это не важно. — раскусил даму герой, вогнав её в мимолётный ступор, а затем и в беспокойство. Чтоб кто-то и заметил её истинные чувства? Да кому надо залезать так далеко?

— Я… — хотела как-то оправдать себя Ши Мэй, но затем поняла, что ей нечего возразить.

Юн Джинг правильно сказал, девушка ненавидит кому-то говорить о своей боли. Жаловаться на свою жизнь… Ждать от кого-то помощи. Ши Мэй слишком привыкла быть самостоятельной и всегда отвечать за свою жизнь, не пуская туда посторонних людей.

— … не знаю, как себя перебороть. Это получается автоматически. И ты прав, я действительно, — вдруг дама ощутила, как ещё глаза стали мокрыми, — Себя не люблю.

Это было правдой. Сколько бы Тань Лань не старалась, какой-бы успешной не была и сколько бы денег не тратила, но полюбить себя после всех издевательств, упреков и претензий в её сторону, она не могла. Просто не могла…

Вдруг, недавно опустошённый и злой мужчина раскрыл полные растерянности глаза, и в это же мгновения крепко обнял девушку, говоря уже совсем не грубым, а очень даже нежным голосом.

— Прости меня, я не должен был на тебя давить. Прости… — считая себя виновным в слезах дорогой девушки, ощутил небывалую боль в душе Юн Джинг, — Но я действительно очень печалюсь о тебе. Больше, чем о самом себе, и поэтому я прошу. Нет, я молю тебя… — немного отодвинув от себя Ши Мэй, но всё ещё держа её в своих руках, Юн Джинг вглядывался в лицо девушки, будто молясь перед богом, — Доверь мне свою жизнь.

Ши Мэй смотрела в глаза Юн Джинга, видя в нём такую собачью верность. Такую любовь. Такую защиту, которую её в жизни не давали, но которую она хотела. Хоть девушка не желала никому принадлежать, быть слабой в чьих-то руках, доверить кому-то свою жизнь, но… Рядом с Юн Джингом всё менялось и улыбнувшись, дама обняла дорогого сердцу мужчину, сдавшись ему целиком и полностью.

— Будь с ней мягок.

* * *

На огромной кровати с черными простынями, могли бы звёздочкой уместиться человек десять, но в итоге спасли лишь двое, прижавшись к друг другу так крепко, и наплевав на пространство вокруг. Им хватило бы и это маленькое местечко, в котором они ощущали тепло, уют