ОМУ - Герман Мелвилл

В гастрономических делах мой приятель был артистом; под предлогом необходимости совершенствования он весь остаток дня ничего не делал, а лишь практиковался, так сказать, в экспериментальной кулинарии — жарил прямо на углях и на рашпере, тушил ломтики мяса с пряностями и подвергал их всевозможной обработке огнем. Свежую говядину мы пробовали впервые после промежутка в год с лишним.

— О, вы скоро поправитесь, Питер, — заметил Зик под вечер, когда Долговязый Дух переворачивал на углях огромную отбивную котлету. — Как вы думаете, Поль?

— По-моему, он скоро будет в порядке, — ответил я. — Нужно только, чтобы на его щеках появилось немного румянца.

По правде говоря, я обрадовался тому, что доктор теряет репутацию больного; ведь в качестве такового он рассчитывал на легкую жизнь, к тому же, весьма вероятно, за мой счет.

Глава 59

Картофель

На следующее утро перед рассветом мы дремали в нашей лодке, когда Зик разбудил нас, громко окрикнув с берега.

Едва мы подгребли, он сообщил нам, что накануне поздно вечером из Папеэте пришла пирога, и привезла заказ на доставку сладкого картофеля для стоящего там судна; так как поспеть надо к полудню, то он хотел бы, чтобы мы помогли перенести картофель в парусную шлюпку.

Мой долговязый товарищ принадлежал к числу людей, которые всегда встают по утрам с левой ноги и пребывают до завтрака в более или менее раздраженном и угрюмом настроении. Поэтому янки тщетно оправдывался спешностью дела, заставившей его разбудить нас так рано; доктор только все больше мрачнел и ничего не отвечал.

Наконец, чтобы пробудить в нас немного энтузиазма, янки быстро воскликнул:

— Ну, что скажете, ребята, возьмемся за дело?

— Да, черт бы его побрал, — буркнул доктор, напоминавший в это мгновение кусающуюся черепаху.[107]

Мы двинулись к дому. Несмотря на свой невежливый ответ, мой приятель, вероятно, считал, что после вчерашних гастрономических подвигов ему вряд ли удобно отлынивать. В доме мы застали Коротышку, который уже приготовил мотыги, и все сразу направились в дальний конец плантации, где нам предстояло накопать картофель.

Жирная темная почва как нельзя лучше подходила для сладкого картофеля, и большие желтые клубни выкатывались из-под прикрывавшей их земли, как яйца из гнезда.

Мой товарищ поистине удивил меня тем рвением, с каким он взялся за мотыгу. Что касается меня, то обрадованный прохладным утренним ветерком, я работал на славу. Такое трудолюбие, по-видимому, доставило Зику и лондонцу огромное удовольствие.

Прошло немного времени, а уже весь картофель был выкопан, и затем началось самое худшее: его надлежало перетащить к берегу на расстояние по меньшей мере четверти мили. И так как на острове не было ни тачки, ни тележки, то их заменяли спинной хребет и широкие плечи. Прекрасно понимая, что эта часть работы не доставит никакого удовольствия, Зик постарался принять самый бодрый вид и, не давая нам времени на унылые размышления, весело обратил наше внимание на кучу сплетенных из прочных стеблей грубых корзин, лежавших наготове. И вот без дальнейших проволочек мы выбрали себе по корзине, и вскоре все четверо зашагали, спотыкаясь под ношей.

При первом рейсе мы дошли до берега одновременно — воодушевляющие крики Зика производили неотразимое действие. Однако еще через несколько рейсов я почувствовал ломоту в плечевых суставах, а высокая фигура доктора явно ссутулилась.

Вскоре мы оба побросали корзины, заявив, что больше выдержать не можем. Но наши хозяева, решившие заставить нас работать, молча взывая к нашей совести, сделали вид, будто ничего не заметили, и поплелись дальше. Это было все равно что сказать: «Видите, ребята, вы живете у нас на всем готовом вот уже три дня; вчера вы ничего не делали, только ели; ну, что ж, стойте теперь и смотрите, как мы работаем, если вы на это способны». Итак, нам поневоле пришлось снова взяться за дело. Однако, несмотря на все старания, мы отставали от Зика и Коротышки, которые, тяжело дыша и обливаясь потом, брели взад и вперед, не давая себе ни отдыха, ни срока. У меня начало даже появляться злобное желание, чтобы лишняя картофелина, как последняя соломинка, переломила им спину.

Задыхаясь под тяжестью своей корзины, я все же никак не мог удержаться от смеха, глядя на Долговязого Духа. Он шел так: длинная шея была вытянута вперед, руки сплетены за спиной, образуя опору для корзины, а ходули-ноги то и дело подгибались, словно коленные суставы каким-то образом соскакивали.

— Хватит! Больше я не несу! — воскликнул он без всяких предисловий, высыпая принесенный картофель в шлюпку, где янки как раз в это время разравнивал наваленную кучу.

— Вот что, — с живостью сказал Зик, — пожалуй, вам с Полем лучше попробовать «бочечное приспособление». Пошли, я моментально научу вас. — И с этими словами он вылез на берег и поспешил к дому, предложив мне и доктору пойти с ним.

Теряясь в догадках, что это за «бочечное приспособление», и подозревая недоброе, мы ковыляли вслед за янки. Подойдя к дому, мы увидели приготовленное им какое-то подобие носилок. Это было не что иное, как старая бочка, подвешенная на веревке к середине крепкого весла. Зик сам додумался до этого остроумного изобретения и теперь не менее остроумно собирался распорядиться моими и докторскими плечами.

— Вот так! — сказал он, когда все было готово. — Теперь спина у вас не будет подламываться. Понимаете, вы можете стоять с этим прямо; попробуйте разок. — И он вежливо положил лопасть весла на правое плечо моего товарища, а другой конец на мое, так что бочка оказалась между нами.

— В самый раз, — добавил он, отойдя в сторону и любуясь нашим замечательным видом.

Спасения для нас не было; с тяжестью в сердце и на спине мы поплелись обратно на поле, причем доктор не переставал чертыхаться.

Пустившись в путь с груженой бочкой, мы несколько шагов прошли довольно легко и решили было, что идея неплоха. Но мы недолго так думали. Меньше чем через пять минут мы остановились как вкопанные; грубое весло невыносимо давило и натирало плечо.

— Поменяемся концами, — воскликнул доктор, которому не доставляла особого удовольствия лопасть весла, врезавшаяся в его плечо. Наконец, короткими переходами с длительными остановками нам удалось кое-как дотащиться до берега, где мы не без раздражения сбросили наш груз.

— Почему не заставить туземцев помочь? — спросил Долговязый Дух, потирая плечо.

— Будь они прокляты, туземцы! — сказал янки. — Их двадцать не стоят одного белого. Эти парни не созданы для работы, и они это знают, ведь ни один из них в жизни пальцем о палец не ударил.