Король-Провидец - Кристофер Банч

Я вспомнил, но ничего не сказал. В тот момент я ощутил необъяснимое раздражение. Мне хотелось лишь одного — чтобы меня оставили в покое, но, похоже, моему желанию так и не суждено было исполниться.

— Это идея Тенедоса?

В ее глазах вспыхнул гнев, и она уже открыла рот для резкого ответа, но затем сдержалась.

— Лейш Тенедос платит мне жалование за то, что я готовлю ему десерт, не более того, — она встала. — Ты хочешь, чтобы я ушла?

Я чуть не сказал «да», но во мне еще оставалась крупица здравого смысла, и я покачал головой. Она положила руку мне на плечо. После небольшой паузы я накрыл ее руку своей.

Мне почти не хотелось есть, но я заставил себя сходить в одно из помещений, отведенное под столовую, и проглотить тарелку супа. Потом я погулял в саду, не чувствуя мороза из-за другого, гораздо более сильного холода, сковавшего меня изнутри. Когда стемнело, я вернулся к себе.

Жакоба уже лежала на огромной постели, сдвинувшись к одному краю и свернувшись клубком. Я разделся так тихо, как только мог, и скользнул под одеяло рядом с ней, отвернувшись в другую сторону. Во мне не было ни страсти, ни похоти — вообще никаких чувств.

Ее рука прикоснулась к моей забинтованной ноге, затем она легла на спину и погладила ее — не чувственным, но дружеским, утешающим движением. Но лед, сковавший мою душу, был слишком прочным. Вскоре она вздохнула и отодвинулась. Через некоторое время ее дыхание стало ровным и глубоким, а потом заснул и я.

На следующий день Тенедос вызвал меня.

— Помнишь, как я сказал, что поздравления от твоего домициуса были только началом? — он протянул пачку депеш. — Это специальные распоряжения, полученные по гелиографу. Нас с тобой, моих помощников, а также некоторых воинов, сопровождавших нас в походе из Сайаны, волею Совета Десяти вызывают в Никею для полного отчета о «трагических событиях и злонамеренных действиях, предпринятых варварами Спорных Земель».

Мы должны ожидать прибытия пакетбота «Таулер», который будет отправлен через несколько дней, — продолжал он, сверившись с текстом депеши. — А тем временем нам предписывается отдыхать и в полной мере наслаждаться удобствами, предоставляемыми нам градоправителями Ренана по указанию свыше.

Затем мы отправляемся в Никею, где будем ожидать аудиенции у Совета Десяти, — он поднял голову и взглянул на меня. — Там-то все и начнется, друг мой. Они полагали, будто посылают меня в изгнание, а возможно, и обрекают на смерть, но Сайонджи рассудила иначе. Теперь они будут вынуждены выслушать меня и понять, что настало время перемен.

Говорю тебе, Дамастес — никто из погибших вместе с нами не умер напрасно, если это приблизит великое возрождение, о котором я мечтаю!

Тенедос встал и принялся возбужденно расхаживать взад-вперед.

— Да, я чувствую это! Это начало!

Я произнес какие-то вежливые слова, однако не ощущал внутреннего подъема. Но если Лейш Тенедос, Провидец Тенедос хочет, чтобы я сопровождал его в Никею... что ж, это место не хуже любого другого. Почему бы и нет? Может быть, вдали от гор лед в моей душе все-таки растает?

Это случилось гораздо раньше.

В тот вечер мы с Жакобой гуляли в саду. Было холодно, и мы оба надели теплые плащи. Молчаливо шагая бок о бок, мы вскоре вошли под сень огромного дерева. Хотя наступил Период Бурь, огромные разноцветные листья все еще льнули к ветвям. В нескольких ярдах от нас стояла скульптура — одна из множества украшавших окрестные сады. Сначала я не обратил на нее внимания.

Жакоба ловко вспрыгнула на толстую ветку, изгибавшуюся в трех футах над землей, и уселась там, так что ее глаза находились на одном уровне с моими.

Вечер был прохладным и ясным. Я смотрел на горы, на жуткие ледяные пики, отмечавшие границу Спорных Земель.

Внезапно они озарились призрачным светом, мерцающим как северное сияние, и вслед за этим кто-то обратился ко мне громоподобным голосом. Может быть, то был голос богини, а может быть, он принадлежал маленькой девочке.

"Мир есть смерть , — сказал он. — В мире нет ничего, кроме страданий и отчаянных попыток избежать возвращения к Колесу, или столь же безрассудного стремления к нему.

Если ты изберешь этот взгляд на мир, то такова будет и твоя жизнь , — продолжал голос. — Но неужели ты думаешь, будто капитан Меллет и его люди хотели умереть? Неужели они не желали жизни, тепла, любви и женских объятий?

Теперь Сайонджи забрала их, и девочку Эллори тоже. Может быть, она завладела и тобой?"

— Нет, — взволнованно ответил я, не отдавая себе отчета в том, что говорю вслух.

— Что? — удивленно спросила Жакоба.

— Извини, — сказал я, отвернувшись от гор и смерти, которую они олицетворяли. Внезапно я осознал, что Жакоба совсем рядом со мной. Ее губы слегка приоткрылись, дыхание было теплым и нежным.

Казалось уместным поцеловать ее, что я и сделал. Ее руки на мгновение замерли у меня на плечах, затем скользнули под мой плащ и потянули к себе. Я поцеловал ее снова — очень долгим поцелуем.

— Я вернулся, — прошептал я.

Каким-то образом она поняла, или сделала вид, что поняла.

— Это очень хорошо.

Я распахнул плащ, чтобы он накрывал нас обоих, и мы обнимали друг друга: я стоя, а она сидя на ветке. Долгое время мы не двигались. Я снова поцеловал ее, и она обвила меня ногами, заключив в другое объятие.

Оно было теплым и призывным. Я почувствовал, как дух взыграл во мне.

Жакоба неожиданно хихикнула.

— Что тут смешного? — спросил я.

— Эта статуя.

Я взглянул на статую в сгущавшихся сумерках и порадовался тому, что уже почти стемнело. Стыдливость не принадлежит к числу моих добродетелей, однако я все-таки вырос в благопристойной семье. Скульптура изображала Сатира, занимавшегося любовью с Нимфой. Он поднимал ее над землей, поддерживая за ягодицы, а она обвивала ногами его поясницу. На обеих лицах застыло выражение козлиной похоти.

— Что в ней смешного?

— Просто я сразу же поняла, что скульптором был мужчина.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовался я. — Конечно, сцена очень откровенная и детали переданы достоверно, но...

— Ах, мой очаровательный юный кавалерист, тут-то ты ошибаешься. Совсем не достоверно.

— Почему же?

— Мужчины не такие сильные, — пояснила Жакоба. — Если кто-нибудь, даже сатир, попытается заняться любовью подобным образом, он обязательно упадет и потащит женщину за собой.

— Ага, — пробормотал я. — Не кажется ли тебе, что лучше говорить о том, что знаешь сама, чем вдаваться в беспочвенные рассуждения?

— Докажи, что я ошибаюсь, — предложила она. — Но только если рана на твоей ноге уже зажила.