Лекции по истории позднего средневековья - Тимофей Грановский

Франция оставалась без короля, хотя права на престол получил теперь Генрих IV; но между ним и престолом стояла религия и та партия, которую он не мог оставить теперь, не оскорбив ее. С другой стороны, фамилия Гизов была еще могущественна, хотя между членами не было совершенного согласия видов и целей. Сверх того надобно было силой или обещаниями привлечь на свою сторону правителей областей, которые, пользуясь ослаблением монархического начала, действовали в своих провинциях с самостоятельной властью. Католические офицеры и войска, прибывшие в лагерь протестантов с Генрихом III, объявили, что они будут служить Генриху IV только в течение срока, данного им для решения. «Лучше умереть, чем служить королю гугенотов», — говорили они ему в лицо. И здесь–то обнаруживается уже вполне характер Генриха Наваррского; он колеблется перейти к католицизму не из внутреннего убеждения, а только потому, что выискивает средства, как бы сделать дело повыгодней для себя. Немногие могли бы быть так равнодушны к религиозным вопросам, как Генрих, Он сам острил впоследствии над своим переходом к католицизму. Но это дело надобно было сделать при благоприятных обстоятельствах: и Генрих ведет переговоры с одной стороной, показывая в то же время, что готов защищать оружием права другой. Битвы при Арке и Иври (Jvry) доставили ему много славы и привели в его лагерь многих католиков. В июне 1593 года он отказался от протестантства. В следующем году Париж отворил ему ворота: это событие требует подробного объяснения. Мы видели, до какой степени были раздражены религиозные страсти. Лига имела на своей стороне все условия успеха; пока она прикрывалась идеей права, она имела сильное значение для народа. Но, когда погиб Генрих Гиз, тот из Гизов, который мог вести массу и давать ей идеи и который в самом деле, кажется, становился во главе среднего сословия Франции, когда погиб Генрих Валуа, законным королем явился Генрих Наваррский. Ему недоставало только религиозного освящения: он выразил готовность принять католицизм. Право теперь было на его стороне. С другой стороны, действия Филиппа II против Генриха служили в пользу последнего, войска испанские вступили во враждебные отношения с лигистами: чувство национальной гордости протестовало против королевы–иностранки; среднее сословие, игравшее такую роль в Лиге, было оскорблено гордостью испанских дворян. Наконец, это движение приняло характер демократической революции; сначала парижский парламент и Сорбонна имели большое влияние на массу; но в течение пятилетней борьбы с королем в Париже взяла верх демократическая партия. Начальники кварталов были избраны из самых рьяных лигистов, частью из низшего сословия, чтобы держать в повиновении, они прибегнули к мерам страха: двое из членов парламента были повешены, другим грозило тоже. Тогда среднее сословие парижское испугалось, вошло в сношения с Генрихом. Это движение общественного мнения выразилось в литературе. Несколько молодых людей, между ними знаменитый впоследствии трудами другого рода Питу, соединились в Париже для литературных трудов: возник политический памфлет под названием «la Satire Menippee» (прим. П. Питу (1539 — 1596) — юрист и публицист, известен главным образом своими работами в области права. Он был также автором ряда политических памфлетов и одним из соавторов «Менипповой сатиры», анонимного памфлета, направленного против Католической лиги (см. P. Pithоu. La Satire Menippee. Tours, 1594).), чрезвычайно остроумный, исполненный того здравого смысла, который так сильно действует на народ. Среднее сословие затронуто здесь было умно, ловко и метко. Памфлет распространялся быстро, высказывая затаенные чувства среднего сословия: в нем указывалось на упадок материального благосостояния, одним словом, на все преимущественные интересы последнего. Этот памфлет помог Генриху IV столько же, как выигранные им победы. В мае 1594 года начальник Бастилии Вгissа 1 продал ему город за 1600000 ливров. Его называют предателем, но в сущности он был только исполнителем намерений среднего сословия, он продал королю то, что и без того принадлежало ему. Вскоре Генрих IV поспешил вступить в сношения с папою, но страсти, разожженные Лигой, еще не утихли, мы увидим последствия.

Лекция 42 (23 Марта)

Мы видели, что Генрих IV проложил себе, наконец, дорогу к престолу вторичным обращением своим к католицизму. Провозглашенный по смерти Генриха III дядя Наваррского короля кардинал Бурбон под именем Карла X был слишком незначительный, притом преклонных лет старик, не имевший влияния и могущества. Фамилия Гизов, долго стоявшая во главе судеб Франции, разделилась по смерти двух братьев, убитых в Блуа. Глава этого семейства герцог Майень (Mayenne) вел не без чести войну против Генриха IV, но не решался идти той же дорогой, какой шли более даровитые его отец и брат, так что, в сущности, Генрих не имел уже себе серьезного противника, между тем как испанская партия встречала себе много сопротивлений в национальности французской. В 1594 г. Генрих IV вступил в Париж. Сверх его побед и политических переговоров, которые вел он так искусно, ему много пособило изменившееся направление общественного мнения: Лига потеряла приверженцев между средним сословием, испуганным решительными поступками черни, повесившей нескольких из членов парламента. Во главе низшей массы стояли 16 начальников кварталов и несколько фанатических легистских проповедников, но во мнении среднего сословия совершилась перемена. Признаков перемены было достаточно; между прочим, обличал ее упомянутый нами памфлет под именем сатиры Мениппейской. Несколько молодых людей, его сочинителей, пародировали в нем различные направления Лиги, влагая в уста вождей ее задушевные их мнения. Конечно, Лига представлена здесь с смешной стороны, но в этой книге было много и нравственного смысла: она была великим фактом, выразившим общественное мнение и, в свою очередь, подействовавшим на него. Многим она объяснила тайну их собственной мысли. В следующем же, 1595 г. Генрих помирился с папой, хотя он возвратился уже прежде к католицизму: торжественный обряд возвращения совершен был нельзя сказать, чтобы почетным для короля образом.

Таким образом, король Наваррский достиг той цели, к которой так осторожно и ловко шел он в продолжение многих лет, достиг, несмотря на все препятствия, с которыми должен был бороться в качестве еретика и которые, с другой стороны, представлялись ему со стороны Гизов. Он сел на престол, благословленный папою, принятый средним сословием. Но в массе осталось чувство недовольства и фанатической ненависти к отступнику: этому свидетельством служила попытка на жизнь короля Шателя (Chatel). Замечательно, что общественное мнение при каждом событии такого рода указывало на иезуитов как его виновников. Убийцы, конечно, не все были подучаемы членами этого ордена, но ответственность точно лежала на них вследствие их роковых учений.

Война с Испанией шла вяло и кончилась миром в Вервене (Vervins) 1598 г. Со стороны Испании этот мир был признаком бессилия: она должна была отказаться от той великой роли, которую играла в 16 столетии. С тех пор она сошла со степени первоклассных держав Европы.

В том же году, закончившим французские войны, не прерывавшиеся целое столетие, ибо мир, заключенный чрез три года с герцогом Савойским, не имел большого значения, так как самый враг не был опасен Франции, издан был достопамятный Нантский эдикт, которым протестанты получили свободу отправлять свое богослужение. Но этим не кончились вознаграждения, которыми должен был король помогавшей ему партии. Он предоставил ей, кроме того, право собираться на соборе, управлять своими церковными делами. В случае нападения Лиги протестанты могли защищаться вооруженной рукой. Они остались, таким образом, государством в государстве, началом, хотя побежденным, но не безвредным, с которым рано или поздно должна была вступить в борьбу центральная власть. Эти уступки происходили, конечно, не из народной терпимости, вражда оставалась здесь в той же силе, они происходили из личного религиозного равнодушия Генриха. Этот характер Генриха откроется нам еще более из кратного обзора событий его царствования, его отношений к партиям и состояния дворянства. Между его ближайшими слугами мы почти уже не видим тех старых верных слуг, которые прежде сопровождали его на поле битвы; они живут в поместьях своих, король дружелюбно обходится с ними, но он окружен уже во всех делах своих лигистами, своими прежними врагами. Многие приписывали это великодушию: мы вправе отказать в нем Генриху, он действовал из одних расчетов. Трудно найти государя более неблагодарного: он сам говорил, что старых и преданных друзей незачем награждать, они и без того будут служить; надо привлекать и задабривать врагов. И в этом он действительно успел: он вверял лигистам государственные дела и пользовался их деятельностью для своих целей. Решительных и крутых мер по достижению престола он не любил употреблять. Он одолел остатки аристократической оппозиции денежными сделками; 30 миллионов — сумму огромную по тому времени — заплатил он французским аристократам за их покорность. Особенно дорого стала ему покорность герцога Меркёрa (Mercoeur) в Бретани, который долго оставался там независимым. Расписки в получении этих сумм сохранились доселе, их можем мы найти в 10‑й книге записок Сюлли. В сущности, политика Генриха основана была на глубоком презрении к людям, но государство отдохнуло при нем от своих долгих страданий; раны, нанесенные междоусобными войнами, были отчасти залечены. Обыкновенно честь эту приписывают Сюлли (Sully), одному из немногих протестантов, сохранивших на него влияние; он был генерал–интендантом финансов, ему вверена была армия, надзор за путями сообщения и много других должностей. Смотреть на Сюлли как на великого финансового преобразователя и обладателя великих политических идей в наше время было бы странно. Вышедшие при нем постановления не обличают в нем высших государственных идей: но он был человек строгий, чрезвычайно бережливый, любивший порядок, введший самую строгую отчетливость в дела государственного управления, в этом отношении его можно сравнить с Жаком Кёром, заведовавшим финансами при Карле VII. Он приложил к государственному хозяйству простые начала управления частными доходами: но этою уже одною отчетливостью он оказал большие услуги государству; расходы перестали превышать доходы, расточительность короля была сдерживаема в пределах умным и строгим министром. Пути сообщения были улучшены, на земледелие обращено большое внимание. К концу царствования Генриха финансы Франции находились в лучшем состоянии, чем где–либо. Король сам очень заботился о благосостоянии подданных. Ему беспрестанно надо было сдерживать воспитанный смутами дух дворянства: дворяне помнили еще то время, когда они жили в феодальных замках, независимые от королевской власти. Войны Лиги, в которых самое существование королевской власти делалось вопросом, укрепили еще более это направление умов. Правители областей часто забывали обязанность подданных, входили сами в сношения с иностранными державами, и французский престол часто бывал в опасности потерять лучшие области, готовые отделиться. Привыкшие к войнам дворяне скучали миром и искали искусственных развлечений: мы упоминали уже, что в течение 16-летнего царствований Генриха IV, считая со дня вступления его в Париж, во Франции погибло более 4 тысяч дворян на дуэлях. Противники никогда не бились один на один: они приводили с собой человек десять приятелей, которые в качестве секундантов дрались также, сами не зная за что. Генрих должен был прибегать к строгим мерам, чтобы удержать эту необузданность, и строгость эта доходила иногда до жестокости. Так, маршал Бирон, оказавший ему великие услуги, один из тех немногих католических офицеров, которые приступили к нему прямо по смерти Генриха III, считавшийся при этом личным его другом, подвергся смертной казни. В сущности, он был ничем не хуже других своих современников и так же, как они, позволял себе смело выражаться насчет короля, грозя отпадением, вел переписку с герцогом Савойским, в чем можно было уличить всех тогдашних начальников областей. Генриху надо было показать пример, который отвратил бы других от подобных дел: Бирон подвернулся ему под руку, и он велел ему отрубить голову.