Мемуары сорокалетнего - Сергей Есин

Но сам он ее почему-то не забыл, а, наоборот, с каждым днем вспоминал все чаще и чаще. И как у нее горели глазенки за столом, и ее детские, податливые губы, пахнущие вишневым ликером. Он думал, что это так, блажь, пройдет, но тут она появилась на рубеже…

Они бежали гонку патрулей в ФРГ. Участвовали две наши команды, но основные противники — австрийцы — были очень сильны, прямо на пятки австрийцам наступали спортсмены ГДР. Опытный, очень постаревший тренер Сергей Константинович, уже давно работавший с основной сборной, знал, что его ребята выиграют, хорошо потопают, поднажмут и проявят волю к победе. И все же полной уверенности в победе не было. Наши могли прийти первыми, если кто-то хорошо измотает австрийцев, и Сергей Константинович решил в первой сборной ее, так сказать, ведущего не выставлять. «Володя, — сказал Сергей Константинович, — ты должен пожертвовать собой ради команды. Даже с тобой команда вряд ли выиграет, а без тебя, если ты хорошо измочалишь австрийцев, а они будут ориентироваться на тебя — ты самый сильный, известный им, — наша первая сборная, может быть, станет на финише победительницей. Становись во вторую сборную, ребята там послабее, но взвинти темп на первой половине трассы. С каким вы придете временем, не имеет значения, главное — вымотай австрийцев, сделай это, Володя, для меня, мне очень нужна победа».

Володя с недоумением посмотрел на Сергея Константиновича. Он, Володя, был в пике спортивной формы, ему не терпелось стать чемпионом. Даже муть поднялась в душе: «Вспомнил старые благодеяния. Ну, взял в команду. Ну, научил ездить и стрелять. Что ж, теперь всю жизнь за это отрабатывать?!» А потом Володя вспомнил старушку мать Сергея Константиновича, которая всегда встречала их после чемпионатов, его холостяцкую однокомнатную квартиру, в которой кто только из команды не бывал, кухню в этой квартире, уставленную несданными молочными бутылками, и самое главное — вспомнил о характере Сергея Константиновича, как он пробивал ребятам квартиры, машины, старательно женил, как долго внушал ему, Володе, мысль: «Скоро все кончится. И большие деньги, и слава, и зарубежные поездки, и новые машины. Надо учиться, стараться, чтобы на основной работе ты был на хорошем счету, надо пробиваться в главной, неспортивной жизни, пробиваться трудом». Вспомнил Володя, как долго Сергей Константинович пытал его на сборах о призвании, о склонностях, потом устроил в ГАИ, организовал отпуск для учебы на курсах, ездил несколько раз к Володиному начальству, когда приходило время соревнований и сборов. Вспомнил Володя все, что сделал Сергей Константинович для него и ребят, подумал, что ближе ему нет сейчас человека, и сразу на сердце потеплело. И он сказал) «Хорошо, Сергей Константинович, я сделаю все как надо, выложусь».

Он долго все же не мог заснуть, в голову лезли всякие мысли, задремал лишь в третьем часу ночи. Утром не встал, как положено, на разминку, чтобы настроить организм, волю для борьбы за победу. Как и предполагал, старт взял он плохо. Вперед ушла первая сборная, потом через три минуты — шведы; за ним, за второй сборной, топтались с недоумением и робостью австрийцы: что там придумал знаменитый русский лидер? Но потом они и его обошли и начали убегать вперед. И тут Володя будто проснулся. Внезапно он почувствовал, как иногда бывало с ним во время удачных гонок, что тело его вдруг налилось гармонической силой, что сейчас ему по плечу все. Он помедлил, прислушиваясь к тому, что делается сзади: его команда, трое дебютантов в сборной, старательно топали сзади, всецело полагаясь на чутье знаменитого гонщика. Ребята дышали ровно и уверенно, лыжи их скользили хорошо, без оттяжки и одновременно свободно, как надо, значит, тренер угадал с мазью. Ну что ж, может, рискнуть? И ради Сергея Константиновича, и ради ребят. Его, Володю, лет пять назад точно так же вывозил знаменитый чемпион. Сейчас Володя на бегу оглянулся: лица у его ребят были упорные, сосредоточенные, глаза светились хорошей злостью, желанием работать. Чувство легкости, послушности в каждой клеточке тела не исчезло. Володя еще раз прислушался к себе: в глубине души вопреки разуму — и сам он не в форме, а за ним необстрелянные салажата — по-прежнему жило и разрасталось чувство победы.

Он догнал австрийцев как раз перед намеченным им подъемом. Те чуть приглушили шаг, экономя силы, и сначала пропустили Володю и его команду вперед (сумасшедший русский нашел где мериться силами, посмотрим его на вершине подъема!). Но когда Володя, не снижая темпа, прошел уже половину крутого тягуна, австрийцы спохватились, нервы их не выдержали. «Какие вы будете, господа хорошие, на вершине холма, — подумал Володя. — Наше-то дело, собственно, на этом подъеме и кончается, выкладывайтесь, миленькие, вам еще стрелять». Но и в команде у Володи все шло не очень гладко — бежать надо всем вместе, зачет по последнему, а последний что-то отстает, надо его тянуть. Ничего, не робей, парень. Давай-ка сюда, на мое плечо, карабин, не стесняйся, в свое время, вывозя Володю, знаменитый чемпион поступил точно так же.

К стрельбищу австрийцы все же нагнали Володю и отстрелялись на своем рубеже первыми. Подходя к огневому рубежу, Володя краем глаза заметил, что его мальчики тоже заняли места и держат в руках оружие. «Пиф-паф, ой, ой, ой, убегает зайчик мой», — почему-то пришел в голову детский стишок. Володя поднял карабин, совместил на одной прямой цель и мушку в прорези прицела и медленно повел курок на себя.

И в этот момент он вспомнил Олечку! Ее волосы, тонкую розовую кожу на скулах и зеленоватые, глубоко посаженные глаза. «Володя, Володя, Володечка…» Ему даже послышалось: «Не торопись». Но «не торопись» сказал он себе сам. Он зажмурил глаза. Видение исчезло. Текли драгоценные секунды. Он снова взглянул в прорезь, совместил мушку и цель и, уже заранее зная, что не промахнется, спустил курок. В эту же секунду, еще не видя результата, загадал: «Если выиграю, то женюсь».

Почему-то он знал, что не промахнутся и ребята. Ему был знаком этот запал уверенности, который идет от первого на лыжне.

На промежуточном финише несколько изумленный Сергей Константинович крикнул Володе: «В гонке ты отстаешь от первой команды на сорок секунд, от австрийцев — на двадцать, но у первой — круг штрафняка на стрельбе, а у австрийцев — один «капнул», отстает. Не сорвись, Володя».

Уже тогда Володя знал, что гонку выиграет.

А разве теперь он не сможет вытянуть, выиграть свою давнюю, так резво начавшуюся гонку? Он еще поборется. «Олечка, дай-ка, золотце, свой карабин на мое плечо. Ну, теперь ничего лишнего, стало легче, теперь жми, наверстывай. Мы еще с тобой придем первыми на финиш. Давай, Володя, жми, ты лидер, опытный боец, придержи дыхание, точно совмести мушку и цель. И — бей!»

«Кого же мы первого возьмем под мягкие, нежные жабры?» — размышлял Володя с некоторой даже ленцой, листая свою записную книжку. Кого «первого? Овощной магазин или «Мясо», «Автосервис» или «Универсам»? Но и здесь в самом названии магазинов, кажется, есть какая-то всеобщность и всеобъемность.

Голос директора «Универсама» — «на красный свет поворот на улице Трудовых Резервов» — был разведочно-неуверен. Да, он помнит и улицу славных резервов, и доблестного гаишника, и его собственный, директора, призыв обращаться, когда трудно. Так в чем трудности у представителя порядка?

— Я, понимаете, — врал Володя, потому что его правда выглядела бы в глазах нормального, довольного жизнью человека как полная и вопиющая ложь, — собираюсь покупать машину…

Будто бы предвосхищая окончание фразы и неизбежную просьбу о долге, на другом конце провода установилась глубокая, как обрыв связи, тишина.

— Вы меня слышите?

— Слышу.

— И вот, — продолжал Володя, — я испытываю нужду в деньгах…

Тишина приобрела густой космический характер.

— Но денег я ни у кого просить не собираюсь, — наконец-то договорил мысль до конца Володя.

— Так, так… — Тишина разрядилась, снова стали слышны электрические шорохи, и с другого конца провода послышалось повеселевшее и заинтересованное: — Слушаю. Слушаю, Володя, с большим вниманием.

— Мне нужно срочно продать вещи, принадлежащие мне. Дефицитные, новые, по государственной магазинной цене. Без переплаты. Срочно, сегодня. Никакой наценки нет.

— Слушаю вас, Володя, с большим вниманием, и хотя это не телефонный разговор, но что именно вы хотели бы продать?

— У меня в доме, — Володя медленно переводил глаза с предмета на предмет, — есть три ковра машинной работы, хрустальная люстра, несколько сервизов, кое-что из импортной электроники, книги…

— Так, Володя. Я вас понял. Одну минуточку, я подумаю. — Опять по проводу побежали шорохи помех, но легкие, как бы украшающие разговор электрической вязью, а не усугубляющие значение каждого слова. — Значит, так, если я правильно понимаю, мы, Володя, территориально с вами соседи?