Жизнь и приключение в тайге - Владимир Арсеньев

Дополнительные сведения, касающиеся главным образом конечностей, таковы: длина переднего ласта 8,5 дюйма, длина заднего 1 фут 2,5 дюйма; ширина переднего ласта, когда он развернут, 6,5 дюйма; ширина заднего 1 фут 2 дюйма. Затем длина шеи 2,5 дюйма; окружность тела у хвоста 1 фут 4 дюйма; окружность под передними ластами 2 фута 6,5 дюйма и, наконец, окружность головы на конце морды 8 дюймов. В настоящее время в Южноуссурийском крае нерп действительно стало очень мало. Главная причина исчезновения этого животного — массовое его избиение без разбора возраста и пола до и после спаривания (см. ниже). Теперь эти ластоногие держатся по побережью Татарского пролива, севернее Императорской Гавани.

Тонкие кишки нерп очень длинны. У первой нерпы они были 28 м 75 см, у другой 20 м 10 см. Орочи рассказывают, что у большой нерпы кишки бывают длиной более 30 сажен. Вероятно, цифра эта преувеличенная.

Тело молодых (новорожденных) нерп покрыто шерстью белого цвета. Шерсть эта, длиной в 3/4 дюйма, густая, мягкая, похожая на пух. Если ее выщипать, внизу становится видной блестящая пятнистая шкура животного, покрытая гладкой, но грубой и жесткой шерстью. Приблизительно через месяц белая пушистая шерсть вылезает; к этому времени под кожей нерпы образуется достаточно толстый слой жира, предохраняющий тело от холода.

В погоне за рыбой нерпы входят и в устья рек. Особенно часто их можно видеть в реках в то время, когда лососевые рыбы идут в пресные воды метать икру.

Если в море буря, нерпы стараются укрыться в бухтах, защищенных от ветра и волнения, в противном случае они погружаются на дно, изредка всплывают на поверхность, высоко подымаются из воды, задрав кверху свою морду, стараются побольше набрать в себя воздуху, побольше надышаться.

Если нерпа будет убита в морской соленой воде, она будет плавать на поверхности, если же ее убить в опресненной воде (лагуны или близ устьев больших рек), она тонет.

Вполне понятно: тело нерпы приспособлено к жизни в такой плотной среде, какой является соленая морская вода;

поэтому вес ее тела к весу такого же объема воды будет в таком состоянии, что животное находится, так сказать, постоянно во взвешенном положении.

Изменение веса тела нерпы в ту или другую сторону было бы крайне невыгодно для животного, потому что оно не могло бы с такою легкостью плавать, подыматься на поверхность и опускаться опять в глубину, как это мы видим теперь.

Когда животное будет убито, в его легких всегда остается немного воздуха, и потому оно плавает; в пресной же, менее плотной воде равновесие сильно нарушается и нерпа тонет [191].

Орочи знают это и потому, если им приходится охотиться в устье реки, то они стараются бить зверя тогда, когда он будет на мелком месте, поближе к берегу, — в таком случае убитое животное подымают со дна острогой, нарочно для этого с собой взятой.

Охота за нерпами начинается с марта месяца. В это время нерпы выходят из воды «гоняться»; они взбираются на лед и греются на солнце. Такая охота бывает очень добычливой. Еще издали, заметив животных на белом снегу, орочи скрадывают их, обходят, прикрываясь неровностями льда, и в этом случае бьют наверняка. Рев нерпы очень неприятен — он похож на сильное звучное хрипение. Орочи с удивительным искусством подражают ему, заставляя этим животное дольше держаться на воде, пока товарищ целится из ружья, а иногда даже удается приманить ее и поближе. Лучшие места охоты: Бохи («х» с оттенком «г»), Хоие, Удзунгари и бухта Старика. Туда ежегодно весной отправляются орочи на своих лодках и бьют нерп в большом количестве. Если охота была удачной, одна лодка привезет до 100–150 голов зверя и более.

Мясо нерп совершенно черного цвета с фиолетовым оттенком. Инородцы употребляют его в пищу только тогда, когда нет другого; обыкновенно же они берут от убитого животного только жир и шкуру, а мясо бросают. Разрезая нерпу вдоль по брюху, они снимают с нее кожу вместе с жиром, стараясь вынуть только тушу. Уже дома орочские женщины очищают кожу, снимают жир кусками и топят его в котле. Когда он немного остынет, его сливают (Нерпичий топленый жир не стынет даже и во время больших морозов.) в нерпичий желудок, взятый от того же убитого животного

и завязанный с одного конца. Шкварки пожираются людьми. Именно «пожираются!» Глядя с какой жадностью они на них набрасываются, другой термин, право, подыскать трудно.

Орочи чрезвычайно суеверный народ. Вся жизнь их наполнена разными приметами, условностями и описаниями. Этим они себе отравляют жизнь. Так, например, когда ороч снимает шкуру с нерпы, нос обходят, оставляя его на туше (то же самое некоторые делают и с соболем); тронуть нос животного — худая примета; охотник, позволивший себе это, мало того, что сам лишается в будущем добычи, но он принесет непоправимое зло и своим товарищам — односельчанам[192]. Нерпы совсем уйдут из этих мест навсегда и ни за что не будут жить там, где они нашли убитое животное с отрезанным носом. Жир идет в пищу, а кожа на продажу от двух до трех рублей за штуку. Кожи скупают больше китайцы и русские, японцы их не берут. Орочи употребляют кожу на торбаза, унты (обувь) на чехлы к ружьям и на шаманскую короткую юбку — единственный костюм, надеваемый ими поверх обыкновенной одежды в таких случаях.

Было далеко за полдень… Несмотря на это, наши проводники орочи объявили, что нужно укладывать лодки и собираться в дорогу. Или они торопились возвратиться поскорее обратно на реку Копи, или у них были другие свои какие-нибудь соображения и расчеты (кто их знает), но, во всяком случае, они настаивали на том, чтобы не задерживаться и ночью.

Через четверть часа лодки наши были уже в дороге…

Погода стояла удивительно тихая. Море дремало… Дальние мысы, затянутые слабой синевато-белой мглой казалось отделились от земли и повисли в воздухе; казалось, будто небо узкой полосой вклинилось в берег и отделило его от моря.

Часа через три пути решено было сделать небольшой привал в одной из маленьких бухточек, которыми изобилует эта часть побережья. Наши собаки, как только заметили, что лодки подходят к берегу, стали выказывать беспокойство: они подымались на скамейки, вставали на борты лодок и визгом, и лаем выражали свое нетерпение. Наконец, они не выдержали, спрыгнули в воду, поплыли к берегу и, выбравшись на отмель, стали носиться по песку, как сумасшедшие. Людям тоже надоело сидеть в лодке. Все с удовольствием вышли на берег, чтобы размять онемевшие от долгого сиденья члены. Кто начал играть с собаками, кто стал бросать вдоль по воде плоские камни и любоваться всплесками, которые оставляла позади себя ловко пущенная галька; некоторые просто растянулись на песке и беспечно поглядывали в бесконечную даль моря и беспредельно глубокое небо…