Я убью за место в раю - Петр Юшко

ее. Точно. Так и поступлю. Найду и убью. И заберу у нее три части кода. И плевать на все. А если с ней кто-то из своих? А если Натаха? Ох, Наташка, как же боюсь я за тебя. Но чем ее-то можно сдернуть в предательство? Неужели повелась бы на жизнь в старом мире в обмен на жизнь друзей? На мою бы точно поменяла. Хе-хе.

Шериф отлепился от металлической стенки, к которой прислонился, размышляя над рассказом Киры. Он снял с пояса рацию и, подергав провод, ведущий к батарейке, спросил в эфир:

— Красный — Звезде, Красный — Звезде. Какой статус Объекта на текущее время?

Из рации раздались невразумительные хрипы и карканье. Клять. Опять буря идет что ли?

— Прием?

Из динамика снова захрипело и запищала батарея. Ну, отлично. Теперь еще и без связи остался. Тащиться вниз к Механику за новой батарейкой? Вообще не в радость. Ну, ее под хвост медвежий. Нужно хоронить тела.

На песчаном откосе стояли несколько человек с непокрытыми головами. В Поселении много лет существовали традиции на этот счет. Своих граждан, или неграждан, ничем не отличившихся для Поселения, хоронили за полкилометра от дороги, на берегу небольшого ручья с восточной стороны от горы. Тех граждан, которые смогли себя проявить и заработали уважение жителей, хоронили у «Стены». С южной стороны горы, там, где скала была почти отвесная и совершенно неприступная, было на удивление песочное место. Желтый песок под несколькими соснами и зеленым толстым мхом. Тут легко копались могилы. Штук сорок могил. Но мама лежала не здесь. У мамы был склеп в самом Поселении и Шериф не любил туда ходить. А у отца могилы не было. Так уж получилось. Кузнецы отлили из металла здоровенный слиток и водрузили его около склепа мамы. На слитке написали имя основателя Поселения. И все. Там его родители. А тут много друзей.

Раздались шаги, и Элла дернула головой в сторону звука. Но Шериф и так знал, что это Брок. Таки смог сообразить их черный коматозный товарищ, кого надо привести из школы. А уж я и не надеялся. Совсем его после лекарств торкает. Бедолага. А привел мальчишку, Влада. Тощий, лицо худющее, бледный. Надо его взять под патронаж, иначе пропадет. Раз так мог любить, значит, он человек в душе. Испортят его в Поселении. Попрошу Президента, чтоб устроил его в Ангар к себе. Грамоту знает, пусть ходит на тренировки к Вафле и строчит у Президента указы. Все при деле будет и под присмотром. А там глядишь, и расширять штат полицейского участка будет кем.

Около трех довольно глубоких ям, вырытых в песке, лежали замотанные в брезент тела трех человек. Старика с именем Николай Зубенко, ученики Ветеринара положили в яму и начали засыпать песком. Потом все по очереди, кроме Шерифа, кинули на холмик по куску мха. Нет больше человека. Кира встала на колени и тихо что-то шептала. Молилась или просто говорила спасибо человеку, который о ней заботился. Потом Наступила очередь маленького свертка. Влад не смог удержаться. Плакал. Но плакал по-мужски. Дергал тощим горлом, сдерживаясь. Кира и не пыталась сдержаться, ревела, прощалась с Машей. Лицо Шериф не хотел позволять открывать. Но Элла, не спрашивая, встала на колени и развязала веревку, откинула уголок зеленого брезента. Маша была белой. Глаза закрыты. Труп. Шериф отвернулся и начал смотреть вдаль. Тут словно чудо произошло. Из-за черных туч, клубившихся до горизонта, прорезались несколько солнечных лучей и упали на дальние сопки. Он смотрел на эти яркие пятна и ни о чем не думал. Кира и пацан, наконец, затихли. Как же не хватает в этом мире щебета птиц! Он снова не кинул кусок мха на могильный холмик. Не хотелось шевелиться.

Над третьим телом склонился только Улугбек. Что-то прошептал павшему другу. Вроде как «Прости». Не знал, что Рейма дружил с Улугбеком. У узбека лицо такое, словно в кучу лосиного дерьма с размаху кинули камень. Как с таким дружить? Хотя, кто знает. Когда Рейму закопали в песок, все положили сверху по куску мха, но Шериф снова не пошевелился. Наталья вопросительно смотрела на него. Он сделал записи в своем Толмуте и произнес короткую речь:

— Сегодня мы отдали последние почести и знаки внимания тем людям, которых знали. Хорошо или плохо, но мы знали их имена, знали их поступки. И их поступки не причиняли вреда другим людям. Они несли в себе частички добра, которое сейчас, в наше время не может быть настоящим Добром, но может сохранить его искры. Крошечные искорки добра, в душах этих людей соединяясь с сотнями таких же искорок, смогут в недалеком будущем разжечь большой огонь настоящего Добра в людях. Скорее всего, мы не сможем дожить до этого времени. Но если мы стоим тут, скорбим об этих людях, значит, возможно, и в нас тоже есть эти искорки. Они присоединяться в большом огне к этим искрам, и мы снова будем вместе. Поэтому не говорю «прощайте», говорю — до встречи, друзья. Да разгорится вновь большое пламя человечества. Похороны объявляю законченными. Всем за ворота. Брок, отведи парня в Ангар и сдай в школу. Элла, Киру довести до места жительства. Глаз с нее не спускать! Это приказ. Расходитесь.

Парни Ветеринара, пошли первыми. За ними двинулся узбек. Элла повела Киру, чуть не тыча ей в спину дробовиком, словно конвоировала преступника. Брок приобнял плачущего паренька и что-то тихонько ему декламировал на французском. Наталья стояла напротив Шерифа и между ними была могила. Он мотнул ей головой и она пошла за остальными. Дунул холодный ветер, и резко потемнело. Успеть бы до темноты на другую сторону. Когда они уже скроются из виду? Ну вот. Слава богам. Один. Можно.

Шериф присел перед могилой Реймы на корточки и положил обе ладони на желтый песок. Дурацкий дробовик съехал и ударил его по голове прикладом. Клять. Ну вот, Рейма, мы одни. А ведь я думал, что возьму тебя к себе в помощники. Станешь моим приемником. Что сказать сейчас могу? Прости, друг. Ты прости меня за то, что замешкался. Я себя не прощу. А ты прости. На мне твоя жизнь. Как и многих других, не поживших по моей вине. Спи спокойно, Рейма. Буду приходить к тебе. Редко, но пока живой, буду помнить. Все, парень, прощай. А трубы фановые кто-нибудь другой почистит, не переживай. Принесу тебе клубники в следующий раз.

Шериф поднялся и, поправив дробовик на спине, быстрым шагом двинулся по тропинке