Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер - Андрей Константинов

Кстати, на слово «политехнический» Абдул Хак никак не отреагировал, а вот на коробок «повёлся» моментально. Вообще говоря, для правоверного мусульманина азартные игры — грех, но афганцы — люди невероятно азартные, а уж в лагере-то, где никаких развлечений нет и в помине, тут и говорить не о чем. Семя упало на более чем благодатную почву. Борис не только подполковника играть научил, но и коробок подарил, который тот утащил в свою земляную камеру-нору. И пошло-поехало. «Коробочная лихорадка», как эпидемия, мгновенно распространилась среди пленных и словно слегка «разбудила» их. Все стали ненамного, но всё же больше общаться между собой. А раньше, скорее, отталкивались друг от друга…

Через несколько дней Абдул Хак представил Борису своего сокамерника Сайдуллу. Тот тоже говорил по-русски и, пожав руку Глинскому, доброжелательно сказал:

— Товарищ Абдулрахман, если нужно, мы будет помогать…

Этот Сайдулла оказался майором из «коммандос». Его, тоже халькиста, в последнем рейде нарочно ранил приданный группе майор-парчамист, переметнувшийся к моджахедам. Занятно, что Сайдулла был пуштуном-ахмадзаем и происходил из одного племени с начальником лагеря Каратуллой.

Познакомился чуть ближе Борис и с некоторыми пленными шурави. И это оказалось совсем не просто — на контакт ребята ни в какую не хотели идти. После смерти Шарафуддина их осталось девять: Абдулла, Мухаммед, Карим, Нисмеддин, Асадулла, Файзулла, Исламудцин, Абдулсалим и Хафизулла. Свои настоящие имена парни называть побаивались, а кое-кто просто и не мог: белобрысый Мухаммед, например, был ранен при пленении в рот, поэтому говорил нечленораздельно и сильно кривил голову набок…

Да и охрана старалась плётками пресекать любые разговоры. Хотя нет, уже не любые. Охрана не то чтобы сильно помягчела, но лютовали душманские вертухаи уже совсем не так, как раньше. Известная истина: каким ты зверем ни будь, но совместное с одними и теми же людьми компактное проживание (даже по разные стороны забора) всё равно сближает. Так уж устроен человек, если он, конечно, не абсолютно отмороженный садист, как те же Юнус с Азизуллой, а таких всё же встречалось не много, как и сколько-нибудь смышлёных…

…Неизвестно, кто из узников первым сыграл в коробок с охранником, и при каких обстоятельствах это произошло. Но кто-то это, однако, сделал, потому что «коробочная лихорадка» перекинулась на охрану, а потом и на курсантов. Игромания поразила практически всех без исключения, непонятно даже, откуда коробки-то в лагере взялись в таком количестве…

Больше всех от этого «стихийного бедствия» выиграли, конечно, пленные. Охранникам скучно было играть только друг с другом — раз, другой, третий… Потом они сами стали в качестве противников привлекать узников. А играть-то интереснее на что-то! Но что возьмешь с пленного, у которого ничего нет? Однако выходили как-то из положения: играли, например, на удар плёткой по голове против сигареты. Плётка, она что — стегает больно, но вытерпеть можно, а сигарета — это… Это почти счастье. Ну и своеобразная «валюта», разумеется… Бывали, правда, и более неприятные ставки — опять же сигарета против того, чтобы отдрочить член охраннику. Или не только отдрочить… Правда, на такие жертвы шли только маленький, шустрый, но на вид недалёкий Абдулла и «пришибленный» Файзулла. Абдулрахман предположил, что это, наверное, Володя из Иркутска. Правда, уверен не был.

Так или иначе, но узники не только общаться между собой стали больше, но и порой лишний кус еды выигрывали, да и те же сигареты, которые, может, и вредят здоровью, но с которыми всё равно веселее. Охранники, конечно, могли не отдавать проигранное, но! А кто тогда после этого с тобой играть будет? Да и кто-то из своих, как правило, рядом болеет, своей очереди ждёт. Будет потом, понимаешь, всякие обидные вещи рассказывать. А репутация — она ведь везде репутация. Даже в таком богом забытом месте, как крепость Бадабер… Глинский, кстати, слыл непобедимым игроком и вскоре невероятно разбогател: у него за сутки накапливалось до полупачки сигарет!

А ещё Борис сумел добиться, чтобы его и нескольких других пленных пореже кололи наркотой. И это была уже серьёзная победа. Добиться такого было, конечно же, непросто. Однако получилось же. И непоследнюю роль на пути к этой победе сыграли навыки, переданные Борису «на даче» узкоглазым Василь Василичем…

Дело было так: когда Абдулрахмана назначили надсмотрщиком, ему постепенно разрешили ходить без охраны не только внутри крепости, но и за её стенами — когда там узники работали. Да куда он там сбежит, если на каждой угловой башне-«стакане» лагерного периметра по пулемету, не считая того угрожающе спаренного, что над главными воротами? Вот и ходил себе Абдулрахман, собирал какие-то лепесточки, перемешивал их с золой и ещё с чем-то, потом жевал их… Охранников это ужасно забавляло, они даже решили поначалу, что Абдулрахман маленько головой тронулся, что в крепости случалось частенько. Но вскоре смеяться перестали.

Уколы пленным обычно делал хазареец Юнус — тот самый, который обрезал Бориса. И по всему было видно, что этот «хирург» колется и сам, по крайней мере частенько мучается от передоза.

…Вот и в тот день Юнус был сильно не в духе — морщился всё время от головной боли, губу кусал. Когда дошла очередь колоть Абдулрахмана, случилось неожиданное: пленный вдруг как-то сочувственно взглянул в глаза «хирургу» и произнес короткую благодарственную молитву, показывая пальцем на спасённый хазарейцем вытатуированный «образок» на плече. А потом этот шурави протянул Юнусу комочек из растолчённых лепестков и сказал:

— На.

Хазареец вздрогнул. Он, обычно хмурый и недоверчивый, понял, что голова должна пройти, и неожиданно послушно положил комочек в широко раскрытый рот, обдав Абдулрахмана каким-то неестественным зловонием. А узник жестами показал, что комочек нужно прожевать и проглотить. Юнус так и сделал. И ведь помогло этому узкоглазому. Явно помогло! По крайней мере на следующий день перед уколом хазареец выглядел намного добрее. И когда Абдулрахман покорно выставил пятку для укола, Юнус вопросительно взглянул на него. Пятку-то Абдулрахман выставил, но головой покачал очень выразительно. Юнус ещё раз посмотрел в глаза пленному, а потом убрал шприц и односложно буркнул:

— Бору.[92]

Ну и, как говорится, понеслось: через день к Борису с той же проблемой обратился Парван, младший брат начальника охраны Азизуллы. Парван подвизался в лагере кем-то вроде прораба или завхоза и отвечал, в частности, за строительство мечети… И ещё через день Бориса практически совсем перестали колоть — за исключением тех случаев, когда за процедурой наблюдал сам Азизулла, а это было очень редко. Кстати, Глинский и начальнику охраны кое в чём сумел помочь: дал ему комочек, от которого тот стал значительно реже испускать из себя скопившиеся газы — только когда сильно нервничал.

Проще говоря, пердеть меньше стал этот урод, чего, кстати, «рояль армий офисар» раньше слегка стеснялся. Особенно когда орудовал английским стеком или представал пред очи американского союзника.

Затем Абдулрахман вылечил одному охраннику постоянно слезившийся глаз, а другому — язву на руке. А потом выяснилось, что этот шурави ещё умеет головную боль снимать, нажимая пальцами на какие-то точки… Но всё равно самой большой популярностью пользовались комочки от передоза. Этим же практически вся охрана страдала. И это притом, что злоупотреблять героиновыми «леденцами» или маковым жмыхом Аллах не разрешает никому! Но слаб человек, даже если он — правоверный…

Кстати, некоторые особо ушлые охранники, чтобы не впасть в зависимость от Абдулрахмана, потребовали немедленно выдать рецепт заветных комочков, и этот шурави даже неоднократно всё показал — а вот почему-то у него получалось, а у «духов» — нет. Вроде все вместе всё одинаково делали, в тех же самых пропорциях — ан нет! То ли имелся ещё какой-то секрет, то ли этот Абдулрахман и впрямь был колдуном, как кто-то сказал однажды про него.

Сам же Глинский лишь улыбался и объяснял «духам», что у него в роду — все потомственные целители. Моджахеды верили — они вообще легко велись на всё таинственное и загадочное, просто как дети…

И конечно же, Борис лечил и пленных, которые постепенно начали слегка оживать. А снять с иглы ещё несколько человек у Глинского получилось вот как: однажды он снова полечил голову «прорабу» Парвану, а когда тому полегчало, ненавязчиво предложил сыграть в коробок. «Прораб» тупо согласился, вынул свой собственный, нераздолбанный коробок и поинтересовался: на что, мол, играть будем?

Абдулрахман на ужасно ломанном языке предложил:

— Сколько раз выигрываю, столько пленных колоть не будут. Сколько проиграю — столько комочков из лепестков принесу. Идёт?