Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра - Кирилл Резников

Споры и ссоры с Шуйским не мешали Гермогену отстаивать его дело. Против Болотникова, осадившего Москву, он организовал в Успенском соборе оглашение повести «о некоем муже духовну», которому привиделся Христос, грозивший предать москвичей «кровоядцам и немилостивым разбойникам», и объявил шестидневный пост с молитвами о законном царе. Гермоген писал и рассылал грамоты, призывавшие к отпору «ворам» и разъяснявшие, что истинный царевич Дмитрий мёртв, а мощи его перенесены в Москву. Он же, вместе с первым патриархом Иовом провел в Москве всенародное покаяние с целью прощения совершенных в годы Смуты клятвопреступлений. Очищенный покаянием, Гермоген предал церковному проклятию Болотникова и его подручных. Когда Шуйский взял Тулу и захватил Болотникова, а затем распустил войска и надумал

Царь его не послушал, и Гермоген надолго замолчал, но после того как войска Вора заняли Тушино, забыл обиду и выступил в защиту царя: выходил на площадь укрощать толпу, желавшую свергнуть Шуйского, писал грамоты в Тушино, желая усовестить мятежников. Когда Шуйского сводили с престола, патриарх заступался за него, проклинал Захария Ляпунова — самого видного заговорщика, не признавал насильственного пострижения царя, и даже советовал вновь возвести его на престол. Наконец, поняв, что царствование Василия кончено, Гермоген установил по церквам молебны об избрании царя от «корене российского рода»; сам он склонялся к Василию Голицыну или Михаилу Романову. Не вышло и этого: подошедший к Москве гетман Жолкевский, используя пряник и кнут, убедил бояр и с ними часть московского посада, что лучший для них выход после сведения с престола Шуйского и прихода Вора в Коломенское — избрать на московский престол королевича Владислава. А он, гетман, поможет им одолеть Вора. В последующих событиях Гермоген сыграл роль, позволяющую назвать его хранителем России.

Подвиг Гермогена. Переговоры Боярской думы с Жолкевским проходили всю первую половину августа 1610 г. Вопреки популярным описаниям, об их ходе были осведомлены москвичи, и тем более патриарх. Позиция Гермогена была проста — он настаивал, чтобы Владислав принял крещение. В «Новом летописце» описано как бояре пришли к нему и возвестили, что избрали на Московское государство королевича Владислава: «Патриарх же Ермоген им з запрещением глаголаше: "Аще [если] будет креститься и будет в православной християнской вере и аз вас благословляю; аще не будет креститься, то нарушение будет всему Московскому государству и православной христианской вере, да не буди на вась наше благословение"». Гермоген предупредил бояр до начала переговоров с Жолкевским. Получив, хоть и с оговоркой, согласие патриарха, бояре стали «съезжаться» с гетманом и «говорити о королевиче Владиславе». Гермоген постоянно влиял на переговорщиков в сторону защиты православия и крещения королевича: «Патриарх же Ермоген укреплял их, чтобы отнюдь без крещения на царство его не сажали».

Переговоры шли негладко, Жолкевский всячески стремился убрать пункты, обязывающие Владислава принять православие и запрещающие католичество в России. Переговоры он вёл, превышая данные королем полномочия и двоедушно. Русские историки в большинстве своем склонны восхищаться умеренностью и благородством Жолкевского и обвинять узколобого фанатика Сигизмунда. Между тем, Сигизмунд был открытый враг, не скрывавший желания подчинить Московское государство, тогда как Жолкевский хотел того же, но действовал осторожно, убаюкивая бояр красивыми словами. Когда переговорщики, благодаря Гермогену, встали твердо, то гетман, вопреки указаниям короля, пошел на уступки. 17 (26) августа 1610 г. московские бояре «по благословению и по совету святейшаго Ермогена» и по приговору «всех чинов» подписали с Жолкевским договор о призвании Владислава на российский престол.

Договор наказывает духовенству, дворянам, всем служивым и «жилецким» людям Московского государства бить челом великому государю Сигизмунду, да пожалует им сына своего, Владислава, в цари. Вторым пунктом шло требование королевичу Владиславу венчаться «царским венцем и диадимою от святейшаго Ермогена патриарха Московскаго и всея Русии и ото всего освященнаго собору греческия веры по прежнему чину, как прежние великие государи цари Московские венчались». Здесь содержалось скрытое требование креститься в православие, ведь католик не мог принять причастие от православного патриарха (Марина нарушила запрет папы, причастившись во время венчания). Для верности Гермоген настоял на включении в договор последнего пункта о крещении: «А о крещеньи, чтоб государю королевичу... пожаловати креститися в нашу православную христианскую веру греческаго закона и быта в нашей... вере... послать посольство к Сигизмунду и Владиславу». Второй и последний пункты закрывают для Сигизмунда возможность самому стать русским царем и не оставляют сомнения в необходимости для Владислава православного крещения.

Были и пункты, охраняющие православие: латинским костёлов и иных вер храмов не строить, православных в другую веру не отводить, евреев в страну не пропускать, в духовные дела не вступаться, церковные и иные имущества защищать, почитать «цельбоносные» гробы и мощи, даяния Церкви не уменьшать, а приумножать, «святейшего Ермогена патриарха», духовенство, весь собор христианский православной веры «чтити и беречи во всем». Наряду с заключением мира и военного союза между Россией и Речью Посполитой королю предлагалось прекратить осаду Смоленска и вывести все войска. Платежи на жалованье и за убытки польским и литовским воинским людям предлагалось установить в особом договоре. Бояре ограничивали права Владислава принимать решения без совета с ними и включили пункт о запрете иноземцам быть боярами и занимать воинские и земские чины. Был введен и практический пункт, что «гетману Станиславу Станиславовичу в город Москву польских, и литовских... ратных людей... без повеления бояр и без дела не впущать».

Договор получился для русских выгодный: 27 августа радостная Москва, а за ней многие города России целовали крест Владиславу. Но радоваться было нечему: польская сторона договор всерьез не принимала, и не только король, договора не подписавший, но «благородный» Жолкевский. Обязавшись избавить Москву от угрозы войск Вора, а потом отступить к Можайску, гетман на самом деле задумал ввести польский гарнизон в Москву. Начал он с того, что под предлогом борьбы с самозванцем ночью провел войско сквозь город и вывел, никого не тронув, чем внушил доверие москвичей. Затем склонил бояр поставить во главе посольства к Сигизмунду князя Василия Голицына и митрополита Филарета, тем самым удаляя из Москвы влиятельных людей, опасных для его планов. Гермоген тогда ещё верил в договор и написал Сигизмунду и Владиславу, приглашая королевича по принятии православия занять московский престол.

Прощаясь с послами, патриарх всех благословил стоять за веру православную и не прельщаться ни на какие прелести; Филарет дал тогда обет умереть за православную веру. Оставшиеся в Москве бояре, боясь восстания чёрных людей, сторонников Вора, хотели пустить в город гетмана. Узнав об этом, Гермоген говорил боярам и всем людям «с великим запрещением, чтоб не пустить литву в город». Полякам пытались открыть ворота, но один монах ударил в набат, и Жолкевский отложил вступление в Москву. Обозленные бояре заявили Гермогену, чтобы «в земские дела не вдавался, так как... никогда того не бывало, чтобы попы государскими делами распоряжались». В ночь на 21 сентября 1610 г. поляки тихо заняли укрепления Москвы. Гетман держал поляков в дисциплине, но из 18 тыс. стрельцов большую часть выслал из Москвы, а остальных отдал под начало своего помощника Александра Госевского.

С патриархом гетман всячески налаживал отношения: посылал письма почтительные, выражал уважение к греческой вере, потом нанёс визит и ещё бывал у него. Гермоген держался вежливо, но доверия к латиннику не испытывал. Готовясь к отъезду, Жолкевский решил захватить с собой свергнутого царя Василия и его братьев.

В ход пошла ложь, что Василию угрожает опасность и лучше отвезти его в спокойное место — в Иосифо-Волоколамский монастырь. Гермоген протестовал и ссорился с боярами, но они, слушая гетмана, отправили свергнутого царя в монастырь. Завершив дела в Москве, Жолкевский, захватив младших Шуйских, заехал в Иосифов монастырь, забрал Василия и отбыл к королю под Смоленск. (Поражает необъяснимая любовь русских историков к Жолкевскому — одному из самых коварных врагов России! — К.Р.)

После занятия поляками Кремля Боярская дума во главе с Ф.И. Мстиславским, известная как «Семибоярщина», потеряла значение правительства. Власть в Москве теперь находилась в руках Госевского. Ему помогали тушинцы, переметнувшиеся к полякам, — «кривые» Смутного времени, как их называл И.Е. Забелин. Из «кривых» на первых ролях были боярин Михаил Салтыков Кривой и «торговый мужик» Фёдор Андронов, ставший в Тушине думным дьяком, а при поляках — московским казначеем. Салтыков и Андронов избрали в конфиденты литовского канцлера Льва Сапегу. Они писали ему обо всём, что узнавали, и доносили на Госевского и друг на друга. Особенно старался угодить бывший кожевник, а ныне думный дворянин и хранитель царских сокровищ Андронов. «Милостивый пане, пане, а пане милостивый...» — частил он, спеша сообщить Сапеге о новинах в Москве. Вот эти «правители» и решили взяться за Гермогена.