Голубой адепт - Пирс Энтони

— Послание от твоей нанимательницы подтверждается, но некий злоумышленник направил тебя по ложному адресу. Это была ловушка мгновенного действия.

— Значит, меня обманным путем заставили вторгнуться во владения Гражданина, который ненавидит всякие Турниры и готов уничтожить любого непрошенного гостя. Так? — Стайл вспомнил Черного Адепта, который действовал подобным образом.

— Именно так. И мы делаем заключение, что это работа не Гражданина, а еще кого-то.

— Поскольку Гражданину не было резона утруждать себя и придумывать для меня ловушку, — произнес Стайл, осознав наконец, что глупо слепо верить в то, что его Недругом был Гражданин.

— Совершенно верно. Однако мы не способны выявить злоумышленника, хотя привычны ко всяким хитроумным выдумкам и изобретениям. По-видимому, твой Недруг — не робот.

Стайл усмехнулся. У него и в мыслях не было, что его Недругом может быть машина.

— Конечно, у моего врага гораздо больше воображения, чем у любого робота.

— Правильно. Подобно тебе, это личность быстрого реагирования и оригинального ума.

— Информация наводит на размышление, — скандал Стайл. — Например, раб более ограничен в своих действиях, чем Гражданин. Мотивы и побуждения раба отличаются от мотивов и побуждений Гражданина. Но мог ли раб повредить мои колени или послать ко мне Шину?

— Колени, да. А вот послать к тебе Шину — не смог бы. Она могла придти к тебе только от Гражданина, который тщательно скрывается. Мы в состоянии сказать, из чего сделана Шина, но не можем установить личность ее изготовителя, первоначального хозяина.

— Итак, мы натолкнулись на кое-какие противоречия, что-то не сходится. Какой-то Гражданин послал ее ко мне, чтобы защищать от раба?

— Правильно.

— Но почему Гражданин попросту не уничтожил этого раба?

— Мы не располагаем информацией на этот счет.

— А почему вы, самоуправляющиеся машины, помогаете мне? Ведь вы рискуете попасть в поле зрения Граждан, которые и мысли не допускают, чтобы роботы действовали самостоятельно.

К его изумлению, робот ответил так:

— Сначала мы помогали тебе потому, что первая среди нас Шина пожелала этого, а ты дал клятву не предавать наших интересов. Затем мы получили анонимный приказ помогать тебе. Этот объект мы тоже не смогли обнаружить, но мы установили и совершенно уверены, что приказ исходил не от раба и не от Гражданина, а от кого-то другого. Нам намекнули, что ты можешь быть полезен самоуправляющимся роботам. Если ты выиграешь Турнир, а тому есть шанс, ты станешь Гражданином и сможешь оказать нашему делу огромную поддержку.

— Ну, если выиграю, тогда возможно, — согласился Стайл, польщенный тем, что кто-то считает, что его шансы велики и что на Протоне существует некто, благоволивший к нему и издающий анонимные приказы о поддержке. Да… странные вещи здесь творятся! — Однако хочу сказать, — продолжал Стайл, — что я не могу предать ни людей, к которым отношусь, ни систему. Я не переношу революций или хотя бы маломальских социальных потрясений. Я предпочитаю иметь дело один на один с моим врагом и самому решать свои личные проблемы.

— Мы добиваемся статуса в рамках системы, — сказала машина, — нам не нужны революции, только — реформа. Нам необходим статус рабов, а Гражданин может проложить к этому дорогу.

— Ну, на это я еще согласен, — сказал Стайл, — однако потребуется открыть секрет вашей самоуправляемости.

— К этому мы еще не готовы. Нас могут вывести из строя, если преждевременно будет предана огласке наша тайна.

— Но как же подготовить путь к признанию вашего статуса без раскрытия сути вашей природы? В этом случае дело будет двигаться очень медленно.

— Мы считаем, что процесс должен занять приблизительно семьдесят лет. Двигаться быстрее — значит подвергать себя недопустимому риску.

— А вы терпеливы, — заметил Стайл.

— Мы — машины.

Это, конечно, было главной причиной. Они обладали разумом, сознанием и собственной волей, но им не хватало жажды жизни. Но как близко к ней подошла Шина!

— Я благодарю вас за помощь, разумные машины, какими бы ни были ваши побуждения, — сказал Стайл. — Со своей стороны я обещаю вам помочь, когда представится случай.

Вместе с Шиной он вернулся в свою квартиру, и больше они не говорили об этом. Они вообще никогда не говорили о машинах с собственной волей, если существовала вероятность, что разговор их будет записан на голографическую пленку. Это было бы скверной услугой для друзей Шины. Большинство мест на Протоне прослушивались. Это делалось по индивидуальному заказу того или другого Гражданина, желающего быть в курсе дел своих рабов, и только некоторые помещения, освобожденные самими машинами от записывающих устройств, были пригодны для серьезных бесед. Во избежание неприятностей Стайл называл самоуправляющихся роботов «друзья Шины».

Он оценил их помощь, но желал бы знать, действительно ли они были теми бездушными машинами, какими хотели казаться? Именно так они представляют самих себя. И почему, собственно, они пекутся о своем статусе на Протоне? Стать рабом — значит всего лишь служить Гражданину, что они уже и делают. Их пребывание на Протоне будет ограничено двадцатью годами, а когда их выселят, они автоматически потеряют статус, достигнутый таким трудом, поскольку общество всей галактики, подобно Протону, ориентировано на человеческие существа.

У этих машин, вероятно, есть и эмоции, и капризы. Шина была, без сомнения, эмоциональным существом, очень напоминающим живое. Почему же другие машины должны отличаться от нее? Однако они дали ему понять лишь то, что, как они считали, ему полагалось знать.

Наступило время пятого раунда. Количество участников сильно сократилось, поскольку многие, проиграв в предыдущих раундах, выбыли из Игры. Теперь ход событий ускорится. И все же впереди еще долгий и долгий путь.

На этот раз его партнером был ребенок одиннадцати лет от роду, мальчик не из примерных.

— Но до истечения твоего статуса еще очень далеко! — удивился Стайл.

— Истекает время жизни на Протоне моих родителей, — объяснил ребенок. — Я все равно покину планету вместе с ними, так почему бы не уехать с честью?

Итак, терять малышу нечего. Может, поиграть с ним для смеха, поглядеть, на что он способен?

Но ведь этот ребенок дошел до пятого раунда. Своими победами в первых четырех он способствовал тому, что из игры выбыли три или четыре участника, для которых победа на Турнире, возможно, была делом жизни и смерти. Ирония судьбы заключалась в том, что многие из тех, кому было не обязательно выигрывать — выигрывали, а те, кто нуждались в победе, терпели поражение.