Солнце цвета меда - Дмитрий Казаков

– Отведайте пирожков, – раздался от печи мелодичный, хоть и несколько гулкий, женский голос. В ее глубине что-то загрохотало – и на свет выдвинулся железный лист, на котором ровными рядами возлежали румяные пирожки

Над поляной поплыл сладкий аромат печева.

Кари шумно сглотнул.

– Как думаешь, не отравлено? – спросил Ивар у Ингьяльда.

– Сейчас проверим, – Эриль спрыгнул с коня. – А то вдруг это особая форма жизни, подманивающая людей ядовитыми пирожками, а потом пожирающая их трупы…

– Опять его понесло. – Нерейд выразительно покрутил пальцем у виска.

Но как бы ни забалтывался Большая Рука, дело свое он знал. Руна Нужды, начертанная ножом на боку пирожка, на мгновение вспыхнула, но тут же погасла, превратившись в два перекрещенных надреза.

– Есть можно, – сказал Ингьяльд, берясь за слегка покромсанный пирожок. – Ай, он горячий!

Викинги посыпались с коней, точно перезрелые ягоды с куста. Всем надоела походная пища, хотелось чего-то домашнего, свежего…

– Кушайте на здоровье! – гулко и ласково приговаривала печь. – Кушайте!

Ивар, храня достоинство конунга, слез с седла неспешно, к печи приблизился последним. Осторожно взял пирожок, некоторое время подержал в руке, а потом откусил. Пропеченное тесто просто таяло во рту, а ягодная начинка была нежной, словно масло.

– Теперь мне нравится этот лес! – пробурчал Нерейд с набитым ртом. – Пусть тут даже печи разговаривают, зато с голоду не подохнешь…

– С голоду в любом лесу не помрешь, – заметил Лычко, уничтожая третий пирожок.

Железный поднос опустошили в одно мгновение. Стояли, сыто поглаживая животы. Харек вытирал губы, перепачканные ягодным соком, а Скафти одолела оглушительная икота

– Опять жрал как в голодный год, – с неудовольствием пробурчал Эйрик.

Печь заурчала, будто огромная кошка, втянула железный лист в себя. Дым из трубы потек гуще, в нем замелькали багровые искры, и тут же выехал новый лист, на котором истекали жиром ряды пирожков, одинаковых, словно шерстинки на пузе медведя.

– Кушайте на здоровье, – проворковала печь.

– Не нравится мне это, – сказал Ивар, глядя, как дружинники с радостными воплями набросились на дармовое угощение. На этот раз пирожки были с мясом, – Бесплатный сыр бывает только в ловушке.

– Ты становишься излишне подозрительным, – пожал плечами Эйрик. – Какая тут может быть ловушка?

– Не знаю, но есть это не буду.

Вторую порцию умяли с тем же аппетитом, а с третьей получилась заминка. Глаза у едоков были осоловелые, животы топорщились так, что было заметно даже под кольчугами, Скафти икал громко и равномерно, вздрагивая всем телом, точно его кололи спицей в задницу.

– Кушайте, – настойчиво повторила печь, – Мальчики должны хорошо кушать…

– Сейчас брюхо треснет, – сказал Нерейд, глядя на пирожки с явным отвращением. – Вон даже в Кари больше не лезет…

– Если мальчики не хотят кушать, то их нужно заставить! – В гулком рокотании прорезались грозные нотки, под печью что-то противно заскрежетало, и она сдвинулась с места. – Кушайте!..

Некогда ласковый голос превратился в грозный рык, а печь, здоровенная, словно сарай, напоминала теперь Дракона. Из ее трубы столбами валил черный дым, она медленно, но неумолимо надвигалась. Остановить ее смог разве что горный хребет.

– А ну по коням! – гаркнул Ивар. – И убираемся оттуда, а то она потопчет вас, как бык муравьев!

– Кушайте!!! Кушайте!!! – Печь ревела и грохотала.

Викинги вскочили в седла, испуганные кони сорвались с места в галоп. По сторонам замелькали стволы рев и грохот постепенно затихли вдали.

– Ну и печка, – сказал Лычко, когда шум остался позади. Лоб русича блестел от пота, а в глазах было ошеломление, – закормила бы до смерти!

– Это запросто, – согласился Ивар.

Дальше ехали светлым лиственным лесом. Часто встречались залитые солнцем поляны, в кронах весело пели птицы, из травы блестели упругими шляпками маслята, навевал бодрость густой аромат листвы.

Когда впереди показалась высокая бревенчатая стена, Ивар чуть не выругался. Привык, что от любых строений в Тридесятом царстве только неприятности. За стеной высился раскрашенный, словно шапка скомороха, терем, блестели наличники, солнце отражалось в окнах.

– А тут еще что? – мрачно пробурчал Эйрик. – Говорящий сортир?

На вершине терема распахнулось окошко, оттуда высунулась, махая платочком, девица в алом кокошнике и с русой косой. Коса оказалась длинной и свисала, чуть ли не до середины терема, а на румяном личике играла радостная улыбка.

– Ой, доблестные витязи, – заголосила девица, – ой, счастье-то, какое. Ой, настал конец плену моему тяжкому!

Ивар остановил коня.

– Ой, томлюсь я в заточении уже много лет! Ой, семь злых братьев заточили меня сюда да творят всякие непотребства! Ой, да сокрушите их силушку черную да отвезите меня к отцу с матерью…

– За мной! – скомандовал Ивар и повернул коня в сторону.

– Ой, куда же вы? – В воплях появилась растерянность, – Ой, неужто кинете девицу красную, молодцы добрые?

– Страдает девушка, подсобить надо, – натужно сказал Харек. – Может, повернем, конунг?

– Что страдает, по ее круглой, довольной роже не видно, – мрачно отрезал Ивар. – У нас свои дела. Если будем на всякую ерунду отвлекаться, то никогда не доберемся до цели…

– Попавшие в беду девушки – ерунда? – поразился Ингьяльд.

– Да. – Ивар был неумолим, – Мы отправились в это путешествие не для того, чтобы подвиги совершать.

– Ой, не оставьте меня, горемычную!.. Ой, спасите!

Конунг повел отряд вокруг терема, а истошные вопли, то ослабевая, то усиливаясь, все же доносились сквозь густую листву.

– На наших плечах судьба родины! – продолжил Ивар, понимая, что сердца дружинников так и рвутся туда, где в прекрасном тереме страдает красавица, наверняка дочь конунга, а то и императора. – Вот как спасем ее, так и для девиц время найдется.

Крики постепенно слабели, пока не стихли совсем.

На третий день пути лес поредел, воздух стал суше. Солнечные лучи легко пронизывали пространство между деревьями, висели в воздухе золотистыми дымными полотнищами.

А потом белые, серые и коричневые стволы остались позади, впереди раскинулось бескрайнее травяное море. Ветер гонял по нему настоящие волны, воздух был полон запахов свежей зелени, из пронзительной синевы неба пилась песня невидимой с земли пташки.

– Жаворонок, – с удивлением сказал Лычко. – Даже тут они расплодились.

Когда выехали из-под сени деревьев, сразу стало жарко. Кони лениво перебирали ногами, а высокая трава колосилась, точно спелая пшеница. С тяжелым гудением носились насекомые.