Победила бы нынешняя Россия в Великой Отечественной? Уроки войны - Юрий Мухин

Заметьте, что Мехлис мог удрать из окружения, как Ортенберг, но и не подумал этого сделать – у него и мысли не возникало, что он, комиссар, бросит своих солдат! Вспомните теперь, как вели себя полководцы РККА а аналогичных ситуациях.

«Увидев, что наши не могут сбить финский заслон у дороги, Мехлис расставил бойцов в цепь, сам сел в танк и, двигаясь вперед, открыл огонь из пушки и пулемета. Следом пошли бойцы. Противника с его позиции сбили.

Об аналогичном случае вспоминал и генерал А.Ф. Хренов, тогда начальник инженерных войск ЛВО: «В одной из рот его (начальника ПУ. – Ю.Р.) и застал приказ об атаке. Он, не раздумывая, стал во главе роты и повел ее за собой. Никто из окружающих не сумел отговорить Мехлиса от этого шага. Спорить же с Львом Захаровичем было очень трудно…».

Заметьте, что Мехлису уже тогда был 51 год, но он был комиссар, он не мог из блиндажа махать солдатам ручкой – вперёд за Родину! Ещё эпизод, зафиксированный Рубцовым:

«Мехлис хотел стать свидетелем победы непосредственно на фронте. Будучи отозванным в Москву, 10 марта он обращается с личным письмом к Сталину, в котором просит «дать мне возможность поработать в 9-й армии до конца операции… На участке 54 с.д. идут упорные бои… Я буду небесполезным человеком на месте». Такое разрешение было получено».

Ну, вот и сравните поведение Мехлиса с поведением Василевского в 1941 году. Ведь у Василевского и в мыслях не было попроситься у Сталина на фронт. Наконец, Ворошилов предлагает ему должность начальника штаба Северо-Западного направления. Штабы направлений были хорошо замаскированы и защищены, находились вдали от фронта и от немцев. И тем не менее Василевский трусливо малодушничает и делает всё, чтобы избежать фронта. Ну и как, по-вашему, должен был себя чувствовать маршал Василевский по сравнению с Мехлисом? Должен ли был Василевский уважать его?

Нет! Храбрых уважают храбрые, а трусы храбрецов ненавидят! И точно так же во всём: умных уважают умные, великих людей уважают великие, а глупцы ненавидят умных, точно так же, как и ничего не представляющая собой подлая мелочь люто ненавидит великих людей. Иначе ведь не объяснишь, почему Черчилль пишет о Сталине с величайшим уважением, а какая-то шавка, о которой забудут через день и навсегда, как только она исчезнет с экрана телевизора, поливает Сталина грязью изо всех сил.

Или, может быть, у кого-нибудь из читателей есть ещё версии того, почему Василевский в своих мемуарах так много времени посвятил Мехлису и неудачной Керченской операции, хотя сам в это время обкакивался под Спас-Демянском?

Итак, в августе 1940 года институт военных комиссаров в РККА был упразднён, Мехлис, так сказать, снова был демобилизован, и Верховный Совет СССР назначил его на пост народного комиссара Наркомата государственного контроля. Честный бессребреник, которого невозможно купить, Мехлис стал бичом для партийно-государственной номенклатуры, пытающейся поживиться за счёт советского народа. И хотя до начала войны оставалось меньше года, Лев Захарович успел дать по рукам многим, вызвав, естественно, страх и ненависть высшей бюрократии. Попало наркому лёгкой промышленности, наркому совхозов, наркому судостроительной промышленности, наркому нефтяной промышленности, с зарплаты наркома морского флота Мехлис снял 3288 рублей, которые тот проел за счёт денег, выделяемых на соцкультбыт, попало наркому мясной и молочной промышленности и даже Генеральному прокурору, который по требованию Мехлиса вынужден был отдать под суд своих вороватых начальников управлений. Только за первую половину 1941 года Мехлис организовал свыше 400 ревизий, основательно разворотив осиное гнездо алчных негодяев.

Но началась война, её ждали и знали, что она начнётся 22 июня. Накануне на базе западных военных округов уже были созданы фронты, фронты объединены в направления, во главу направлений назначены командующие, а за день до войны, 21 июня, Л.З. Мехлиса вновь вернули в наркомат обороны и вновь назначили главным комиссаром Красной Армии.

Начались бои, и сразу выяснилось, что война идёт не так, как её обещали вести наши прославленные полководцы-единоначальники. Нет, Красная Армия не стала удирать от немцев, как поляки, не малодушничала, как французы или бельгийцы, но она отступала и отступала, оставляя немцам советскую территорию, советские города и сёла и советских людей. Мы уже немного познакомились с Мехлисом, как вы полагаете, где он был в это тяжелейшее время?

Правильно. В июне – июле он был на Западном фронте – там, где предатель, командующий фронтом генерал Павлов, открыл немцам путь на Москву, в августе – на Центральном, в сентябре – октябре – на Северо-Западном, в ноябре – в 30-й армии Западного фронта, в декабре – январе – на Волховском фронте.

А что он там делал? Где-нибудь во фронтовом штабе с глубокомысленным и мудрым видом пялился на нарисованные на карте стрелки, изображая из себя гениального деятеля из Москвы? Нет, он не конкурировал с полководцами – он занимался своей комиссарской работой.

Здесь трудно сказать, что во-первых, что во-вторых, начнём, пожалуй, с того, о чем я практически не встречал размышлений в воспоминаниях ни одного полководца, за исключением, пожалуй, воспоминаний генерала Горбатова и отчасти у Рокоссовского – Мехлис пытался найти способы воспитания храбрости Красной Армии, пытался найти способы возбуждения её мужества и стойкости в бою. Как пишет Ю. Рубцов, эта проблема всегда волновала Мехлиса. Ещё в 1940 году на совещании по военной идеологии он требовал от комиссаров и командиров:

«Армию, безусловно, необходимо воспитывать, чтобы она была уверена в своих силах. Армии надо прививать дух уверенности в свою мощь. Но это как небо от земли отличается от хвастовства о непобедимости Красной Армии».

«…Не популяризируются лучшие традиции русской армии, и все, относящееся к ней, огульно охаивается… В оценке действий царской армии процветает шаблон упрощенчества. Всех русских генералов до недавнего времени скопом зачисляли в тупицы и казнокрады. Забыты русские полководцы – Суворов, Кутузов, Багратион и другие, их военное искусство не показано в литературе и остается неизвестным командному составу».

А во время войны эта проблема выдвинулась в число главнейших. Ю. Рубцов сделал такие выписки из записей Мехлиса:

«Поражает, что за время этой тяжелой войны оказалось много предателей, что на первых порах боевых операций боеспособность наших частей оказалась не на должной высоте. Поражает то, что и до сих пор предательство – широко распространенное явление».

…«На войне плоть находит выражение в животном инстинкте – самосохранении, страхе перед смертью. Дух находит выражение в патриотическом чувстве защитника Родины. Между духом и плотью происходит подсознательная, а иногда и сознательная борьба. Если плоть возьмет верх над духом – перед нами вырастет трус. И наоборот».

Мехлис был беспощаден к трусам, но об этом чуть позже, однако он не был самодуром и не считал наказание панацеей на все случаи жизни. Рубцов цитирует:

«…Чем более дисциплина расшатана, тем к большим деспотичным мерам приходится прибегать для ее насаждения… которые не всегда дают положительные результаты», – как-то записал он. «Командира… надо обучать быть требовательным к подчиненным, быть властным. Тряпка-командир дисциплины держать не будет». «Но командир… должен быть справедливым отцом бойца. Не допускать незаконных репрессий, рукоприкладства, самосудов и сплошного мата». «Подчинять людей, не унижая их».

Отвлекусь. У Мехлиса был единственный сын Леонид, и сын был болен. Ю. Рубцов не сообщает, чем именно он болел, но поскольку с 1943 года при отъездах отца и матери (жена Мехлиса была военным врачом и служила в армейских госпиталях) Леонида приходилось помещать в специальные больницы, то, надо думать, что сын был болен основательно. Тем не менее отец писал ему с фронта: «Не забудь свои годы – надо окрепнуть и идти в армию, защищать родину… Пойдёшь в действующую армию и окрепнешь физически». И наконец: «Люби, родной сын, свою родину больше, чем свою мать и отца, больше, чем саму жизнь».

Но вернёмся к теме стойкости Красной Армии. Что конкретно мог сделать Мехлис в тех условиях? Все судят по себе, и он не исключение. Он – коммунист, он – комиссар, он видел, что в его присутствии солдаты чувствуют себя увереннее. Какой отсюда мог последовать вывод? Один – насытить фронт коммунистами и политработниками. И, как отмечает Рубцов, где бы ни был Мехлис, он начинал свою работу по укреплению войск с насыщения их политбойцами (добровольцами-коммунистами) и политработниками, энергично вычищая от последних тылы и посылая их поближе к фронту. Ю. Рубцов выписал из документов примеры отношения Мехлиса к вопросу, где должен быть комиссар: