Соборный двор - Александр Щипков

Регулирование государственно-церковных отношений

(к симфонии через партнерство)

Публикуется впервые[59]

Изменение общественных отношений, вызванное сменой государственного устройства России в начале девяностых годов, включало в себя и изменение отношений между государством и религией. Мы стали свидетелями двух встречных процессов – де-секуляризации политики и политизации религии. Власть обратила свое внимание на позитивную, объединительную роль церквей, а церкви стали рассматривать политику как средство достижения конкретных социальных, просветительских и религиозных задач, которые стоят перед ними.

Либерализация законодательства способствовала включению верующих в активную социальную жизнь. Количественный рост религиозных общин сопровождался ростом благотворительных, учебных и политических организаций, ставящих в основание своей деятельности религиозные нравственные принципы. Все это на фоне высокой религиозности населения заставляет нас задуматься о новых формах отношений церкви и государства.

Томас Гоббс утверждает, что «христианское государство и церковь – одно и то же»[60] лишь в том случае, когда мы сугубо теоретически рассматриваем отношения идеальной христианской государственной конструкции и некоей универсальной церковной организации. Если следовать логике Шарля Монтескье, можно предположить, что между моделями государственного устройства и конфессиональной ориентацией той или иной церковной структуры существует закономерная связь. Монтескье утверждает, что «религия без видимого главы»[61] более соответствует республиканскому правлению. Он имеет в виду реформатов, противопоставляя им католиков, тяготеющих, по его мнению, к монархизму. Позднейшее развитие европейских государств показало ошибочность данного рассуждения, но оно, тем не менее, не потеряло актуальности и сегодня. Тому свидетельство – интеллектуальные поиски в современной России. Часть православно ориентированных граждан убеждена в том, что православие и монархия неразделимы. Им противостоят христианские экуменисты, отстаивающие либерально‑демократические ценности и видящие между либерализмом и своими религиозными убеждениями внутреннюю связь.

Конец тысячелетия заставляет мир подводить исторические итоги и строить будущие планы. За формальной чередой цифр скрывается невероятное психологическое и интеллектуальное напряжение той части человечества, которая веками воспитывалась в культуре христианской традиции и сегодня встречает двухтысячелетие Рождества Христова. В России ситуация усугубляется обвалом старой политической системы. Речь идет не просто о кратком коммунистическом периоде русской истории, речь идет о крушении империи, о крушении целого комплекса культурных и религиозных систем.

На исходе второго тысячелетия начался перелом в сознании русского народа – политические и экономические реформы сопровождаются изменением сознания. Свобода понудила народ к пересмотру основополагающих идеологических ценностей, к пересмотру взглядов на культуру, политику и религию. В третье тысячелетие Россия вошла в состоянии формирования нового общества. Каким оно будет, зависит от того, насколько точно общество сможет проанализировать современную ситуацию, разобраться, помимо экономических, и в религиозно‑политических вопросах.

Тесно связанные между собой религия и политика постоянно демонстрировали свои конфликтные отношения. В России эти отношения также были далеко не «симфоническими», и это не может не влиять на сегодняшнее положение дел в этой области. Имперская власть доминировала над церковью так же, как и над всем обществом. Религия была необходима ей как источник легитимности, и поэтому ни о каком отделении церкви от государства, разумеется, не могло идти и речи. Власть патронировала церковь, способствовала ее борьбе с иноверцами и еретиками. Православие было идеологическим символом власти, возвышалось над другими конфессиями и религиями, но само оставалось зависимым, как при царе, так и при советской власти.

Лишь на излете века ситуация постепенно начала меняться, поставив как перед церковью, так и перед властью вопрос о новых подходах в регулировании их отношений. Начала активно обсуждаться необходимость посредника между двумя организмами. На роль посредника претендовали две силы: с одной стороны, чиновники с идеей создания Министерства культов, с другой – политические объединения в лице христианско‑демократических и монархических партий, о чем пойдёт речь ниже.

В царской России политика носила ярко выраженный религиозный характер, закрепленный в известной уваровской формуле «православие, самодержавие, народность». На стыке XIX и XX веков начался процесс секуляризации политики, нашедший выражение в конце концов в законе 1905 года о свободе вероисповеданий. После революции Декрет об отделении церкви от государства (1918) и Постановление Всероссийского центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров о религиозных объединениях (1929) завершили этот процесс.

Начало периода сталинского послабления по отношению к религии обычно датируют 1943 годом – годом восстановления патриаршества и созданием чуть позже, в 1944 году, Союза ЕХБ, объединившего евангельских христиан, баптистов и христиан веры евангельской. Более точную датировку дает русский ученый Л. Н. Митрохин. Он связывает сталинскую либерализацию не с переломом в Отечественной войне, а с ее началом, указывая на то, что еще в 1941 году Сталин грубо разогнал Союз воинствующих безбожников СССР (СВБ), в который входило около трех миллионов человек, что можно считать началом нового включения церкви в политический обиход.

Однако эти действия Сталина по отношению к церкви нельзя трактовать как процесс «сакрализации» политики советского государства. Репрессии духовенства продолжались, а с 1949 года вновь началось плановое сокращение православных приходов.

Закрытие церквей продолжалось вплоть до 1988 года – года тысячелетия крещения Руси и расцвета горбачевской перестройки. Празднование тысячелетия крещения Руси с разрешения ЦК КПСС фактически проводилось на государственном уровне. Этот факт заставляет рассматривать 1988 год как дату начала де-секуляризации российской политики, знаком которой явилось присутствие Патриарха на инаугурации президента Б. Ельцина. Процесс десекуляризации политики находится сегодня в стадии развития. Он не может иметь законодательной базы и о путях его развития можно спорить.

Параллельно этой тенденции мы наблюдаем бурную политизацию религии. Этот процесс даже опережает процесс десекуляризации политики, и его лидером можно назвать Русскую православную церковь, ставшую важным фактором политической жизни. В начале девяностых годов епископы и священники занимали депутатские места в парламентах различных уровней. Политической поддержки РПЦ ищут многие политики. В регионах влияние правящего архиерея порой весьма высоко. Например, в Смоленске без участия митрополита Кирилла (Гундяева) не может быть принято ни одно принципиальное решение в сфере образования, культурной и религиозной политики. В Смоленске именно епархия стала инициатором пасхальных вечеров, на которых происходит неформальная встреча гражданских властей и руководителей силовых структур с интеллектуальной и политической элитой города. Епархия фактически контролирует местное Земское движение и ряд общественных инициатив.

Менее заметны, но не менее политизированы многочисленные протестантские церкви. Формально они отмежевываются от политики, но на практике активно участвуют в политическом процессе. Основной мотивацией в данном случае является необходимость защищать свои позиции перед властями и более мощными религиозными структурами.

Не чуждаются политики и новые религиозные движения, такие как Белое братство, Богородичный центр, Виссарион. Последний на президентских выборах 1996 года по просьбе администрации[62] внушил своим адептам, что воля Божья заключается в поддержке Бориса Ельцина. Голосование было единогласным. При очень низкой плотности населения на юге Красноярского края четырехтысячная община Виссариона представляет собой весомый политический фактор, который не может не учитывать местная власть.

Современному исламскому влиянию на политику посвящены труды многих исследователей, и мы не будем на них останавливаться.

С научной точки зрения, рассматривать политизацию религии только с позиций ее конъюнктурных устремлений было бы некорректно, хотя попытки завоевать легкую популярность нельзя сбрасывать со щитов. Необходимо признать, что верующим не безразлична судьба общества. Оставаться верующим и спастись для вечной жизни можно при любом режиме. Но во многих религиозных учениях присутствует социальная составляющая – будь то социальная доктрина Католической церкви, кальвинистская этика или учение о спасении добрыми делами. Сегодня верующему предоставляется возможность проецировать свои религиозные убеждения на общественную жизнь, в том числе и политическими средствами. Кроме того, необходимо отметить, что политика сегодня является центром жизни современного человека. От политики зависит его повседневная жизнь, благополучие его семьи, его будущее. Политика – это и надежда, и игра, и страсть. Политика пронизывает все поры человеческого существования. Религия не может этого не чувствовать и вовлекается в политику, без которой она останется на полях общественной жизни и, в сущности, не будет способна выполнять взятые на себя функции.