Собрание сочинений в 6 т. Том 4. Мио, мой Мио! [Мио, мой Мио! Братья Львиное Сердце. Ронья, дочь разбойника. Солнечная Полянка] - Астрид Линдгрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лувис горюет, я знаю, — сказала Ронья.
— А Маттис? — спросил Бирк.
Ронья долго молчала, а после сказала:
— Я думаю, он доволен. Тем, что я далеко, что он может теперь забыть меня.
Она пыталась уверить себя, что так оно и есть, но в глубине души она знала, что это неправда.
Ночью ей приснилось, будто Маттис сидит один в темном еловом лесу и плачет так сильно, что у его ног натекло целое озеро, а в глубине этого озера сидит она сама, еще совсем маленькая, и играет шишками и камешками, которые он подарил ей.
12
Проснувшись ранним утром, они отправились к реке посмотреть, попала ли в сеть рыба.
— Сеть нужно вытаскивать до того, как прокукует кукушка, — сказала Ронья.
Она шла по тропинке впереди Бирка, весело подпрыгивая. Тропинка была узкая и извилистая. Она спускалась вниз по горному склону, поросшему молодым березняком. Ронья вдыхала аромат молодых березовых листьев. Они пахли хорошо, они пахли весной! Это радовало Ронью, оттого-то она и подпрыгивала всю дорогу.
Следом за ней шел еще совсем сонный Бирк.
— Может, в сетях вовсе и нет рыбы! Ты, поди, думаешь, что там ее полным-полно?
— В этой реке водится лосось, — ответила Ронья, — странно будет, если ни одна из рыбин не запрыгнет в нашу сеть.
— Странно будет, если ты, сестренка, не прыгнешь скоро носом в реку.
— Это мои весенние прыжки.
Бирк засмеялся:
— Эту тропинку словно нарочно проложили для весенних прыжков. Как ты думаешь, кто протоптал ее?
— Может быть, Маттис. Когда жил в Медвежьей пещере. Он любит лососину.
Она замолчала, ей не хотелось думать о том, что Маттис любит и чего он не любит. Ронье вспомнился ночной сон, и его она тоже хотела забыть. Но мысль о нем возвращалась снова и снова, как назойливый слепень, и не хотела оставлять ее в покое. Но тут она увидела, что в сети бился, поблескивая, лосось. Это была большущая рыбина — на много дней еды хватит. Бирк вытащил лосося из сети и сказал, довольный:
— Теперь, сестренка, мы с голоду не умрем, уж это я тебе обещаю.
— До зимы, — добавила Ронья.
Но до зимы было далеко, стоило ли сейчас думать о ней? Она — решила отгонять назойливые мысли-слепни.
Они надели лосося на палку, взвалили его на плечи и отправились в пещеру. Вдобавок они тащили волоком поваленную ветром березу. Они привязали ее кожаными ремнями к поясам и с трудом волокли вверх по склону, как ломовые лошади. Им нужно было дерево, чтобы смастерить миски и прочую утварь.
Когда Бирк обрубал ветки, топор скользнул по стволу и поранил ему ногу. Ступая по тропинке, он оставлял кровавый след, но это его вовсе не печалило.
— Пустяки, пусть себе кровоточит, пока ей это не надоест!
— Ишь ты, какой храбрый! А вдруг медведь учует твои следы и захочет узнать, откуда взялась эта вкусная кровь?
Бирк засмеялся:
— Тогда я покажу ему откуда — своим копьем!
— Лувис всегда прикладывает к кровоточащей ране сушеный белый мох, — задумчиво сказала Ронья. — Надо будет и мне запасти побольше мха. Кто тебя знает, когда ты вздумаешь в следующий раз садануть себя в ляжку!
Так она и сделала, принесла из леса целую охапку белого мха и положила на солнышке сушиться. А Бирк угостил ее жаренным на углях лососем. И ела она эту рыбу не в последний раз. Несколько дней подряд они только и делали, что ели лососину и мастерили деревянные миски.
Нарубить березовые заготовки было делом нехитрым, они рубили их по очереди, и ни один из них не поранился. Вскоре пять отличных деревянных болванок были готовы. Оставалось только вырезать из них миски. Они решили, что нужно именно пять посудин. Но уже на третий день Ронья спросила:
— Бирк, что, по-твоему, хуже: жареный лосось или волдыри на руках?
На этот вопрос Бирк не мог ответить, потому что и то и другое было отвратительно.
— Да, я знаю, что нам нужен какой-то другой инструмент. Вырезать посуду ножом — адская работа.
Но другого инструмента у них не было, и они по очереди строгали и скоблили, покуда не смастерили что-то похожее на миску.
— Больше я ни одной посудины делать не буду ни за что на свете. Наточу ножик в последний разок. Дай-ка мне его!
— Нож? — удивилась Ронья. — Да ведь он у тебя!
Бирк покачал головой:
— Нет, это ты брала его только что. Давай его сюда!
— Нет у меня ножа! Ты не слышишь, что ли, что я тебе говорю?
— А куда ты его подевала?
Ронья рассердилась:
— Куда ты его подевал? Ты брал его в последний раз.
— Не ври! — ответил Бирк.
Обозленные, они молча стали искать нож. Обшарили всю пещеру и площадку перед ней. Но нож исчез.
— Разве я не говорил тебе, что без ножа в лесу пропадешь? — спросил Бирк.
— Тогда тебе нужно было получше беречь его! — ответила Ронья. — И вообще, ты порядочное дерьмо! Сам потерял, а на других сваливаешь!
Бирк побледнел от злости:
— Помолчала бы ты, дочь разбойника! На тебя это больше похоже! И с такой вот мне приходится жить в одной пещере!
— А ты не живи! Оставайся со своим ножом! Если только найдешь его! И вообще, катись-ка ты отсюда!
Слезы обиды брызнули у нее из глаз. Она уйдет в лес, подальше от него. Ни за что на свете не захочет она больше ни видеть его, ни говорить с ним!
Бирк видел, как она скрылась в лесу. Это разозлило его еще больше, и он крикнул ей вслед:
— Катись ко всем виттрам! Туда тебе и дорога!
Он поглядел на мох, лежавший у входа в пещеру, как куча мусора. Глупая выдумка Роньи. Он в ярости расшвырял мох ногами.
Подо мхом лежал нож. Бирк уставился на него и взял его не сразу. Ведь они перебрали весь мох. Откуда здесь взялся ножик? И кто виноват в том, что он оказался здесь?
Во всяком случае, это Ронья притащила мох, значит, она и виновата. И вообще, она упрямая, глупая и просто невыносимая. Он мог, конечно, побежать за ней и рассказать, что нож нашелся. Но ей только полезно будет посидеть в лесу, покуда не надоест дурака валять.
Он хорошенько наточил нож. Потом он сидел с ножом в руке. Держать его было так приятно. Отличный нож, здорово, что он нашелся! Да вот только Роньи тут не было. Не потому ли сердце у него как-то странно сжималось?
«Оставайся со своим ножом!» — сказала она. Он снова разозлился. Где она сама-то будет теперь жить? Конечно, ему до этого нет дела, пусть катится куда угодно. Только если она сейчас не вернется, пусть пеняет на себя. Тогда путь в Медвежью пещеру будет для нее закрыт. Ему хотелось сказать Ронье об этом. Но не бежать же в лес разыскивать ее! Ничего, сама придет и станет проситься назад. Вот тогда-то он ей и скажет:
— Раньше надо было приходить! А теперь поздно!
Он сказал это вслух, чтобы услышать, как это звучит, и ужаснулся. И это он говорит своей названой сестре!
Но ведь она сама виновата! Он ее не прогонял.
Ожидая ее, он поел немного жареного лосося. Первые три раза лососина была ужасно вкусная. Но на десятый раз казалось, будто куски во рту вырастали, и их было никак не проглотить.
И все-таки это была еда. А что ест тот, кто блуждает по лесу? Что ест сейчас Ронья? Поди, корешки и зеленые листочки, если она только сумела найти их! Но какое ему до нее дело! Пусть себе бродит там, пока не зачахнет. Сама пожелала! И вернуться не подумала!
Время шло. И в пещере без Роньи было удивительно пусто. Без нее он никак не мог придумать, чем бы заняться. А сердце сжималось все сильнее.
Над рекой стал подниматься туман. И Бирк вспомнил, как он однажды, когда-то давно, боролся с подземным народцем за Ронью. Потом он никогда ей об этом не рассказывал, и она, верно, не знала, что подземный народец мог легко заманить ее к себе.
И до чего же неблагодарна к нему она тогда была! Укусила его за щеку, у него до сих пор остался небольшой шрам. И все-таки она пришлась ему по душе. Да, она понравилась ему с первого взгляда. Но она этого не знала. Он никогда ей об этом не говорил. А теперь было уже поздно. С этого дня он будет жить один в пещере. «Оставайся со своим ножом», — как она могла сказать ему такие жестокие слова! Он охотно бросил бы этот нож в реку, лишь бы вернуть Ронью. Теперь он точно это знал.
Туман над рекой часто поднимался вечерами, тут нечего было бояться. Но кто знает, а вдруг этим вечером туман пополз в лес? Тогда подземный народец может вылезти из своих темных глубин. Кто тогда защитит Ронью, кто помешает им заманить ее своими песнями? Правда, теперь это уже не его дело. Нет, как бы там ни было, он не может больше ждать! Он должен пойти в лес, должен найти Ронью.
Бирк бежал так быстро, что запыхался. Он искал ее по всем тропинкам, по всем местам, где, как ему казалось, она могла быть. Он звал ее так долго, что стал бояться собственного голоса, стал бояться привлечь внимание любопытных жестоких диких виттр.
«Катись ко всем виттрам!» — крикнул он тогда ей вслед. Теперь он со стыдом вспоминал об этом. Быть может, они уже утащили ее, раз он не мог ее нигде найти. А может, она отправилась в замок Маттиса? Может, она стоит перед Маттисом на коленях и умоляет его позволить ей вернуться домой и снова стать ему дочерью? Уж проситься назад в Медвежью пещеру она точно не станет. Она скучала по Маттису, это было видно. Хотя она и не хотела, чтобы Бирк это заметил. Теперь-то уж она, верно, радуется, теперь она нашла причину, чтобы уйти из Медвежьей пещеры и от своего названого брата!