Три мести Киоре 2 (СИ) - Наталия Корнеева

нестерпимой тяжестью, когда он вышел из дворца. «Для чего я так живу?» — мелькнул и трусливо спрятался за ворохом других мыслей непростой вопрос, ответа на который не существовало…

В рабочем кабинете Дорана Истиаш навел порядок, насколько смог — в углах, вокруг нового ковра еще виднелись следы гари и царапины. В управление стекались новые отчеты о работе его подчиненных. Все больше людей внедрялось на арену, всё больше сведений они собирали и передавали… Но никто из них по-прежнему не приблизился к организаторам арены, к идейным вдохновителям переворота. Если они так хорошо спрятались в столице, значит, они ее обитатели? И не последние люди? Скорее всего.

Скорее всего…

Мог ли он упустить еще один заговор? Создали ли его южане или кто-то ловко воспользовался недовольствами на краю империи?..

И что может сделать Доран? В кабинете темно, едва ощущается сквозняк — плохо пригнали новую оконную раму. Он замерз — ногти посинели в основании и побелели у краев.

Свинцовая тяжесть с плеч перебралась в грудь, и сердце теперь страшно давило на ребра, будто силясь сломать. Это Доран привел все к краху? Или такова судьба? Или события оказались сильнее него?

Доран потер руки, тщетно пытаясь согреть их. Какая разница, что привело к краху? Важно лишь то, что он может сделать, что может исправить.

Что он может?

Доран увяз в этом вопросе, как в паутине. Пока нет амулетов, ни один план его не спасет. Значит, пока, как и прежде, он может только ждать.

Новые отчеты, новые дела, и вот новый вечер темнотой залил кабинет — буквы на бумаге слились в серую кашу. Мерно тикали часы. Дверь приоткрылась, и резкий луч света ударил по глазам.

— К вам граф Соренор, ваше сиятельство!

— Зажги лампы и пригласи его. И нас не беспокоить, — приказал он, поднимаясь из-за стола.

Граф вошел, когда помощник зажег последнюю лампу. Пурпурное пальто, белоснежный шарф и трость красного дерева с резной головой горгульи — дорогой, претенциозный наряд, оттенявший глаза, горящие что угли.

— Что привело вас сюда, ваша светлость? — Доран наклонил голову к плечу.

Граф положил обе руки на трость, и клюв горгульи развернулся точно на Дорана.

— Страх, ваше сиятельство. Я так стар, что не боюсь признаться в страхе перед смертью. Молодость бравирует, верит, что она сильнее всех, но старость знает, как отчаянно и глупо не бояться конца… — он говорил медленно, отделяя каждое слово паузой, словно артист на сцене.

— Вам угрожают? — Доран опустился в свое кресло, предложив сесть и гостю.

— Можно сказать и так, — он выпрямил руки, сжимавшие голову горгульи, покрутил ее. — Известная вам Киоре несколько раз была замечена охраной у моего дома. Это внушает опасения. Я знаю, что она убила Иари и Освеша, знаю и о вьюне, и о символике этого цветка. Не удивляйтесь, герцог, у меня много ушей по всей империи… Так вот. А если она решила убить и меня?

Граф достал трубку и закурил. Он выглядел воплощением смерти со своим худым лицом и глубоко посаженными глазами, что только подчеркивал свет ламп.

— Зачем ей убивать вас? Может, ей нужны деньги.

— Вокруг полно домов богаче и с худшей охраной, — поморщился посетитель, затянулся и выпустил кольцо дыма.

— Но все-таки почему вы думаете, что она хочет вас убить?

— Не вижу других причин. Помните разговор о Шаитарии? Я смею предполагать, что она и есть Киоре. Я видел портрет Киоре здесь, пока шел к вам… Сходство между Киоре и девочкой из моих воспоминаний определенно есть. Не просто так вы ей интересовались, ваше сиятельство, не просто так…

— Но зачем Шаитарии вас убивать?

— Возможно, она считает меня виновным в смерти ее отца?

Он вновь выпустил дымное кольцо. Тяжелый, густой запах табака горечью наполнил кабинет. Поздний гость был спокоен и умиротворен, но трубка в руке сжата слишком крепко, и в нарочито расслабленной его позе, в его неподвижности читалось напряжение.

Только ли ждать мог Доран? И видел ли граф портрет Нииры? Заметил ли сходство?

— В любом случае, Киоре не удалось поймать…

Граф поморщился:

— Вы в немилости у императора и теперь на одном уровне со мной, ваше сиятельство. Несчастья объединяют, согласны? Думается, во всей столице к Киоре ближе всего именно вы. И, выходит, вы можете спасти меня от страха, а я могу оказать вам ответную услугу.

Время словно замерло, и один вдох превратился в вечность, дым застыл неподвижным облаком.

— Вы говорите о ловцах, ваша светлость? — медленно и тихо спросил Доран, сцепив руки в замок.

Глаза к глазам. Качнулась горгулья, и длинная тень дернулась на стене. Два сильных игрока, они сошлись в немом противостоянии, и нервы звенели от напряжения.

— Без приказа императора я не стану их трогать, — граф вновь нашел слова, обещавшие всё и ничего. — Я же боюсь смерти.

— Но вы можете рассказать, как их разбудить?

Соренор оскалился, словно торжествуя над жертвой, которую хищник загнал в угол, а Доран сильнее сжал пальцы, и кончики ногтей впились до боли в тыльные стороны ладоней.

— Могу.

Одно слово, и время полетело стрелой. Доран выдохнул, осознав, как надолго затаил дыхание — перед глазами замелькали мушки.

— Мне необходимо всё обдумать.

— Понимаю, — кивнул Соренор, изящно поднимаясь из кресла. — Но помните, что жизнь конечна, а смерть внезапна. За моими плечами слишком много прожитых лет… Всего доброго, ваше сиятельство.

Дверь закрылась, и герцог уперся лбом в сцепленные руки. Холодно… Почему он мерзнет? Виноват ли сквозняк? Или беда лежит глубже, в его собственных страхах, леденящих кровь?

— Ваше сиятельство, ваш чай с имбирем…

Истиаша, стоявшего в шаге от него с подносом, он и видел, и нет. Светлая голова помощника как будто светилась; от стакана в подстаканнике поднимался парок, а мягкого золотисто-коричневого цвета напиток согревал одним видом. Мальчишка смотрел на него, взрослого, облеченного властью мужчину, с почти материнской нежностью, с беспокойством.

— Выпейте, ваше сиятельство. Я принесу вам плед, у следователей были где-то… — прострекотал он и, поставив поднос на край стола, умчался из кабинета светлым вихрем.

Доран мешал ложечкой чай, наблюдая за кружением жидкости, и вновь настолько погрузился в мысли, что не заметил возвращения помощника. Теплый, как будто подогретый у огня плед опустился на его спину, скользнул по плечам мягким коконом. Он улыбнулся помощнику:

— Спасибо, Истиаш. Иди домой. Я же говорил, чтобы ты уходил раньше.

— И кем я стану, если всё время буду дома отсиживаться, ваше сиятельство? — обиженно вопросил мальчишка, надувшись. — Нет, я помогать вам должен, как мне и приказано было!