Я вернусь через тысячу лет. Книга 1 - Исай Давыдов

Но от этого не становилась слабее её ревность к ни в чём не повинной Ружене.

В конце концов я смирился. Смирился со спокойной теперь, мягкой, даже ироничной ревностью Бируты, с её насмешливыми упрёками, с её недоверием, которое, кажется, перестало меня оскорблять. Я ждал сына, верил, что его появление всё изменит, Бирута станет прежней.

Что поделаешь, ревность ещё не ушла из нашей жизни, хотя философы и фантасты изгоняли это чувство не однажды. Когда-то, на Земле, когда Таня ушла к другому, я ревновал. Дико, безумно. Мучился, не находил себе места, делал страшные глупости.

Наверно, только от ревности я и встречался тогда с Линой. Отчего бы ещё? Ведь я не любил её.

Вот когда я вспомнил её, Линку-неудачницу!.. Она просила вспомнить сразу, как прилечу. А я вспомнил, когда стало плохо.

Что тут добавишь?..

В общем, я понимал Бируту. И мне в голову не приходило обижаться на неё. Я знал, что всё это надо перетерпеть, как болезнь. Пройдёт, как проходит и болезнь…

Но терпеть было трудно. И неизменная ревность изматывала, как изматывает всякая болезнь.

…Между тем в лаборатории работа шла и давала результаты, и наш новый киберколлектор для южных районов был, как говорится, на подходе. Мы создали ему единую цельную программу, объединяющую все его задачи, мы вложили в него все анализаторы, схемы и блоки, все аккумуляторы, необходимые для общей работы и для создания мгновенного силового поля, и кибер наш всё-таки стал массивнее своего прародителя.

Бруно вычертил идеальный по форме корпус. Он был изящнее предыдущего, хотя и включал в себя тысячи дополнительных кристаллов и микросхем. Но всё же вес есть вес, и ноги машины пришлось делать толще, и руки – тоже, потому что оборонительным электрическим стержням надо же было куда-то прятаться, чтобы не мешать обычной работе.

Приближалось время испытаний. Наш Первенец – мы так назвали его, и он уже знал своё имя – стоял в углу лабораторного зала, возле того самого шкафа, куда раньше мы складывали готовые схемы и блоки.

Дольше всех беседовала с ним Ружена, потому что именно ей предстояло проверить все его знания и заложить в его память то, что принято закладывать не при монтаже, а при программировании готовой машины.

Содержание чисто геологических программ определял прежде всего Нат. А Ружена переводила их на язык электроники.

Первые испытания кибера мы провели во дворе лаборатории. Первенец сам выбрал места для шурфов, выбил их, обработал образцы и передал нам по радио точную и короткую информацию. Полезных ископаемых в нашем дворе не оказалось. Первенец сделал заключение, что дальнейшие поиски в данном квадрате без сейсморазведки и глубокого бурения не имеют смысла.

Пока он бил шурфы, Нат О'Лири дважды подкрадывался к нему и замахивался длинной дубиной, целя в голову киберу. Если бы удар случился – наша долгая и мучительная работа пошла бы насмарку. Но мы не зря снабдили кибера третьим «задним» глазом. Дубина, которую поднимал Нат, легко вырывалась из его могучих рук и отлетала метров на десять, почти к границе нашего небольшого двора. Убрав в предплечье силовой стержень, Первенец молча, деловито и совершенно беззлобно продолжал бить шурф.

Следующие испытания мы проводили уже близ рудника, на границе разведанных магнетитов. Конечно, здесь Первенцу было легко, потому что в него был вложен отлично заполненный блок местной памяти. Вместе с Натом Первенец за три дня продвинул границу разведанного месторождения на целый километр к западу, и, когда мы улетали, ребята с рудника трясли нам руки и благодарили, потому что, в общем-то, это была их работа, а не наша, и мы им сэкономили три дня.

Свою первую буровую Первенец ставил уже близ Нефти, на узкой поляне, прижатой лесом к обрывистому берегу глубокой речки. Кибер делал здесь всё осторожно, не спеша, в явно замедленном темпе, потому что мы специально вложили в него поверхностно, с вертолёта заполненный блок местной памяти.

Однако уже на третий день он стал действовать быстрее, увереннее, и на четвёртое утро радировал нам, что буровая готова к работе. За три дня Первенец ни разу не вышел на самый край речного обрыва, хотя причудливая линия берега была заложена в блоке местной памяти весьма приблизительно. Первенец самостоятельно уточнял её с расстояния не меньше пяти метров.

Нат приказал Первенцу включить буровую и исследовать первые два керна. Уже к концу дня мы получили по радио короткий и точный анализ, к которому Нат, взявшийся затем за керны своими руками, не мог добавить ничего существенного.

Когда пробы на буровой были закончены, я попросил Бруно доложить Совету, что нам нужно разрешение на испытания в южных районах.

– А почему ты не хочешь доложить сам? – спросил Бруно.

– Зачем? Ты же член Совета!

– А ты руководитель лаборатории.

– В данном случае это несущественно.

– По-моему, в данном случае несущественно то, что я член Совета.

Бруно почему-то заупрямился, и я не стал настаивать. Может, ему так же, как и мне, неохота иметь дело с Женькой Верховым, который сейчас председательствует? Я знал, что Бруно не питает к нему симпатий, хотя мы никогда и не говорили об этом. Я просто решил переждать два дня – последние два дня первого Женькиного председательства в Совете. Не хотелось ни докладывать ему, ни просто видеться с ним. Через два дня придёт в председательский кабинет архитектор Теодор Вебер, и я всё решу с ним.

Вебер, как и обычно, был деловит и немногословен.

– Обсудим, – пообещал он. – Завтра же. Но, если хочешь знать моё мнение, я не советовал бы лететь с одним кибером. Сделайте хотя бы ещё двух – это недолго, эталон есть. Зато это избавит вас от вторых испытаний. По трём эталонам сразу можно начинать производство.

Совет был логичным, и мы, шумно посовещавшись в своей тихой лаборатории, в тот же день начали копировать Первенца. Точнее, не копировать, а размножать, так как решили делать двух его братьев одновременно, параллельно.

Вечером, вернувшись домой, я сообщил Веберу по радиофону о начале работы. Глуховатый спокойный голос его как-то зазвенел, и я понял, что Вебер рад.

– Когда думаете закончить? – поинтересовался он.

– Ориентировочно – две недели. Копировать легче.

– Я очень рад за вас, ребята, – признался Вебер. – Возможно, через две недели ваши испытания пройдут намного спокойнее, чем прошли бы сейчас. Сегодня было сообщение от Марата. Он обещал добрые вести в ближайшие дни.

– Что-нибудь связанное с «данью»? – спросил я.

– Для нас важнее, Александр, что это связано с миром.

Сообщение Марата передавали на следующий день по радио. Оно не было очень уж радужным, но вселяло надежду на то, что отравленные стрелы со временем перестанут в нас лететь. Наши «посылки» с посудой, всё более разнообразные, постепенно делали своё дело. Племя привыкло пить из чашек, носить воду в вёдрах, собирать съедобные растения в сумки. И теперь Марат варил в котлах мясные супы, которых ещё не знали в племени. Эти супы так нравились дикарям, что Марату грозило бы превращение в главного повара, если бы он, догадавшись об этом, не стал сразу готовить себе заместителей. В основном из молодёжи.

Тысячи часов уходили у ра на изготовление кожаных мешков для воды, плетёнок из коры и сухожилий – для добычи, долблёных деревянных корытец – для питья. Теперь эти часы люди тратили на охоту, на сбор грибов и съедобных трав. У племени стало больше еды, и по вечерам старейшины громко благодарили «родичей» Марата, которые заботились о своих соседях.

Многие чашки и вёдра перекочевали в племя гезов, и гезы снова приходили посмотреть на Марата и на этот раз благодарили его. А когда он снабдил гезов тремя большими рыболовными сетями из капрона, когда гезы испробовали их в деле и убедились, что необычно тонкие сети не рвутся, Марат был приглашён на стоянку племени, и вождь гезов Родо громко назвал его своим братом.

Чтобы закрепить это почётное «родство», Марат просил прислать ещё несколько сетей.

Мысль о мире и о «дани» с землян, которую подбросил Марат старейшинам ра, постепенно становилась главной темой разговоров в племени. Большинство племени явно хотело мира. Большинство людей всегда и везде хочет мира. Но немало молодых охотников-pa считали мир унижением, отступлением от завета предков, даже предательством. Второй по силе охотник племени – Чок – убеждал всех, что богатства соседей не надо ждать с неба. Когда племя «длинноногих» – так называли нас – будет перебито, ра достанутся все его богатства, а не те крохи, которые «длинноногие» дают сами. И, овладев всеми этими богатствами, ра станут самым могучим племенем на земле. А кому же не хочется, чтобы его племя стало самым могучим?

Эти споры в племени шли долго и горячо, и Марат демонстративно не вмешивался в них, но был уверен, что скоро они дадут первые результаты. Старики уже спрашивали у него, кто мог бы сообщить племени условия мира.