Умница, красавица - Лариса Кондрашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исчезнуть… убежать… Все равно уже все решено, но сегодня я должна.
Как же ей теперь быть? От Лисьего Носа до Репино двадцать минут, если очень медленно ехать… Через двадцать минут она должна быть в ресторане «Шаляпин». А от Фонтанки до Лисьего Носа двадцать минут, если ОЧЕНЬ быстро ехать.
Князев конечно же сам повез Соню в Репино, и в машине она успокоилась, опять стала воздушно-смешливой, легкой, как шарик. Казалось, Князев вел машину очень нежно, но добрались они до Репино за рекордное время – тридцать три минуты. Только один раз чуть не врезались в столб – именно в Лисьем Носу, у моста.
– Соня, зачем вся эта нелепость – исчезнуть, как предатель, убежать? Ты просто испугалась. И ничего ты не решила… Больше никогда не ври мне, – сказал Князев, и они чуть не врезались в столб. Но это была Сонина вина, вместо ответа она поцеловала его – и «ягуар» резко вильнул на обочину. – Не будешь больше врать?
– Буду, – честно ответила Соня.
…На самом деле и боязнь СЛИШКОМ счастья, и Эрмитаж не были самой правдивой правдой. Самой правдивой правдой было то, что другому человеку и в голову бы не пришло.
Ресторан «Шаляпин» как был стекляшкой, так и остался, и, помня о стеклянных стенах, Соня конспиративно вышла из машины Князева на шоссе, за деревьями, метрах в тридцати от парковки. По-шпионски прокралась между деревьями, заторопилась, мелко-мелко побежала в своей узкой, сдерживающей движения юбке, а на парковке замедлила шаг и чинно направилась к ресторану.
Поднимаясь по лестнице, она уткнулась глазами в плакат: «Шаляпин. Концерт в пользу голодающих», взглянула на парковку сквозь стеклянную стену, всю в зеленых рейках, – убедилась, что Князев уехал, и на секунду остановилась на верхней площадке. Стояла смотрела в зал, радовалась новой помпезной жизни бывшего репинского универсама: торжественные скатерти, серые зачехленные стулья, огромный камин посреди зала. Она смотрела на окруженного нарядными парочками Алексея Юрьевича и вспоминала, как когда-то, много лет назад, после долгой лыжной прогулки они с Головиным внизу в стекляшке съели прямо у прилавка триста граммов докторской колбасы, а потом поднялись наверх, и тут ей невероятно, нечеловечески повезло – они купили ей австрийские сапоги… Сапоги были синие замшевые. Головин был в синем спортивном костюме.
Соня сидела за столом рядом с мужем, по левую руку чиновника-юбиляра, кивала знакомым, кому-то вставала навстречу, с кем-то целовалась специальным светским поцелуем в воздух. В углу зала на большом экране показывали слайды: юбиляр в коротких штанишках, юбиляр на институтском выпуске, юбиляр на собственной свадьбе с напряженно торчащей из черного костюма тонкой шеей и невестой в пышной фате. Именинник был подчеркнуто внимателен к Соне, нашептывал: «У вашего супруга огромные перспективы…» Жена чиновника в сером шелке с серой же меховой опушкой была похожа на нарядную крысу, для полного сходства ей не хватало только хвоста.
– Мы с мужем были на приеме, вы даже не представляете, где, – сообщила она Соне.
– Где ты была сегодня, киска? У королевы у английской, – рассеянно пробормотала Соня.
– Откуда вы знаете, что мы были на приеме у английской королевы? – удивилась жена чиновника. Она с удовольствием называла бы Соню «милочка». – Я долго думала, в каком костюме мне идти, и в каких перчатках, и в какой шляпке… и в итоге я была лучше всех!..
– Лучше королевы? – невинно поинтересовалась Соня, боясь расслабиться и назвать Крысу Крысой.
Крыса еще некоторое время беседовала с Соней на тему «я и английская королева», Соня кивала, улыбалась, затем, извинившись, ответила на звонок.
– Сонечка, ты можешь говорить? – спросил Князев. – Я скучаю по тебе, Сон…
Соня услышала странный резкий звук, и связь прервалась.
– О! Авария! – доложила Крыса, мгновенно обернувшаяся к стеклянной стене. – Машину вынесло прямо на парковку!
– Это мне по поводу выставки звонили, – пояснила Соня, удивляясь так быстро приобретенной привычке оправдываться, и повернулась к стеклу, следуя за Крысиным взглядом. Ничего не увидела и, неловко встав из-за стола, пошла через зал, медленно, как во сне.
– Куда это она? – спросила Крыса Алексея Юрьевича, блеснув любопытными глазками.
Медленно, как во сне, Соня спустилась по ступенькам вниз (ступени были неудобные – больше, чем на шаг, на каждом шаге приходилось немного подпрыгивать), как во сне, подумала: «Какой все же странный дизайн – эти зеленые рейки на стеклянной стене», медленно прошла через парковку, и чем яснее она понимала, что это не может быть он, тем быстрее шла. Дойдя до середины парковки, она все еще не смогла ничего разглядеть, но отчего-то совершенно уверилась, что это не может быть он. И, повторяя про себя «это не он, не он, не он», Соня внезапно, словно проснувшись, кинулась вперед.
Это была странная авария, потому что оба водителя уверяли, что виноваты. Водитель «Волги», старый человек с тонким лицом и длинными завязанными в хвост седыми волосами, утверждал, что он превысил скорость, не разглядел «ягуар», и его понесло на скользком асфальте. У водителя «Волги» была разбита правая рука. Водитель «ягуара» говорил, что, выезжая с парковки на шоссе, задумался и не посмотрел налево. В общем, «дорога в момент ДТП была влажной, видимость ограничена, освещение искусственное, виновным в совершении ДТП считаю себя» – так написали оба в объяснении в ГАИ.
«Ягуар» получил боковой удар, от удара стекло вывалилось в салон, повиснув над водительским местом. Князев, которого бросило сначала назад, потом к рулю, затем опять назад, все три раза проехался лицом по краю стекла и теперь стоял, опершись на капот, весь в крови. И уверял, что у него нет никаких претензий к старому человеку с тонким лицом и длинными завязанными в хвост седыми волосами.
Вместо лица у него был сплошной поток крови, и Соня, захлебнувшись от ужаса, бросилась к нему, но, не успев прижаться, стала тихонько оседать вниз, и Князеву пришлось ее подхватить, а старому человеку с тонким лицом пришлось дать понюхать нашатырь – обоим.
– Кровь, – прошептала Соня, – кровь…
– Да ерунда, царапины, – морщась от боли, сказал Князев, – это порезы, неглубокие, от них всегда много крови. И висок рассечен, больше ничего. Успокойся…
Боясь дотронуться до окровавленного лица, Соня гладила Князева по голове и вся была в его крови, словно сама три раза проехалась лицом по стеклу.
– Она от вас уходит, – резко сказал Князев, Соня не поняла, кому.
– Куда уходит? – поинтересовался Алексей Юрьевич. Головин стоял позади, смотрел исподлобья, не узнавая
Князева, и выглядел как дзюдоист перед боем – покачивался на носках, ссутулившись и слегка наклонив голову. Соне на секунду показалось, что за словами Князева последует удар, но Головин проронил почти не разжимая губ: