Ежегодный пир Погребального братства - Энар Матиас

СУДЬЯ: Что? Что? Что она говорит? Это она кому говорит? Вы понимаете, что говорит эта девица? По-французски говорите. Писарь, скажите ей говорить по-французски. Господин адвокат, сделайте что-нибудь. Жандарм, отстаньте от нее и хоть вы сядьте на место. Мы тут не на рынке. Все-таки убийство разбираем. Господин адвокат, у вас есть возражения, уточнения? В противном случае пусть продолжает.

АДВОКАТ: Нет, Ваша честь. Разве что ее возраст…

СУДЬЯ: Спасибо. Ваш черед, господин прокурор. Идем дальше. Вопрос закрыт.

ПРОКУРОР: Так что там говорила ваша мать? До стычки с жандармом.

ПЕЛАГИЯ: Maman disa t’en approchis pâ, elle disa t’en appro — chis pâ ma pauv’…

ПОМОЩНИК: Мать говорила ей не приближаться к покойному.

АДВОКАТ: Ну, это я понял, черт побери.

ПОМОЩНИК: Она старается говорить по-французски.

АДВОКАТ: Старается? Вы смеетесь?

ПЕЛАГИЯ: Yt fotra, pi ben certez, pauv de moy i si toute rabassée pi noiraude qu’on dira une grolle au labourd (На что, она говорит, была похожа? — На галку в поле, Ваша честь), bec à caillou, une chaille à poules, bonne à gisier qué-taille, mordieu toute be-dasse quétaille, figue à chève, bedasse à pu n’en peuvoir quétaille (она же глупая, как курица, только камни не глотала, уставилась на него, как коза на фигу) pi i ai mal asteure, ai tan si mal qu’i pieure des larmasses en cascade, en ru de mal, cascade en doleure, tan si mal, tan, qu’les larmasses em réjounaillent la jotte corn un champ (a теперь так ей больно, что слезы бороздят ей щеку, как поле), pi jal nœil sec da tan pioura, les oumes fon pioura, pi paquavèl ceinturon, brutasses (и горло высохло, и глаза сухие, люди умеют довести до слез, не только когда ремнем хлещут), chau brutasse m’appalle morvasse et m’fichit la patochau fessia, paf, (она говорит, Ваша честь, что покойный трогал ее за зад), l’ava souri avan la cou-lére, о lé pâ dou façons, com que pensait doun s’y pende, cheu canqueurlas (он сначала улыбался, a потом решил попросту действовать), bô, l’éta bên bô, tou blanchi de la chemisole, la queurvatte fine, l’éta pâ un poèt d’autant, l’ava pâ la pouésie din la goule, hein, l’homasse! (Что-что? — Покойный был одет хорошо, нарядно, но он не стихи ей читать собирался. — Ну, это и так ясно.) Ô chique е glaviotte tant qu’ô peu. (Он плевался… харкал все время. — Да, я понял.) Ô l’est tout d’envige é de désigue en lui, envige, coulére, fu-rieure, doleure, me claque et me colle contel mur, me beigne tan fort que m’aripe l’oraille (Распалился и стукнул ее, такую затрещину дал, у нее чуть ухо не оторвалось) — pyit, pyit, pyit 111 que fit, m’a mis sa patoche soûl coteillon (он запыхтел, сунул ей лапу под юбку), ja pu reumué (она не могла двинуться); ja pu reumué lym souff au nez à renarder tanco pu-daille (чуть ее не вырвало, так у него воняло из пасти, говорит), ym souffau cou qu’on dira un che-nasse la leng douor (a он как пес вывалил язык наружу)… Ym fouillit avec sa patoche, mal, mal, mal (больно делал рукой под юбкой) у tla mordu, у tla mordu au sang, au sang! (Она его укусила до крови!) Pi m’a claquée et collé beigne sur beigne, l’avoit grand oun patte en moi, ac laut mastiquaille les mamelles et souffloit fort, le chnasse, y disaille “Garse! Garse! Tâ’l feu au chu, senti don com fissounaille, garse!” (Другой рукой… мял ей груди, сопел и рычал, и хрипел, как собака, все обзывал шлюхой, говорил, что она сама распалилась, и потом… — И что потом? — Я так понял, у него была эрекция.) Quim bialaille, о s’éjogruille, о s’éjogruille! Me garoche a bas com oune géline morte. (Швырнул ее об землю, как дохлую курицу.) M’ouvraille les chusses ас deux mounes su mes geoneils, j’bayaudaille, granment, tanco pevaille! (Он ее схватил за коленки и раздвинул ноги, она кричала изо всех сил.) H’en pleuraille соге, о lè ben huntou, huntou, si, la paour, la grand paour, la paour qui m’fit trop mal… Pi iagrèche oune grousse perraille oune grousse père durasse ben lourde, ben puïntue, Boun Diou qu’availle mal, l’ébousinaille la caboche ave la piare, ô jur, li rabataille la tete, avec toute la vigace quo pève, cloc, crac (Плакала, от страха, от боли, а потом схватила большой камень, тяжелый очень камень, острый, и со всей силы стукнула ему по башке, говорит), il s’ébraille сот un baudet, соге, соге, vlà le sang quo fuisse tède сот deula gargate au goret, me via covète, tote covète embabouinée deus sang (он завопил как осел, кровь потекла, будто борова режут, она вся была в крови, вся липкая) — pi Га cheu, mol сот oune loche, m’a chu dessu, iavais la goule plène de sang, plène de sang, et su moe l’état сот queurvé, i bougea pu, l’piffre su mon jabot (потом он упал на нее, обмяк как слизняк, и не двигался, и уткнулся ей носом в рубаху), iavais paour, l’ai boté loin (испугалась, отбросила его с силой), loin pij valeté, galopaille braillante corn oune drôlesse (и убежала, и кричала, как ребенок, говорит).

ПРОКУРОР: Она закончила?

АДВОКАТ: Да.

СУДЬЯ: Присяжные поняли всё, что сказала обвиняемая?

АСЕССОР: Да.

СУДЬЯ: Присяжным повезло.

* * *

Когда могильщики, содрогаясь от ужаса, предавали земле главу и юное тело Марселя Сабурена, казненного на Брешской площади в Ниоре, они сунули ему голову между ног и уложили в куцый кленовый гроб, даже не сняв с него длинную серую рубаху смертника, набухшую черной кровью, не омыв тело и не пустив родственников проститься, — они, конечно, знали, за какое ужасное преступление тот был укорочен на голову, и сильно ужасались немыслимой жестокости этого преступления; будь они посмелее, покопались бы в вонючих мозгах этого Сабурена, чтобы отыскать там корни такого чудовищного греха, но довольствовались тем, что, кое-как прихоронив скорбный ящик, уныло вернулись к Обители Правосудия, — так назывался холм, на котором некогда в самом сердце теперешнего ниорского квартала Бризо, а тогда Сент-Пезеннской коммуны, носящей имя святой с ракушкой, стояли виселицы, где вздергивали преступников, и потом их тела долго качались на перекладине для примера и для острастки, и могильщикам казалось, что это скорбное место, с его черными воронами, выклевывающими глаза мертвецам, с ведьмами, копающими по ночам землю под ногами повешенных в поисках мандрагоры, и волками, воющими в тоске, как люди под пыткой, что это скорбное место от веку существует, чтобы принимать усопших, — именно там, под грудой камней, Марсель Сабурен спрятал тело своей сестры. Элен Сабурен погибла 2 августа 1893 года, ей было двадцать четыре года; могильщики хоронили ее, обливаясь слезами, так ужасно изуродовано было ее молодое тело: череп проломлен, живот вспорот, внутренности обезображены августовской жарой и ножом. Душа Элен воплотилась в новорожденной девочке, явившейся на свет близ Партене, в семье издольщиков, которые приняли ее с радостью; Марсель же, казненный на гильотине брат, продолжил свое хождение по мукам, раз за разом возрождась среди слепых червей, сотни поколений подряд, и этнолог Давид Мазон только что непредумышленно отправил его назад в Колесо струей бытового моющего средства с содержанием аммиака, недоумевая, откуда берутся те загадочные и малоизвестные твари, что населяют его ванную комнату, и надеясь скрыть последним проходом губки эту мерзость от взора молодой женщины, лежавшей на его постели, ибо догадывался, что наступит час, когда этой молодой женщине захочется посетить вышеупомянутую ванную, — а потому довел до конца поспешное и тайное отмывание душа, потом пописал, не сразу решился ополоснуться и, по-прежнему голый, на цыпочках по холодному кафелю вернулся к спящей в комнате женщине; словно завороженный ее красотой, долго рассматривал лопатки, родинку ниже правого плеча, потом спину, переходившую в упругие ягодицы, позвоночник, сомкнутые бедра и чуть видные розовые влажные губы, длинные худощавые ноги, согнутые в коленях, лодыжки, цепочки на них и полуприкрытые одеялом ступни; Люси спала, спали под веками ее упрямые серые глаза, щека уткнулась в подушку, волосы рассыпались по белому полотну, и Давид стоял и растроганно разглядывал ее, не веря своим глазам, дивясь совершенству этого тела, которое так точно и полно подходило ему, что он казался сам себе пластиковой звездой, нашедшей нужное гнездо в детской игрушке. Он не думал о Марселе Сабурене и его странном имени, ибо не знал о самом существовании Марселя Сабурена, чье преступление возникло из тайны женского тела и животного влечения — брат и сестра Сабурены Марсель и Элен выросли в бедности; их отец был отправлен за мародерство в рошфорскую тюрьму, Марсель — в исправительную колонию в Шизе, а его сестра до совершеннолетия жила в Ниорском монастыре кармелиток. Марсель источает буйную агрессию; там, где он, — всегда драки, потом трупы (убит сторож, изнасилована и задушена девочка-подросток), подозрения сгущаются зловещими тучами. Марселя арестовывают, суд ничего не доказывает, его отпускают; живет дикарем, бедно и нелюдимо, работает то поденщиком у фермеров, то разнорабочим; Элен видит редко. Марсель одержим желанием: стоит девушке пройти мимо, как к ней тут же летят его слова и руки, и все убегают и прячутся — все девушки как одна. Но одна не убежит, — его сестра только что переехала к нему в хижину на окраине Сент-Пезенна; она больна, ей нужно лечение; он уступит ей кровать и будет спать на земле: девчонки чуть что, сразу в обиду, думает он; Марсель Сабурен хочет смотреть, как она раздевается, — почему она прячется; он крадет у нее сколько-то денег; Элен говорит подруге, что не останется жить с братом, она считает его чудовищем, и, видимо, он таков и есть; однажды, в середине лета, когда июльская жара трещит и раскатывается августовскими грозами, Элен тайно собирает вещи, она надеется уйти, пока Марсель на работе, но он в то утро никакой работы не нашел — Марсель возвращается и застает ее на пороге, подступает к ней, хватает за платье, хочет задрать юбку, она сопротивляется, пытается вырваться, он не пускает; сестра хочет уйти, а он хочет взять ее силой и тогда хватает самый тяжелый молоток и бьет ее по голове; она падает навзничь, истекая кровью, Элен Сабурен, сестра Марселя, мертва, душа ее уже отлетела, но тело лежит перед ним, и брат раздевает ее — раздевает как живую женщину, как спящую женщину, хотя волосы у нее слиплись от крови, и вот Марсель входит в нее, берет женщину и наслаждается ею, совокупляется с мертвой сестрой.