Другая история Российской империи. От Петра до Павла [= Забытая история Российской империи. От Петра I до Павла I] - Дмитрий Калюжный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не по плечу была бы такая задача отдельному человеку, если бы не опирался он на обширный и длительный коллективный опыт, приспособленный к тому же к конкретной местности и постоянно проверяемый и улучшаемый, опять-таки коллективно!
Вся практика крестьянского хозяйства отличалась гибкостью, приспособляемостью к конкретным условиям и вниманием к тончайшим деталям в обработке почв, в уходе за культурами, в сборе урожая. Примечательно, что помещики в инструкциях своим управителям указывали: «Поступать во всём так, как крестьяне обычаи имеют свой хлеб возделывать». Мы приводили несколько ранее оценку сообразительности, сметливости или, говоря современным языком, интеллектуальных возможностей русского крестьянина, данную в 1834 году А. С. Пушкиным:
«О его смелости и смышлёности и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова по-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия».
К этой оценке гения очень близка характеристика крестьян Пошехонского уезда, данная уроженцем этих мест священником А. Архангельским в этнографическом описании района:
«Здешние крестьяне не так образованы, как в других местах, напр., в уездах Ярославском, Углицком, Романовском, Борисоглебском и Рыбинском, потому что они по большей части проживают дома и ездят в Пошехонь, Мологу и Рыбинск только по своим надобностям. Впрочем, несмотря на необразованность, они одарены хорошими умственными способностями…
Кроме того, здешний народ весьма деятелен и трудолюбив, так что без какого-нибудь дела… не может пробыть даже в воскресные дни. Поэтому после каждого праздника он очень скучает о том, что несколько дней сряду был в праздности и бездействии. Память, внимание и понятливость здешнего народа доказываются ещё и тем, что молодые люди очень скоро перенимают незнакомые им песни, и старые очень хорошо помнят те, которые часто пелись во время их молодости. Сметливость здешних жителей видна из того, что они мастера считать, и считают быстро, даже без счётов. Они смышлёны: все почти здешние крестьяне сделают всё, что ни увидят, не хуже мастера… В этом отношении женщины не уступают мужчинам».
В другой части очерка этот же автор заметил:
«Почти все крестьяне здешнего округа умеют во всё вникать и скоро понимать то, чему учатся или что хотят узнать; они также очень трудолюбивы и проворны».
Всё это сказано о пошехонцах, сочинивших о себе целую серию забавных историй, создавших им репутацию непутёвых и проказливых чудаков. К сожалению, из-за злой сатиры М. Е. Салтыкова-Щедрина они ассоциируются теперь с самыми тупыми и дикими людьми.
А вот — из описания сельских жителей Каширского уезда, сделанного священником П. Троицким для Географического общества:
«Действительно, здешним жителям нельзя не отдать в некоторых отношениях преимущества. Так, здешний житель готов вступить в разговор с кем угодно и, если нужно, рассуждать о всяком предмете, не превышающем круга его познаний. В нём есть и сметливость, потому что он вовремя умеет молчать и вовремя высказать, что нужно: есть и рассудительность…»
Автор последней характеристики склонен был считать названные им свойства преимуществом крестьян именно своего края. А этнограф Н. А. Иваницкий, описывавший вологодских крестьян 80-х годов XIX века, решительно распространил своё определение на всех русских:
«Что этот народ в общем умён, хитёр и остроумен, как вообще великорусское племя — об этом повторять нечего».
«Повторять нечего!» — и действительно, мы встречаем подобные утверждения в ответах, поступавших в научные общества из самых разных районов России. И не только в корреспонденциях, составленных по программам обществ, но даже в отчётах государственных учреждений. Вятская губернская палата государственных имуществ, например, неоднократно отмечала прилежание вятских крестьян и их «переимчивость» ко всему новому, полезному в хозяйстве. О сметливости крестьян писали в официальном обзоре Рязанской губернии и других документах.
Даже князь В. Ф. Одоевский — эстет, склонный к элитарному мышлению, человек энциклопедической европейской образованности, не мог не отметить «чудную понятливость русского народа».
Нередки рассказы о самоотверженности на пожаре, готовности помочь другому человеку, ведь пожар — частое бедствие для деревянной русской деревни.
Повсеместно проявлялось гостеприимство к чужим, попросившим крова, в том числе и нищим. Просто удивительно, какое большое количество упоминаний о распространении милосердия, милостыни, гостеприимства у русских крестьян всей территории России встречается в документах XVIII–XIX веков. «Нищему никогда не откажут ни в хлебе, ни в ночлеге», — сообщали из Вельского уезда Вологодской губернии. «Нищие в редком доме получают отказ», — утверждал информатор из Пошехонского уезда Ярославской губернии. «Очень гостеприимны и внимательны к нищим и странникам», — писали из Белозёрского уезда Новгородской губернии. В последней информации подмечено, что наибольшим гостеприимством и радушием к постороннему человеку отличаются крестьяне «среднего и бедного состояния», хотя есть и утверждения, что как раз зажиточные крестьяне больше принимают просящихся на ночлег, и обязательно накормят при этом. Можно сделать вывод, что гостеприимны были все крестьяне. И в самом деле, в рассказе 1849 года о нравах помещичьих крестьян сёл Голунь и Новомихайловское Тульской губернии (Новосильский уезд) отмечалось равное гостеприимство всех крестьян:
«При такой набожности ни у кого, по выражению народному, не повернётся язык отказать в приюте нуждающемуся страннику или нищему. Лавку в переднем углу и последний кус хлеба крестьянин всегда готов с душевным усердием предоставить нищему. Это свойство крестьян особенно похвально потому, что бедные семейства, до какой бы крайности ни доходили, никогда не решаются нищенствовать, но стараются или взять заимообразно, или пропитываться трудами рук своих, и из этого-то слезового куса они никогда не отказывают страннику-нищему».
Таков высокий образец нравственности наших предков: даже тот крепостной крестьянин, который сам стоял на грани обнищания, делился со странником — чужим ему человеком.
Крестьяне резко осуждали лень, неумелое или недобросовестное отношение к труду. Житель Шадринского уезда Пермской губернии Андрей Третьяков так писал в 1852 году:
«Похвальная черта в характере жителей — общественность и соревнование к своевременному отправлению полевых работ… Господствующие добродетели суть: трудолюбие и воздержание от хмельных напитков. Гласно и колко смеются все над тем, кто по своей лености затянул пар, то есть в надлежащее время не вспахал, или кто зимней порой не успел окончить молотьбу до талицы».
Судить о умелости и сноровке крестьянина позволяли результаты ведения хозяйства и прочих работ. Так, мнение односельчан о девушке как о работнице, непременно учитывающееся при выборе невесты, складывалось не только при наблюдении за её работой. У всех на виду была её одежда собственного изготовления, украшенная в праздничные дни сложным рукоделием. В некоторых местностях осуществлялся и специальный осмотр женщинами девичьего рукоделия.
Большое значение для развития нравственной дисциплины, для совершенствования силы воли, умения ограничить себя, соблюсти запрет имела система представлений и норм поведения, связанных с постами. Дети с малых лет приучались понимать, что не всё, что хочется, дозволено. Воспитывалось понятие о превосходстве духовного начала в человеке над телесным. В пример детям и взрослым ставились те, кто постился особенно строго. Считалось, что человек тем и отличается от животного, что «сила духа в нём позволяет одолеть хотение». Большим уважением пользовались у односельчан те из разбогатевших крестьян, которые вкладывали свои средства в строительство церкви. В фондах Синода и консисторий сохранилось немало дел о строительстве церквей, предпринимаемом отдельными крестьянами. Случалось, что общины участвовали своими средствами даже в строительстве монастырей. Обратимся к интересному архивному делу из Кубанского края. Это решение (приговор) сходки станицы Пшехской от 1882 года, с ходатайством об открытии на землях, подведомственных Пшехской общине, Александровского женского монастыря сестёр милосердия, в память императора Александра II. Своё участие в создании монастыря община оговаривает условием:
«…учредить из монастыря крёстный ход в станицу нашу ежегодно 30 августа (Александров день), которой должен быть там до 9-го сентября (день после Рождества Богородицы)».
