Четвертый хранитель - Роберт Святополк-Мирский

Нападающих было больше.

Они плотной стеной окружили частокол Бартеневского дома и уже подожгли его с нескольких сторон, облив смолой.

Теперь они быстро обрубали ветви с толстой сосны, готовясь соорудить таран, чтобы вышибить крепко запертые ворота.

Прежде всего, следовало помешать этому. Но Картымазовы и Зайцевы успели раньше. Они внезапно, смело и бесстрашно, напали на людей, которые мастерили таран и беспощадно уложили их на месте, прежде чем те успели схватиться за оружие.

Правда, увидев это, на тройку храбрецов бросился десяток нападающих, бывших поблизости и видевших неудачу с тараном.

Медведев с Микисом переглянулись и, выждав минуту, укрытые за деревьями, внезапно бросились с тылу на неизвестных врагов.

Эти события происходили на восточной стороне, а в это время с юга на группу нападающих, которые пытались приставить к стене частокола лестницу, как ураган налетел огромный Леваш Копыто и начал неравный бой с превосходящими силами противника.

Леваш Копыто, Медведев, Картымазов и Микис были очень опытными, много повидавшими воинами, а нападающие, как скоро выяснилось, совсем молодыми людьми, да еще вдобавок подвыпившими.

А тут еще, услыхав голоса вернувшихся друзей, через частокол перепрыгнул будто свалившись с неба Филипп, без оружия в одной распахнутой белой рубахе, схватил лестницу, которую нападающие, отражая атаку Леваша, вынуждены были на время оставить, и этой довольно длинной лестницей произвел страшное опустошение в рядах осаждающих.

Медведев уже стал думать, что они и вшестером скоро справятся с этим малоопытным, но наглым войском, неизвестно откуда взявшимся, но тут вдруг с западной стороны налетел еще один отряд.

Для того, чтобы передвигаться на лошадях в лесу, ночью надо быть очень опытным воином, а подъехавшие всадники таковыми не были, кроме одного. Они все спешились и, увидев, что противников немного, с лихими выкриками бросились в бой, а их предводитель, оставшийся верхом, ловко лавируя между деревьями, держа факел высоко над головой, чтобы иметь обзор на несколько саженей вперед, начал довольно толково командовать осаждающими и Медведев подумал, что подмога была бы в самый раз.

Однако тут Медведева поразило другое — голос того, кто командовал. Но в этот момент Василий не мог оставить Микиса одного — они сейчас, стоя спина к спине, сражались с восьмеркой нападающих, один из которых пытался дотянуться до них пикой, и Медведеву пришлось швырнуть в него засапожный нож. Он постарался запомнить, где упал убитый противник, потому что нож этот Василий очень любил и ни за что не хотел с ним расставаться, поскольку с детства тренировался в его метании, попадая в яблоко дички с десяти шагов, стоя при этом спиной к яблоне.

В один из моментов боя всадник, командующий нападающими, промчался совсем близко, и Медведев на секунду увидел его чистое гладкое и красивое молодое лицо.

Я никогда в жизни не видел этого человека, почему же его голос мне кажется таким знакомым?..

Но особо размышлять было некогда.

Как только они с Микисом уложили четверых ближайших противников, им на смену спешили новые пять, но исход боя был уже предрешен: из леса с восточной стороны появилась большая группа медведевских воинов во главе с Анницей.

Буквально через несколько минут с южной стороны появился мощно вооруженный отряд тяжелых воинов украинской конницы Леваша и Медведев понял, что Леваш поступил так же, как и он — отправил жену за подмогой.

Увидев, что силы становятся неравными далеко не в их пользу, нападающие стали поспешно отступать.

Противники Микиса и Медведева, только что отчаянно размахивающие саблями, вдруг бросив оружие, помчались как угорелые вслед за предводителем на коне.

— Всем отступать, — кричал он. — Всем немедленно отступать и укрыться!

— Взять хотя бы одного живым! — В ответ крикнул Медведев. — Слышите все! Хоть одного живым!

Только одного и удалось.

Через полчаса стены частокола были потушены, тела убитых убраны, а к раненым приехала Надежда Неверова со своими зельями и травами.

Филипп, Леваш, Зайцев, Медведевы и Картымазовы собрались в той самой горнице, где час назад еще отмечали новоселье, для того, чтобы допросить пленника.

Целых пять лет, со времен недоброй памяти Яна Кожуха Кроткого, на Угре ни разу не происходило ничего подобного.

К Бартеневке с двух сторон, с востока и юга, примыкали дружественные земли Картымазова и Леваша. На севере проходила граница с литовскими землями, принадлежавшими старому князю Сапеге, с которым Бартенев был в самых дружеских отношениях, поскольку князь являлся другом его покойного отца.

И только с западной стороны, со стороны Верховских княжеств, рубеж стоял как бы открытым, но до сих пор никогда опасность не грозила оттуда. Бартенев даже не знал толком кому из Верховских князей — Мосальским, Серпейским или Белевским принадлежат эти земли, поскольку эти мелкие и бедные князья, отпрыски Черниговской ветви Рюрикова рода, непрерывно между собой ссорились и отнимали друг у друга земли.

Филипп подозревал причину нападения, но молчал.

Ему очень не хотелось, чтобы Медведев, Анница, Картымазовы узнали о прошлом Чулпан.

— Вася, — негромко сказал Филипп, — допроси его ты. Я помню, у тебя это отлично получалось.

— При условии, что ты не будешь пускать в ход свои кулаки. Я помню, как-то мы уже допрашивали одного такого.

И сказав это, Медведев вдруг вспомнил голос.

Но это было невероятно. Степана он помнил очень хорошо, а лицо этого человека ничем не напоминало лицо Ярого.

Василий сказал пленнику, сидящему на табурете со связанными за спиной руками, посреди горницы:

— Ты должен отдавать себе отчет в том, что тебя ожидает. Ты участвовал в разбойном нападении на двор, лежащий на территории Великого Московского Княжества. По нашим законам такое нападение карается смертью через повешение, и ты хорошо знаешь, что это позорная смерть для воина. Ты дворянин?

— Да, — поднял голову пленник.

— Как тебя зовут?

— Я князь Тимофей Мосальский.

— Должно быть, тебя учили в детстве, что дворянину непристойно лгать.

— Я никогда не лгу.

— Это обнадеживает, — сказал Медведев. — Я надеюсь, что ты правдиво ответишь на все вопросы. Мои друзья, сидящие здесь, подтвердят, что мне, Василию Медведеву, Великий Московский князь выдал заповедную и несудимую грамоту, и ты наверно понимаешь, что означают эти слова.

Пленник кивнул.

— Достаточно перевезти тебя на тот берег Угры, и ты окажешься на моих землях, а там я имею право, данное мне Государем, распоряжаться жизнью любого человека.