Синьора да Винчи - Робин Максвелл

— Леонардо… Тебя били? Что у тебя болит?

— Ничего, — затравленно выдавил он и огляделся. — В какое гнусное место я попал…

В этот момент весьма кстати вмешался Лоренцо:

— Ты здесь не задержишься, Леонардо. Вас всех скоро освободят.

— Нам можно уйти с вами прямо сейчас? — В глазах моего сына блеснула надежда.

Я подивилась выдержке, с которой Лоренцо ответил ему:

— Только завтра, после слушания дела. Тогда вас выпустят. Я обещаю.

— Я не останусь здесь на ночь, — покачал головой Леонардо. Все больше поддаваясь панике, он умоляюще поглядел на Лоренцо и жалобно проскулил:

— Я сижу в клетке!

— Вижу. Но ты в ней не один — с тобой твой приятель. Вы обязаны друг друга подбадривать. Ведь так? — требовательно посмотрел он на Томмазо.

Тот кивнул. Леонардо, напротив, совершенно упал духом, и мое сердце разрывалось при одном взгляде на него. Я крепко, по-мужски обняла сына, загоняя внутрь себя худшие из своих правомерных страхов.

— Доверься Лоренцо, — шепнула я сыну на прощание.

Стражник выпустил нас, и мы двинулись в обратный путь по проходу. Лоренцо ненадолго зашел в соседнюю клетку, чтобы перекинуться словом со своим родственником, после чего мы наконец покинули это ужасное место.

Некоторое время мы шли молча. В голове моей вихрем кружились страх и отчаяние, сравнимые, наверное, только с переживаниями самого Леонардо. Лоренцо сводил меня с ума своей невозмутимостью.

— Меня одолевают сомнения, — задумчиво вымолвил он. — Двое из четырех задержанных юношей — мне свойственники. Держу пари, что мотивы ареста — чисто политические. Двое других, включая и твоего Леонардо, просто нечаянно подвернулись под руку. — Он вдруг всмотрелся в меня и сказал:

— Катон, ты весь дрожишь!

— Да?

Лоренцо остановился и взял меня за плечи.

— Ты так сильно любишь своего племянника?

— Я обещал сестре присмотреть за ним, — надтреснутым голосом ответила я.

Женское естество во мне вступило в схватку с мужской личиной и грозило вот-вот вырваться наружу.

— Знаешь, что Сандро Боттичелли однажды точно так же обвинили?

Я, не в силах вымолвить ни слова, покачала головой.

— И наши адвокаты добились его освобождения уже на следующий день. Этих тоже выпустят — вот тебе мое слово. Завтра к вечеру Леонардо вернется в боттегу к Андреа.

Я отважно улыбнулась. Лоренцо отпустил мои плечи, и мы двинулись дальше.

— Двуличие иных бесит меня, — признался он. — Платоническое понимание любви между мужчинами бытовало в древних Афинах, оно находит сторонников и в нынешней Флоренции. Такие отношения всегда были и до сих пор существуют между величайшими королями и императорами. Некоторые даже считают, что достойный человек должен гордиться подобной любовью. Но среди проповедников всегда находятся глупцы, готовые во всеуслышание заклеймить ее.

— Парадокс в том, — справившись с собой, откликнулась я, — что Леонардо и вправду влюблен… пусть и не платонически, но в женщину!

— Я уже слышал. Впрочем, Джиневра Бенчи, по слухам, недавно дала ему от ворот поворот.

— Как же перенести этот позор, Лоренцо? Леонардо теперь ославят на весь город?

— Поговорят и перестанут. Такие истории — славная пища для сплетен. Но потом все забудется. Вон, посмотри на Сандро — ни одной дырки на нем языки не протерли.

Мы дошли до угла, где собирались расстаться. Мне очень хотелось пригласить Лоренцо к себе, чтобы скоротать грядущую ужасную ночь в обществе моего дорогого друга, способного вселить в меня силу и уверенность.

— Я с удовольствием зашел бы к тебе в аптеку, — сказал он, читая в моем сердце, — но надо улаживать дела.

— Конечно, — согласилась я.

— Иди домой и постарайся поспать, а завтра к полудню приходи к канцелярии.

Мы сердечно обнялись, затем он сам отстранил меня.

— Ты же знаешь: для его защиты я сделаю все, что в моих силах.

— Благодарю вас, Лоренцо.

Уходя, он еще раз обернулся:

— Так до завтра?

— До завтра! — крикнула я ему вслед.

Вопреки заверениям Лоренцо, слушание дела обернулось хождением по мукам в Дантовом аду.

Арестованные вместе с жертвой их предполагаемого мужеложества Якопо Сальтарелли предстали перед судом по обвинению в «насилии над природой» — эту формулировку прокурор, именуемый фра Савонаролой, тысячу раз повторил и трем экуменическим судьям, расположившимся за столом с затейливой резьбой, и набившимся в помещение суда родственникам, и всем прочим зрителям. Монах при его малом росте обладал вдобавок крючковатым носом, толстыми губами и был необыкновенно смугл лицом. Его лоб из-за кустистых бровей казался невысоким, но они ничуть не смягчали фанатичный мстительный блеск его сверлящих глазок.

— Они все — сатанинские отродья! — выкрикивал он, поочередно тыча пальцем в каждого из подсудимых. — Гнусное сборище еретиков, настолько погрязших в распутстве, что готовы совокупляться даже с самим дьяволом! Содомиты, все до одного содомиты! — визжал он с пеной у рта. — Посмотрите на этого юношу, если, конечно, он достоин так называться!

Савонарола указал на Томмазо ди Мазини, облаченного в элегантную черную тунику с модным воротником, настолько высоким, что он закрывал всю нижнюю часть лица. Волосы молодого человека были зачесаны назад и густо умащены гуммиарабиком.

— Он с ног до головы обрядился в черное, под стать Сатане! И это неспроста! Этот человек, выродок семьи Ручеллаи, — прокурор многозначительно смолк, чтобы слушатели смогли в полной мере оценить его инсинуацию, — самочинно исповедует оккультизм! Он чародей!

Люди за моей спиной заахали.

— Под именем Зороастр! — Обвинитель внимательным взглядом обвел лица присутствовавших. — Известно ли вам, почтеннейшие, кто такой Зороастр? Это языческий идол! Турецкий божок!

Среди толпы послышался женский плач, и я подумала, не рыдает ли это несчастная мать Томмазо. Я и сама едва сдерживала слезы.

— А этот негодный мальчишка, — прокурор свирепо сверкнул глазами на Якопо Сальтарелли, — в свои шестнадцать лет уже подстилка для педерастов! Он, заметьте, тоже весь в черном. У него не одна дюжина постоянных клиентов, а настоящее его ремесло — проституция!

— Я не проститутка! — заалев, выкрикнул Сальтарелли. — Я учусь ювелирному делу!

— Тише, — зашипел Савонарола и, к моему ужасу, повернулся в сторону Леонардо.

— А этот юный хлыщ… — начал он, но его перебили.

— Возражаю, ваша светлость.

Со скамейки поднялся высокий и стройный представительный мужчина средних лет. Его громкий, хорошо поставленный голос подсказал мне, что он, должно быть, и есть тот самый адвокат, которого нанял Лоренцо. Судя по всему, он был или давним другом семьи Медичи, или их сторонником. Трое судей угрюмо воззрились на него.