Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков - Расселл Э. Мартин

одно на полу в вестибюле Грановитой палаты, другое в вестибюле Шатерной палаты. Письма были переданы Богдану Хитрово, другому царскому фавориту и, возможно, лидеру царского двора. Хитрово незамедлительно отнес их царю. Сами письма не сохранились, поэтому точное их содержание неизвестно. Забелин предположил, что они были написаны противниками брака с Нарышкиной и содержали какие-то обвинения в ее адрес[707]. Подозрение быстро пало на Ивана Шихирева, дядю Овдотьи Беляевой, который был, вероятно, слишком откровенным сторонником кандидатуры своей племянницы во имя собственных интересов. Ранее, во время отбора кандидаток, Шихирев был обеспокоен после предположения Хитрово, что его племянница непригодна для брака из‐за «худых рук», и он попытался убедить иностранного врача, приглашенного для осмотра претенденток, засвидетельствовать здоровье и нормальные пропорции Беляевой. Во время следствия по делу писем доктор Стефан фон Гаден передал свой разговор с Шихиревым, который был незамедлительно арестован. Под немилосердными пытками при допросе Шихирев сознался, что делал все возможное для защиты интересов племянницы, в том числе требовал от фон Гадена и архимандрита Чудова монастыря (будущего патриарха Иоакима) вмешаться в выбор невест в ее пользу. Но свое участие в создании писем он упорно отрицал.

Когда Шихирев не дал ответов на животрепещущие вопросы, то следствие, которое вел лично царь, пошло по другому пути: 24 апреля 1670 года у всех дьяков, служивших в канцелярии, были запрошены образцы их почерка для сравнения с двумя фразами из писем[708]. Полных совпадений не нашлось, и через два дня весь двор был собран у Постельного крыльца, где были продемонстрированы оба письма. Всем собравшимся было приказано рассказать все, что им известно об этих письмах, под угрозой царской немилости. На том история и закончилась. Источники молчат о результатах расследования. Автор писем так и не был обнаружен. Но если уйти от наказания заговорщикам удалось (только, конечно, не Шихиреву, который, согласно Забелину, был, скорее всего, невиновен), то их замысел проконтролировать выбор царя провалился. Через девять месяцев, 22 января 1671 года, Алексей женился на Наталье Нарышкиной.

Свежим взглядом на историю с Беляевой недавно посмотрел Пол Бушкович. Он представил новый важный набор источников по этому вопросу: донесения Николаса Гейнсиуса (Heinsius), голландского посла в Московии в то время[709]. В его донесениях говорится, что следствие по поводу писем продолжалось до летних месяцев 1670 года, пытали в том числе и женщин, так или иначе вовлеченных в эту историю. Вдобавок донесения Гейнсиуса позволяют предположить содержание одного или обоих таинственных писем, найденных в апреле. Он сообщает об утверждении, что у Натальи Нарышкиной была интрижка с польским аристократом, когда ее отец служил в Смоленске. Названо в донесениях и имя главного противника кандидатуры Натальи, и это не Шихирев (чья оппозиция Наталье была бы ожидаема, ведь Овдотья была его племянницей), а старшая сестра царя — царевна Ирина Михайловна. Обе, царевна Ирина и Овдотья Беляева, имели отношение к Вознесенскому монастырю в Кремле. Овдотья воспитывалась в этом монастыре и жила на его территории, и ее бабка, старица Ираида, тоже могла там находиться. Царевна Ирина в качестве старшей представительницы династии была тесно связана с этим «домовым монастырем для женщин правящей династии, местом, где погребались царицы»[710]. В этом ли было дело или в чем-то другом, из донесений Гейнсиуса следует, что царевна Ирина интриговала против Натальи Нарышкиной в пользу Овдотьи Беляевой. В брачные планы царя Михаила вмешивалась мать, в брачные планы царя Алексея — сестра Ирина.

Но кто приводил доводы в пользу Натальи, перевесившие обвинения против нее? Историки, которые изучали этот скандал, убедили себя, что кандидатуру Натальи продвигал ее родственник Матвеев. Однако Бушкович поменял этот устоявшийся взгляд, утверждая, что Матвеев защищал ее уже после смотра невест: «В составленном личной [царской] канцелярией списке девушек, доставленных во дворец для просмотра (на смотрины), в ряде случаев отмечено, что девушка живет у родственника или кого-то другого, а не у своих родителей, но после имени Натальи такой записи нет. Самое вероятное объяснение этого — Наталья жила в доме Матвеева (если вообще жила там) только после смотра»[711]. Бушкович объясняет любой союз между Матвеевым и Нарышкиными исключительно оппортунизмом Матвеева: «Когда Матвеев был на подъеме, Наталья появилась в списке девушек, отобранных для проверки, но мы на самом деле не знаем, вносил ли он ее в этот список. Что мы знаем, так это то, что, когда весной 1670 года она стала одной из самых серьезных претенденток, противники [Натальи] сочли Матвеева ее сторонником»[712].

П. В. Седов представил новые убедительные документированные доводы в пользу традиционной точки зрения. Согласно Седову, Наталья проживала в доме Матвеева в Москве еще до смотра невест. Седов указал на подарок («были пожалованы сукна»), который Наталья сделала 19 марта 1671 года (через два месяца после свадьбы с царем) своему бывшему духовнику, отцу Алексею Яковлеву из церкви Св. Николая Чудотворца, расположенной непосредственно около дома Матвеева в Москве, — церкви, которую посещал Матвеев. Этот подарок, по мнению Седова, доказывает предшествующие связи между домами Натальи и Матвеева[713].

То, что Наталья жила у Матвеева, упоминает и Яков Рейтенфельс в своем отчете о смотрах невест в 1669 и 1670 годах — смотрах, которые, как он говорит, проходили в доме Матвеева. Из записок Рейтенфельса следует, что после того, как царь выбрал сердцем Наталью, он «несколько недель спустя, рано утром… прислал к Артамону на дом нескольких бояр с придворными каретами в сопровождении небольшого отряда конницы и трубачей». Рейтенфельс продолжает:

Новоизбранная невеста жила здесь, совершенно не зная того, что ей предстояло, и спокойно спала глубоким сном. Шафера, сообщив Артамону о почетном поручении, возложенном на них от царя, вместе с тем усердно просили поскорее отпустить их по исполнении поручения во дворец с невестою. Артамон, конечно, не мог противиться царской воле, к тому же столь благородной, и, разбудив спящую крепким сном Наталью, объявил ей о намерении царя, на которое она и не замедлила в высшей степени благоразумно согласиться, находя это неизбежным. Тогда ее поскорее одели в царское одеяние, привезенное из дворца, дабы народ видел ее пышно наряженной, и повезли с небольшим количеством ее прислужниц в царский дворец. Одеяние это, разукрашенное драгоценными камнями, было оттого так тяжело, что она несколько дней жаловалась, что оно чуть не обломало ей все кости. По приезде она тотчас же отправилась с царем в церковь, где в присутствии лишь немногих близких лиц царским духовником было совершено венчание, и лишь самые знатные лица в течение