Закат - Гильермо дель Торо

Василий был заворожен тем благоговением, с каким Сетракян разглядывал «Люмен». Книга была сделана очень искусно, и это произвело на Фета сильное впечатление, но что касается иллюстраций, он лишь терялся в догадках: Василий не имел ни малейшего понятия о том, что представало его взору. Он ждал какого-то озарения и хотел, чтобы старый профессор помог ему в этом. Василий ясно видел только одно: очевидное сходство между иллюстрациями в «Люмене» и теми знаками, которые они с Эфом обнаружили в подземелье. Даже тройной символ полумесяца — и тот присутствовал в книге.

Сейчас Сетракян с особой сосредоточенностью разглядывал один конкретный разворот книги: на левой странице был только текст, на правой — роскошная цветная иллюстрация. То, что это произведение искусства, Василий понимал, но, помимо явной художественности рисунка, он не видел там ничего, что могло бы поразить воображение старика — да еще с такой силой, что на глазах у Сетракяна выступили слезы.

Они провели возле книги куда больше отведенных им пятнадцати минут: Сетракян спешил зарисовать какие-то двадцать восемь символов. Только Фет никаких символов в тех рисунках, что были на раскрытых страницах книги, не видел вовсе. Впрочем, он не сказал ни слова — лишь стоял и смотрел, как Сетракян, в явной досаде от того, что ему плохо подчиняются негнущиеся кривые пальцы, заполняет этими символами две странички заранее прихваченной бумаги.

Пока они спускались на эскалаторах в вестибюль, старик хранил молчание. Он нарушил его, лишь когда они вышли из вестибюля и оказались достаточно далеко от стоявших там вооруженных охранников.

— На страницах этой книги — водяные знаки, — сказал Сетракян. — Только опытным глазам дано их увидеть. Мои — увидели.

— Водяные знаки? Вы имеете в виду, как на купюрах?

Сетракян кивнул.

— На всех страницах книги. Это было обычной практикой при создании гримуаров и алхимических трактатов. Водяные знаки есть даже на ранних комплектах карт Таро. Понимаете? На странице напечатан собственно текст, но под ним есть второй слой — в виде водяных знаков, которые уже были внесены в бумагу к моменту печати. Это и есть истинное знание. Магические меты. Тайные символы… Ключ…

— Эти символы вы и копировали…

Сетракян похлопал себя по карману, дабы лишний раз убедиться, что он забрал зарисовки с собой.

Вдруг он остановился — что-то привлекло его внимание, — затем двинулся дальше. Последовав за Сетракяном, Василий пересек улицу и подошел к большому зданию, стоявшему напротив стеклянного фронтона «Сотбис». Это был «Дом Мэри Мэннинг Уолш» — интернат для престарелых, уход за которым был возложен епархией на сестер-кармелиток.

Сетракяна заинтересовало что-то на кирпичной стене здания по левую сторону от навеса над входом. Это было граффито, нанесенное черной и оранжевой красками из баллонов. Фету потребовалось меньше секунды, чтобы осознать: перед ним очередная версия — пусть грубая, но хорошо стилизованная — того самого рисунка, что украшал начальную страницу сборного листа «Люмена». Книги, которая сейчас была заперта в контейнере на верхнем этаже противоположного здания. Книги, которая многие десятилетия не попадалась на глаза людей.

— Что за чертовщина? — воскликнул Фет.

— Это он, — сказал Сетракян. — Его имя. Его истинное имя. Он метит им город. Превращает его в свою собственность.

Старый профессор отвернулся и посмотрел на несомые ветром в небе черные дымы, застилающие солнце.

— А теперь нам надо найти способ заполучить эту книгу, — сказал Сетракян.

Отрывок из дневника Эфраима Гудуэдера

Дорогой мой Зак!

Вот что ты должен понять: я обязан был сделать это. Не по причине самонадеянности или излишней веры в свои силы (я вовсе не герой, сынок), а по убеждению. Оставить тебя там, на вокзале… Боль, которая терзает меня сейчас, — худшая из всех, когда-либо испытанных. Знай, что я никогда не променял бы тебя на человеческую расу. То, что я собираюсь сделать, — это ради твоего будущего, только твоего и ничьего больше. Остальное человечество тоже может выиграть от моих действий, но это лишь побочный результат. Главное же — чтобы тебе никогда, никогда в жизни не приходилось делать выбор, который только что сделал я: выбор между собственным ребенком и долгом.

В тот самый момент, когда я впервые взял тебя на руки, я понял, что ты будешь единственной подлинной историей любви в моей жизни. Единственным человеческим существом, которому я смогу отдать всего себя, ничего не ожидая взамен. Пойми, пожалуйста: никому другому я даже в малой степени не могу довериться в том, что собираюсь предпринять. Большая часть истории предыдущего столетия была написана пушками. Написана людьми, которых понуждали к убийству других людей как их собственные убеждения, так и собственные демоны. Во мне сидят и те, и другие. Безумие стало реальностью, сынок. Более того, само существование ныне — это и есть безумие. Не внутреннее умственное расстройство, как было ранее, а внешний мир, окружающий человека. Возможно, я смогу это изменить.

Меня заклеймят как преступника. Возможно, меня назовут сумасшедшим. Однако я исполнен надежды, что со временем истина восторжествует и вернет мне мое доброе имя, а ты, Закари, снова впустишь меня в свое сердце.

Нет таких слов, которые отдали бы должное тем чувствам, которые я испытываю по отношению к тебе, и никакими словами не опишешь мое облегчение от того, что ты теперь в безопасности — вместе с Норой. Пожалуйста, думай о своем отце не как о человеке, который бросил тебя и нарушил данное тебе обещание, но как о человеке, который хотел обеспечить твое выживание во времена этой страшной атаки народ человеческий. Как о мужчине, которому пришлось встать перед тяжким выбором, — уверен, что, когда ты вырастешь, ты станешь таким же мужчиной, и у тебя тоже будет свой выбор, который нужно будет сделать.

Пожалуйста, думай также о своей маме — о той маме, которой она когда-то была. Пока ты жив, наша любовь к тебе не умрет никогда. В твоем лице мы преподнесли миру людей великий дар — в этом у меня нет ни малейшего сомнения.

Управление по чрезвычайным ситуациям, Бруклин

Управление по чрезвычайным ситуациям продолжало работать. Оно размещалось в Бруклине, в квартале, полностью лишенном электроэнергии. Этот комплекс существовал уже четыре года. Он обошелся в 50 миллионов долларов и служил главным штабом всей деятельности по разрешению критических ситуаций в Нью-Йорке. Антикризисный центр — или, если полностью, Центр управления действиями в чрезвычайной обстановке, — находившийся здесь же, координировал работу 130 государственных учреждений и был оснащен новейшими аудиовизуальными и информационными системами; работу всего Управления поддерживали полнофункциональные аварийные электрогенераторы. Эту штаб-квартиру Управления начали строить после того, как прежний офис агентства, размещавшийся по адресу «Всемирный торговый центр, 7», перестал существовать: 11 сентября 2001 года 7-й дом обрушился вслед за башнями-близнецами — домами 1 и 2. Создание такого Центра преследовало цель обеспечить максимальное содействие распределению и перераспределению ресурсов различных государственных органов в случае масштабного бедствия. Резервные электромеханические системы позволяли всем службам бесперебойно функционировать даже в случае полного отключения энергии.