Шумерские ночи. Том 3 (СИ) - Рудазов Александр

— Ну и кто тебя послал? — спросил он, частично снимая Паралич. — Трой? Или Мешен’Руж-ах?

— Я служу сакиму Седьмого Царства! — гордо ответил каджи.

— Да этот-то с чего на меня взъелся⁈ — разозлился Креол.

Выпытав из лазутчика все, что тот знал (очень мало) и расчленив его заклятием Двенадцати Лезвий, Креол уселся прямо на крыше, уставившись на изуродованный глаз Урея. Трехдневный труд пошел прахом. Ради чего все его старания?

Маг задумался, не превратить ли в самом деле Шахшанор в коцебу и улететь отсюда ко всем маскимам. В Шумере он уже достиг пределов мечтаний, стал Верховным магом, и ему быстро стало мало, он тоскливо озирался, ища новую цель, новую вершину.

А то вот Хе-Кель как обзавелся коцебу, так вообще перестал сидеть на одном месте, летает по всей Ойкумене. Креолу тоже все сильнее так хотелось… но Шахшанор слишком велик, пожалуй. Работа предстоит долгая, кропотная и будет досадно, если у Креола все-таки не выйдет.

Поднять в воздух такой огромный дворец куда сложнее, чем просто дом, как у Хе-Келя. И Креол все-таки не настолько хорош в големостроении и зодческой магии.

Поразмыслив, он решил пока забыть о коцебу. Вместо него Креол наконец сварганил себе то, до чего все не доходили руки — амулет, предупреждающий об опасности.

Давно надо было это сделать, но он все не знал, с какой стороны подступиться. Подобные артефакты, как ни странно, сложнее всерубящих мечей или огневых колец. Нет ничего проще, чем просто зачаровать некий предмет, придать ему магические свойства, сделать невероятно прочным или острым. Нетрудно и вложить в вещицу нужное заклинание, создать что-то вроде многоразового свитка.

Но это легко, когда нужно конкретное заклинание. Ну вот Огненная Стрела, например. Вложи ее в перстень или жезл — и будет он швыряться огнем, пока не иссякнет заряд маны. А если дополнительно поработать — будет подзаряжаться от владельца.

Но предупредить об опасности нельзя простым заклятием. Тут все гораздо сложнее. Такой амулет должен быть почти что пророком, должен уметь увидеть угрозу до ее наступления.

А «угроза» — это очень расплывчатое понятие, знаете ли.

Креол уже несколько раз делал такие амулеты, но все они выходили неудачными. Либо вообще не работали, либо, наоборот, срабатывали все время, реагировали на комаров, слишком крепкую сикеру и голос Хубаксиса. Очень сложно оказалось провести грань между опасностями.

Но в этот раз у него все-таки вышло. Это заняло три недели, но амулет получился умный, способный ограниченно считывать эфир и предупреждать, если опасность и впрямь серьезная. Он все равно иногда ошибался, чего-то не видел, а о чем-то срабатывал ложно, но все же на сей раз дело стоило потраченных усилий.

И повесив на шею эту свою работу, Креол ощутил жар. Амулет раскалился сразу же… что, уже?.. опять?..

Нет, так жить нельзя. Троя надо убить. Отрубить голову, четвертовать и сжечь.

Чтобы наверняка.

…Гнев…

…Гнев заполоняет разум…

…Гнев, страх и неверие…

Месть. Он отомстит тем, кто предал его и убил. Отомстит… и вырвется. Из Кура можно вырваться, можно. Менгске знал это, Менгске верил в это. Менгске еще при жизни совершил ритуал, закрепляющий его частичку в мире живых… не настолько хорошо, чтобы не умереть, но достаточно, чтобы суметь вернуться из мертвых.

Ему нельзя уходить глубже. Нельзя. Пять лет Менгске проболтался между мертвым и живым, пять лет бродил по берегу Реки, так и не перейдя на другую сторону. Пять лет видел вдали стены Иркаллы, но знал, что там его ждут архимаги, которых он туда отправил. И всеми силами держался за тот якорь, что создал для себя еще при жизни. Заклятие страшное и черное, заклятие очень трудное… но он был архимагом, Менгске, сын Ниддху.

И ему не нужна была ничья помощь.

— … Содомиты… — неслось сквозь сумрачные пространства. — … Я им покажу… я им всем покажу… они будут… они пожалеют…

Вот, начало формироваться твердое тело. Вот, его понемногу потянуло обратно. Мановый заряд стал достаточным, Менгске влечет назад, влечет в мир живых. Все его существо, весь его разум переполняет только гнев, только жажда мести, но это ничего, это даже хорошо. Он обретет мир и успокоение, как только выполнит свою задачу, как только отомстит.

И спустя пять лет после своей смерти Менгске, сын Ниддху, вновь ступил на землю Шумера. Вновь обрел плоть… ну ладно, не совсем плоть, но почти.

Он стал маргулом. Тем духом, что жив во всем, кроме названия. Вновь мог есть и пить, мог спать… маргулу не нужен сон, но он может уснуть, если ему захочется.

Менгске не хотелось. Последнее, чего он сейчас желал — уснуть. Стоя на ночной площади, в том самом месте, где пять лет назад расстался с жизнью, он хищно смотрел на спящие дома, смотрел на две башни Гильдии, смотрел на громаду храма Этеменанки, и с ненавистью думал о Мардуке, что помазал его когда-то в Верховные маги, а после смерти отверг, изблевал из своих уст, велев ступать, куда пожелается, ибо Менгске, видите ли, направил подлунный мир в сторону гибели магии.

Не всякий дух может стать маргулом. Для этого нужен некто, кто проложит путь из мира мертвых в мир живых, распахнет дверь меж пространствами. И сам дух тоже должен всем существом своим рваться обратно. Желание должно быть достаточно сильным, чтобы даровать псевдоплоть — и в том числе поэтому маргулов создают редко.

Потому что настолько сильным желанием обычно обладают духи мстительные — а от них добра не жди.

Маргул — и мстительный дух. На плечах Менгске сформировался плащ, а чело вновь украсила диадема. Она принадлежит ему по праву. А когда он сшибет голову своему убийце, то вернет настоящую, и все исправит. Неблагодарный, заблуждающийся божок еще увидит, что Менгске — лучшее, что случалось с этим миром.

— Они снова примут меня или умрут, — процедил он. — Пусть иначе мою душу пожрут Древние.

Ничтожества. Этот жалкий шут на месте Верховного… пф!.. это даже не смешно.

Ничего. Менгске покажет им настоящую магию. Он кое-чему научился на другой стороне. Он кое с кем там познакомился. Кое-кто ему немного помог… пришла пора вернуть должок.

Восставший мертвец вскинул руки, и от его ступней побежали зеленые линии. Всю площадь расчертило ими, словно паутиной. Незримые для простых людей, они разошлись трещинами, и из них полезли те твари, с которыми Менгске свел знакомство там, в пространстве между жизнью и смертью.

Надо накормить их. Дать им напиться свежей крови. Иначе они не смогут выполнить свою задачу.

…Креол резко открыл глаза. Грудь жгло огнем. Маг взвыл от боли и сорвал амулет. Надо было поставить ограничение, пределы разогревания, а то сейчас он раскаляется тем сильнее, чем страшнее угроза… так, подождите!..

Чрево Тиамат, что такое случилось, что он раскалился настолько⁈ Даже не надев исподнего, Креол взлетел с циновки и вышел в окно. Он страшился увидеть перед стенами что-нибудь громадное или многочисленное, смертоносно-проклятое, испепеляющее, затопляющее, всеразрушающее… но не увидел ничего.

Вокруг все было как обычно. Мирная шумерская ночь. На востоке алеют первые лучи зари. Стоит предрассветная тишина… и ничего как будто ему не грозит. И глаз Урея… ах да, он же уничтожен, а новый Креол еще не сделал.

— Можно поконкретнее⁈ — рявкнул он на свой амулет.

Тот осуждающе молчал, ибо Креол сам же его таким и сделал.

Но если опасности в прямой видимости нет, или она есть, но неявная… нет, если бы она была неявная, то уже случилось бы что-нибудь, амулет не настолько всеведущ, он считывает эфир очень ограниченно. И раз все еще ничего не случилось, опасность огромная… но не здесь. Где-то далеко. Но при этом угрожает конкретно Креолу. Причем Креол о ней знает, иначе амулет не среагировал бы.