Проклят и прощен - Эльза Вернер

— Для тебя так важно, чтобы я покинула Розенберг? — спросила Анна вместо ответа.

— Что за нелепая обидчивость! Мне важно вывести тебя из теперешнего неопределенного положения, чтобы ты могла наконец решить, как устроить на будущее время свою жизнь. Я думал, что это должно быть и твоим искренним желанием, но ты, кажется, нисколько не спешишь.

— Во всяком случае я не хочу действовать опрометчиво. Господин Фрейзинг советует мне еще подождать, так как имение стоит назначенной мною цены и в самом худшем случае может покрыть весь долг. У меня чуть не целый год до конца погашения этого долга.

— А до тех пор ты, разумеется; желаешь оставаться вблизи Верденфельса? — спросил Вильмут, резко подчеркивая каждое слово.

— Да!

В этом коротком слове чувствовалась такая гордая и решительная самозащита, что Вильмут невольно прикусил язык.

— Ты мне ясно показываешь, что я не имею больше никакого влияния на твои решения, — заметил он. — И свой странный визит в лесничество ты затеяла без моего ведома, и я, конечно, не узнаю, чем он был вызван.

— Да, Грегор, не узнаешь, потому что это касается меня одной.

— И, может быть, владельца Фельзенека, который как раз в тот самый день ездил в свой горный замок? Пусть будет так! Я догадываюсь о том, что ты скрываешь от меня. Но есть еще одно обстоятельство, которое потрудись мне объяснить. Правда ли, что Пауль Верденфельс, которому ты отказала в своей руке, несмотря на это, поддерживает постоянные отношения с Розенбергом, что не проходит недели, чтобы он не писал тебе?

— Относительно этой переписки ты ошибаешься. Пауль Верденфельс не написал мне еще ни одной строки, все его письма адресованы Лили.

— Лили? — с удивлением повторил. Вильмут. — И ты, зная об этой переписке, допускаешь ее?

— Я разрешила ее с условием, что буду читать все письма, и это аккуратно исполняется. Я хотела бы, — и здесь голос Анны зазвучал мягко и искренне, — вознаградить молодого человека за его юношеские мечты, которые я принуждена была разрушить. Ему это было очень больно, но я надеюсь и желаю, чтобы он нашел вознаграждение в моей сестре.

— Так ты на это надеешься?! Дальше, дальше!

— Барон Пауль еще не объяснился, но со своим прежним увлечением мною справился, — это я вижу по его письмам. Он уже любит Лили, может быть, сам еще того не зная; она же привязалась к нему всем своим маленьким сердечком. Они должны соединиться и соединятся, а я не могу да и не хочу препятствовать этой зарождающейся любви.

— Вот так удивительные новости! — с горечью сказал' Вильмут. — И ты взяла на себя такую ответственность, не спросив моего мнения? Или ты забыла, что я — опекун Лили, и никогда не дам согласия на этот союз?

По лицу Анны словно пробежала тень.

— А почему? Только потому, что Пауль носит имя барона? Неужели твоя ненависть заходит так далеко?

— Потому, что этот Пауль — тоже Верденфельс, и потому еще, что я не хочу, чтобы одна из опекаемых мною принадлежала к тому роду, который в своем высокомерии не уважает и не почитает даже священного сана. Представитель младшей линии не уступает в безбожии главе своего рода; он — способный ученик своего учителя. Ты ведь сама слышала, как он развивал передо мной свои планы относительно Бухдорфа? Неужели ты думаешь, что я потерплю, чтобы Лили отдала свою руку такому человеку?

— Значит, ты хочешь и ее принести в жертву своей упорной нетерпимости, как некогда принес меня? — с возрастающей горячностью воскликнула Анна.

— Тебя? — холодно спросил Грегор. — Как будто ты вообще дала бы принести себя в жертву! Как будто было что-нибудь на свете, что могло оторвать тебя от Верденфельса, если бы не его вина! Только это одно и связало твою волю, да и теперь еще связывает. Если бы не это, ты и мне выказала бы сопротивление.

— Очень возможно! Но для Лили не существует того, что связывало меня, и, если Пауль Верденфельс действительно сделает предложение, я с полным доверием отдам ее ему, несмотря на то, что он — твой противник. Он гораздо лучше и благороднее, чем ты думаешь. Да и твоя власть, как опекуна Лили, окажется ограниченной, если я открыто встану на сторону молодой четы, а я это сделаю!

В глазах Вильмута вспыхнул как-будто тревожный огонек, но сразу погас.

— Другими словами, ты тоже хочешь объявить мне войну? Я знал, что мы в конце концов до этого дойдем, знал с той минуты, когда Верденфельс вернулся из своего Фельзенека. С тех пор ты совсем переменилась, шаг за шагом приближаясь к той заколдованной сети, которою он уже однажды опутал тебя. Ты думаешь, я не замечал того тайного страха, который денно и нощно преследовал тебя с той минуты, как ты узнала, что ему грозит опасность? Я не знаю, что привело тебя в дом лесничего. Ты хотела предостеречь его, спасти от опасности? По-видимому, это было напрасно — он и до сих пор еще в Верденфельсе, и ему вдруг пришла охота разыгрывать роль строгого господина и повелителя.

— Да, это было напрасно! — сказала молодая женщина страстно, с гордым удовлетворением. — Раймонд мужественнее меня. Он остался и еще со всеми поборется!

Вильмут разразился пронзительным, насмешливым смехом, от которого невольно становилось жутко.

— С недавних пор ты восхищаешься им, как героем. А было время, когда об этом самом Раймонде нельзя было упомянуть в твоем присутствии, когда при одном его имени ты бледнела и умолкала. Теперь все изменилось: ты свободно произносишь его имя, и когда ты возьмешь руку своей сестры, а он — руку своего племянника, чтобы соединить их, может быть, соединятся и другие две руки!

Анна опустила глаза, вспомнив о своей последней встрече с Раймондом, о том как она с ужасом оттолкнула его руку, о его последних словах.

— Нет, — медленно, с трудом произнесла она, — те две руки никогда не встретятся!

Грегор подошел к Анне и так крепко сжал ее руку, словно хотел сломать ей пальцы. Его глаза впились в ее лицо, а голос звучал глухо и хрипло, точно у него захватило дыхание.

— Я на это надеюсь! Ты не смеешь принадлежать Верденфельсу! Я сказал это тебе, когда только открыл ваши отношения, и теперь повторяю. Он еще не искупил своего греха, и этот грех падет и на тебя, если ты осмелишься следовать за виновным, тогда вы оба погибнете! Твой учитель, твой прежний опекун утратил над тобой власть, так послушайся хоть слов священника, который говорит тебе: «Ты не должна принадлежать этому человеку!».

Эти слова прозвучали мрачным пророчеством. Медленно высвободив свою руку, Анна отошла на несколько шагов, но в ее лице не было ни страха, ни уступчивости, скорее оно выражало непреклонную решимость.

— Время моего слепого повиновения давно миновало, Грегор! Если бы я могла преодолеть воспоминание о прошлом, ты не в силах был бы удержать меня, и я не испугалась бы твоего «слова священника». Но я не могу сделать это, и Раймонд знает, что не могу, оттого он и держится вдали от меня. Однако если я не смела защищать свое собственное счастье, то за счастье сестры буду бороться. Если ты попытаешься разрушить его, то всегда найдешь меня возле Лили. Она не должна быть несчастной, как стали несчастными я и Раймонд благодаря тебе! — и, не дожидаясь ответа, Анна повернулась и вышла из комнаты.