Наследие предательства - Райт Крис

— Спасибо, но мне твоя помощь не нужна.

— Ты возмутительно неправ.

В Люции зажегся гнев, но вместо того, чтобы взять его под контроль, он позволил чувству поглотить его. Разозленный мечник совершает ошибки, но сейчас ему была нужна эта злость. Он кинулся на противника, отбросив все мысли о проверке обороны, лишь стремясь убить. Он хотел разрубить на куски этого надменного нахала, выпотрошить его без пощады и изящества, подарить ему уродливую смерть.

Санахт отбивал атаки, молниеносно парируя и совершая ответные выпады, но Люций не давал ему передышки. Он оттеснил противника к краю дуэльного круга, наслаждаясь замешательством в его глазах. Санахт, больше не способный различить эмоции Люция в трясине гнева, был вынужден прибегнуть к приемам, зазубренным из книг древних мастеров.

Но они не могли ему помочь.

Люций подвел меч под окутанный энергией клинок и выбил его из руки Санахта. Глаза воина округлились, а Люций пнул его в пах и обрушил рукоять меча на уныло-красивое лицо.

Санахт отступил, кувыркнувшись и подняв второй меч. Люций ударом отбросил его в сторону. Обратным взмахом он направил меч вниз, чтобы перерезать Санахту горло, но серебряное лезвие остановилось в миллиметре от шеи, словно нашло на камень. Сопротивление отозвалось в руке Люция дрожью, и вместо этого он ударил Санахта по челюсти кулаком второй руки.

— Колдовство? Ты используешь колдовство, чтобы сохранить свою жалкую шкуру?

— Он не использует…

Люций развернулся, отведя меч от шеи Санахта.

— Но использую я.

На краю дуэльного круга стоял еще один воин в красной броне. За его плечами развевался плащ из переливающихся темных перьев.

— А ты кто такой, чтобы спасать ему жизнь?

— Я Азек Ариман, и Санахт мне скоро понадобится.

Энтони Рейнольдс

КХАРН: ВОСЬМЕРИЧНЫЙ ПУТЬ

Я стою и жду, расслабленно держа в руке топор для поединков. Это не Дитя Крови, то ревущее чудовище предназначено только для убийства. Схватка — не сангвис экстремис. Оружие привязано к запястью цепью, в честь гладиаторов Деш`еа. Я видел их кости, бродил по месту их гибели. Я помог Ангрону обрушить возмездие на их убийц. Мне никогда не доводилось встречаться с ними, однако их смерть поведала, чем мы становимся. Мы — рабы памяти о них.

— До третьей крови.

Как и я, Борок раздет по пояс. Его массивный мускулистый торс крест-накрест пересекают старые раны — шрамы поверх шрамов. Все они спереди, он ни разу не повернулся к врагу спиной. Он не трус.

— До первой.

Я вижу в его глазах разочарование, но он согласно кивает. Легион пролил довольно крови. Слишком многие умерли на аренах после преображения Ангрона, после его вознесения. По крайней мере, таким словом это описал его брат Лоргар. Ангрон изменился, и его сыновьям придется сделать то же самое.

Стоящие кругом зрители шумят, они ревут, как животные. Им не терпится увидеть кровь. Этого требуют от всех нас Гвозди Мясника. Они вдавливаются в мякоть сознания, перемалывая и терзая болевые рецепторы. Становится все хуже, они ощущаются даже в дремлющем состоянии, вкручиваются в мозг. Винты заворачиваются и гвозди стучат. Братские узы с товарищами из Пожирателей Миров не в силах лишить меня улыбки. Пища на вкус, словно пепел. Нет никакой радости кроме той, что обретается, когда убиваешь, вскрываешь артерии, рассекаешь плоть и забираешь черепа. Вот чего от меня хотят Гвозди.

На протяжении последних недель я сторонился братьев. Меня преследуют мрачные мысли. Я привык в одиночестве бродить по палубам «Завоевателя», бездумно шагая по коридорам, как будто после пройденных километров за километрами меня посетит некое внезапное озарение, некое указание, некая… надежда.

Я не намеревался приходить сюда этой ночью. Возможно, это Гвозди вели меня на арену. Но как только я услышал зовущий, словно сирены, звук сшибающихся клинков и оружия, врубающегося в плоть, то уже был не в силах свернуть прочь. Сегодня было невозможно устоять перед соблазном пусть даже секундного успокоения непрестанного трения в коре головного мозга. Гвозди хотят, чтобы я снова сражался. Я не был здесь с тех пор, как посрамил Эреба. Трусость подлеца не дала мне совершить убийство, и Гвозди наказали меня за это. Но теперь я тут, и давление уже ослабло.

Борок занимает место напротив меня посреди круга. Он будет драться своим обычным оружием — парой длинных кривых клинков. Мечи против топора. Такие бои никогда не затягиваются.

Я атакую. Это единственный известный мне путь.

Моя скорость застает его врасплох, и схватка едва не заканчивается в первый же миг. Впрочем, он быстро приходит в себя. Мы оба пляшем под дудку Гвоздей, и это омерзительная мелодия. Мало кто в Легионе теперь сражается изящно.

Я блокирую клинок, несущийся к моему горлу, и вынужден качнуться в сторону от его близнеца, который движется понизу, чтобы выпотрошить. Я отбрасываю Борока пинком, впечатав ногу точно ему в солнечное сплетение. Он отшатывается.

Я жду его, крутя запястьем и вращая топор для поединков, перехватывая оружие. Он рычит и бросается на меня. Я встречаю его лицом к лицу.

Борок — один из Поглотителей, телохранителей Ангрона. Разумеется, раньше примарх никогда не нуждался в телохранителях. А теперь он скован и заперт под палубой, и сама идея, будто ему нужна защита, смехотворна. Поглотители — немногим более, чем его тюремщики. Постыдная служба для тех, кто должен был быть элитой Легиона.

Блок, взмах, шаг в сторону, выпад. Это не по-настоящему. Схватки — только чтобы отвлечься и ослабить боль, пока мы снова не вступим в подлинный бой, и можно будет дать Легиону свободу. Мысль о том, чтобы выпустить Ангрона из его темницы, не из приятных. А что насчет нас? Его сыновей? Обречены ли мы на такую же участь? Покинут ли нас последние остатки человечности, станем ли мы просто скованными безумцами?

Гвозди чувствуют, что моя агрессия угасает, и наказывают меня. Они вонзаются в мозг, ослепляя меня белой вспышкой боли. Я отвлекаюсь, и Борок практически достает меня. Я избегаю размашистого удара его клинков всего лишь на волосок. Я вижу, что он разочарован. Ему хотелось испытать себя в бою с воином, который одолел Темного Апостола, но то было другое дело. То было реально, а это просто фарс.

Один из его клинков скрежещет по рукояти топора, едва не задевая мои костяшки. Это была бы первая кровь, хотя от такого итога Аргел Тал бы рассмеялся. Возможно, именно воспоминание о старом друге отчасти дает толчок тому, что происходит затем.

От удара тыльной стороной ладони я оступаюсь и падаю на пол.

Что-то капает на мою руку. Кровь… Он меня задел, а я даже не почувствовал? Нет. Мы оба поднимает глаза вверх, забыв о схватке. Потолок кровоточит. На меня падает вторая капля, потом еще одна. По стенам текут ручейки.

А затем я слышу рев Ангрона. Примарх бушевал на протяжении недель, но теперь все по-другому. От этого звука толпа умолкает. Он изливается через решетку палубы, расходясь по стали. От него стены содрогаются и стонут. Он с треском исходит из отключенных раструбов вокса. Его одного достаточно, чтобы исказить саму реальность. Мое сердце начинает грохотать в унисон с ударами в голове. Оно сливается с издаваемым Ангроном шумом, который нарастает и близится к крещендо. Мои пальцы сжимаются на рукояти топора, и с губ срывается рычание. Грохот поглощает все.

Я знаю, что грядет, но не в силах предотвратить это. Все происходит быстрее, чем когда-либо раньше. Я едва успеваю сделать вдох. На меня как будто обрушивается приливная волна, и через миг я тону. Я вскакиваю на ноги, держа топор обеими руками, и все окрашивается красным.

Первое, что я ощущаю — смрад крови и сырого мяса. Второе — рев. Не Ангрона, примарх-демон умолк, а столь же оглушительный рев толпы. Зрение медленно возвращается ко мне, красная пелена поднимается, открывая последствия бойни. Мои руки по локоть покрыты кровью. Она капает с топора. Кровь и у меня во рту, спекается на губах и подбородке. Это не моя кровь.