Наследие предательства - Райт Крис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Желаете раздеться, вице-цезарь?
Марк не заметил Пелона, терпеливо ждавшего возвращения своего повелителя. Помощник стоял возле кровати, вытянув руки, чтобы принять мундир Марка. Его руки были забинтованы там, где он получил ожоги. Марк слышал о героизме Пелона, когда тот спас нескольких человек из огня на орудийных палубах, и упомянул о нем в своем докладе примарху. Вице-цезарь сел и сбросил с себя пальто.
— Постой, Пелон, — сказал он, когда денщик повернулся к шкафу.
— Повелитель?
— Эти твои бумажки… Что ты с ними сделал?
— Они еще у меня, вице-цезарь, — Пелон выглядел так, будто его поймали на горячем. — Простите, вы желаете, чтобы я избавился от них?
— Нет, пока нет, — прошептал Марк. Он вспомнил события прошедшего дня и понял, что ему нужно где-то обрести надежду. Он больше не мог раз за разом принимать бой. Пустота внутри поглотит его, даже если не убьют враги. Молниевое поле, варп-ракета и, в первую очередь, Альфа-легион, не давали ему покоя. — Дай мне взглянуть.
Пелон достал из кармана кипу мятых бумажек и после мимолетной паузы передал ее Марку. Теребя мочку уха, вице-цезарь начал читать.
«Возлюбите Императора, ибо Он — спасение для рода человеческого. Покоритесь словам Его, ибо Он ведет вас в светлое будущее. Услышьте Его мудрость, ибо Он обережет вас от зла. Пылко возносите Ему молитвы, ибо они спасут души ваши. Чтите слуг Его, ибо они — глас Его. Падите ниц пред Его величием, ибо все мы обретаемся в Его бессмертной тени».
Грэм Макнилл
ЛЮЦИЙ: ВЕЧНЫЙ КЛИНОК
Люций шагал под небом, изорванным штормами. Он умер под таким, в разбитом храме далеко от этого мира, который Шестнадцатый легион с удручающей буквальностью называл «Планетой колдунов».
После апофеоза Фулгрима на Йидрисе среди Детей Императора произошел раскол: одни последовали за примархом, отвечая на зов магистра войны, а другие захватили корабли легиона, чтобы вести войну самостоятельно.
Люция же еще с Йидриса не покидало мрачное настроение. Он умер, но не в духе был не из-за этого.
Он потерпел поражение.
Ворон по имени Никона Шарроукин по-настоящему убил его, но не испытал удовольствия от невероятного достижения. Из-за этого Люций был в смятении. Из-за этого ему было больно.
Люций не знал, что вернуло его к жизни: вмешательство какой-то высшей силы или безумные изобретения Фабия, но не испытывал желания узнать. Теперь он должен был доказать, в первую очередь самому себе: он — великий мечник Люций, в искусстве фехтования ему нет равных.
Люций впервые услышал о Санахте от самодовольного красавчика по имени Хатхор Маат — легионера, который так сильно напоминал Люцию самого себя в прошлом, что убить его хотелось прямо на месте. Маат рассказал Люцию, что Санахт был последователем древних школ фехтования, воином непревзойденного мастерства, и даже самые одаренные провидцы из Корвидов не видели его поражения в своих кристаллах.
Люций не знал, кто такие Корвиды, но готов был поспорить, что они не учли его в своих видениях. И потому он бросил свой легион — если то никчемное сборище, которое Фулгрим оставил, еще можно было так назвать — и отправился на поиски этого «Санахта».
У мира, ставшего новым домом Алого Короля, была одна неизменная черта, нравящаяся Люцию: здесь ничто не было неизменным. Он шел, казалось, уже вечность, но цель его не становилась ближе. Порой башня Санахта размерами походила на транспортный корабль и висела над стеклянной равниной, которая отражала небо — но не то, что наверху. А иногда она вырастала из гор вдали, превращалась в сталагмит таких немыслимых размеров, что сама была горой.
Но она всегда оставалась перед глазами, дразня его, заставляя идти дальше.
Сейчас она выглядела как изящный минарет из слоновой кости и перламутра, с куполом, охваченным серебряным огнем. Она стояла посреди густого леса из деревьев, корчившихся в собственном болезненном сиянии. Живой огонь прыгал с ветки на ветку, радостно хихикал, словно ребенок, а сам лес то рос, то уменьшался, перекрывая ему путь.
— Что, боишься меня?
Голубой огонь на вершине башни вспыхнул ярче в ответ на его слова.
Люций обнажил меч с ярко-серебряным клинком. Меч был подарком примарха, слишком благородным оружием для рубки леса, но другого способа не было. Люций разрезал стеклянные деревья, с каждым взмахом раскалывал светящиеся стволы на куски. Он пробивал себе путь все глубже в сверкающий лес, а рассеченные ветви срастались за его спиной со звуком бьющихся окон, идущим в обратном направлении. Мечущиеся всполохи недовольно визжали, однако Люций не обращал на них внимания. Они бросились на него, пытаясь обжечь, но Люций снял с пояса шипованный хлыст, взятый с тела Калимоса, и взмахом заставил их отступить. Они завопили и побежали прочь от его мучительных прикосновений. Тут лес раздвинулся, и башня Санахта оказалась прямо перед ним. Теперь, оказавшись вблизи, он увидел, что нити яркого, как ртуть, пламени, пронизывают ее, словно живое существо.
Воин в алых доспехах стоял перед башней в дуэльном круге из выровненного песка. На его поясе висели парные мечи: у одного навершие рукояти было выполнено в форме черной шакальей головы, у другого — в форме белой соколиной. Оба заканчивались крюками и были причудливо изогнутыми, так что при виде них Люция охватило радостное предвкушение. Бой против нового меча всегда был интересным событием.
— Я слышал, что ты желаешь со мной сразиться, Люций.
Лицо воина скрывал шлем с посеребренным гребнем и лицевой пластиной.
— Ты Санахт?
— Да, я Санахт из Атенейцев.
— Значит, я пришел, чтобы с тобой сразиться.
— Ты хочешь умереть?
— Ха! Я уже один раз попробовал, и снова это испытывать не собираюсь.
Санахт снял шлем, за которым оказались коротко подстриженные пепельно-русые волосы и молодое лицо — такое невинное и красивое, что Люцию не терпелось его уничтожить.
— Твои эмоции говорят другое. Ты хочешь знать, почему ожил. Поэтому ты меня разыскал — чтобы сразиться с мечником столь же искусным, как Ворон. Таким, кто наслаждается убийством.
— Говорят, что ты хорош.
— Я лучший в своем легионе.
— Это еще ни о чем не говорит.
Люций повесил хлыст на пояс и вступил в дуэльный круг. Санахт обнажил мечи: один с кристаллическим лезвием и светящийся ведьмовским огнем, другой — простое энергетическое оружие.
Люций повел плечами и крутанул меч, разминая запястье. Он несколько раз дрался с воинами своего легиона, но после Йидриса ни разу не позволил себе убить. Здесь же не было необходимости себя ограничивать. Он обошел Санахта по кругу, изучая его движения, оценивая охват и работу ногами. Он видел силу, скорость, уверенность, граничившую с самонадеянностью. Даже забавно было, как они походили друг на друга.
— Можешь быть уверен, я повергну те…
Люций атаковал прежде, чем воин Тысячи Сынов успел договорить. Все его удары отбивались с небрежной легкостью. Они отпрыгнули в разные стороны и опять начали ходить кругами, оценивая друг друга и очевидными выпадами и обманными движениями испытывая темперамент противника.
— У тебя природный талант, но я изучил все школы фехтования со времен, когда первые мечи выковали на древней Земле.
Они опять столкнулись в звоне мечей. Санахт был молниеносно быстр, его мечи двигались с идеальной согласованностью. Люций умел сражаться двумя мечами, но предпочитал узкую целенаправленность одного клинка. Мечи Санахта рубили вниз и вверх, заставляя его прикладывать в два раза больше усилий, чтобы не подпустить их к себе.
— Твои мысли выдают тебя.
Люций впервые услышал в голосе Санахта намек на веселость.
— Ты страстно сражаешься, но я знаю, какой будет каждая твоя следующая атака, еще до того, как ты ее проводишь.
— Ты всерьез пытаешься дать мне совет по технике?
Санахт уклонился от направленного в горло выпада.
— Я ученый в области боевых наук. Мой долг — передавать свои знания другим, с помощью демонстрации.