Леди-послушница - Симона Вилар

Милдрэд ранее и не представляла, что какая-то женская обитель может быть столь богатой и внушающей почтение. В отличие от мужских, женским монастырям редко дарят земельные владения, но обитель Бенедикты являлась счастливым исключением. Правда, оказалось, что большая часть земель ранее принадлежала самой Бенедикте, происходившей из богатого нормандского рода, и почти все они лежали в неспокойном пограничном крае близ Уэльса. Тем не менее на скот монастыря, гулявший на обширных пастбищах, валлийцы никогда не нападали, и аббатиса считалась едва ли не самым крупным скотоводом в округе. Немалый доход ей приносили также красильни и сукновальни в Форгейтском пригороде. Мать Бенедикта сама отлично разбиралась во всех тонкостях выделки сукна из шерсти: от трепания и расчесывания руна до растягивания на сукновальной раме, а нанятые ею люди шили одежды как для монастыря, так и на продажу.

Шрусбери был одним из главных поставщиков шерсти, тут устраивались крупнейшие на западе страны ярмарки, и мать Бенедикта, вошедшая в число членов торговой гильдии, пользовалась немалым уважением. Когда ее внушительная фигура в черном одеянии и белом тонком апостольнике появлялась в церкви, многие стремились выказать ей почтение.

Такова была родственница Милдрэд, столь суровая и немногословная. О девушке она, однако, проявляла заботу и не преминула показать ей полученную по голубиной почте записку от матери.

Милдрэд даже прослезилась, увидев знакомый почерк.

А тут еще настоятельница достала из ящика конторки кошель и протянула Милдрэд.

— Отправляйся с сестрой Одри в город и подбери себе в суконном ряду пару отрезов на платья. Вскоре праздник Троицы, воспитанницам позволяется поплясать в этот день на лугу, и я не хочу, чтобы моя родственница выглядела хуже других. Вот, а теперь можешь поцеловать меня. Vade in pace[65], — благословила она напоследок склоненную головку.

Для Милдрэд это был чудесный день. Они купили прекрасное фландрское сукно ярко-голубого цвета, а также небольшой отрез нежно-розового шелка, чтобы подбить широкие рукава будущего платья. К предполагаемому наряду Милдрэд заказала у ювелира и красивый головной обруч, украшенный голубоватыми бусинками горного хрусталя, какие добывали на западе графства среди Понтсберийских холмов.

Она была очень довольна своим выходом в город: разглядывала мощенные крупным булыжником улицы, вывески над лавками, живописные дома с выступающими один над другим этажами, иные из которых увенчивали башенки с замысловатыми флюгерами. И хотя Шрусбери был невелик, все здесь дышало достатком. А еще пригожий сын ювелира вдруг вызвался проводить их с монахиней до обители; по пути они задерживались у лавок, и юноша угостил спутниц чудесными оладьями на валлийский манер.

Правда, когда они вышли на главную Хай-стрит, ему пришлось отступить: им встретился молодой помощник шерифа Джоселин де Сей, которого Милдрэд нередко видела в церкви. Он так и рассыпался в цветистых комплиментах, правда, столь учтивых, что и сопровождавшая воспитанницу монахиня не нашла ничего предосудительного в том, что молодой Джоселин тоже решил проводить их до монастыря. Во дворе, у изваяния Божьей Матери, развеселившаяся Милдрэд не могла отказать себе в удовольствии слегка пококетничать с ним, и это заметила из своего окна мать Бенедикта.

«Лживая, хитрая, да еще и вертихвостка, — сурово отметила она. — И на предстоящем празднике Троицы мне придется с нее глаз не спускать».

Однако никакого веселья на Троицу не получилось: от границы с Уэльсом примчался гонец, сообщивший, что валлийцы из Поуиса совершили набег на соседнюю долину.

— Все беды от этих валлийцев, — почти плакала Аха, огорченная, что настоятельница не решилась пустить их поплясать на лугу. — А все это Черный Волк. Это он мстит городу за то, что его держали тут в плену и чуть не вздернули, как гадкого вора.

Милдрэд была заинтригована; перебивая друг друга, воспитанницы рассказали ей, что Черный Волк уже не первый год ведет с графством войну, а этой весной, когда его захватили в плен, валлийцы умудрились похитить его прямо из Форгейтского замка, причем убили прежнего шерифа — мир его праху! И вот теперь Черный Волк, этот Гай де Шампер, помогает своим друзьям из Поуиса захватывать приграничные английские крепости.

— Гай де Шампер? — переспросила Милдрэд, вспомнив рассказы родителей. — Но ведь это же родной брат матери Бенедикты!

Воцарилось неловкое молчание. И тут Тильда, выйдя из своей обычной отрешенности, спросила:

— А тебе откуда это известно, милая? У нас не принято упоминать о родстве этого разбойника с нашей настоятельницей.

Милдрэд быстро нашлась: ей намекнул Джоселин де Сей.

— А-а… — протянула Тильда. — Но вот что я вам скажу: мой жених лорд Мортимер неоднократно сражался с валлийцами, и он утверждает, что Черный Волк никогда не ходит с их бандами на англичан. Хотя и сражается на их стороне, когда на них нападают англичане. И он бы не повел людей из Поуиса сюда.

Закончив столь долгую для нее речь, Тильда ле Мешен опять погрузилась в себя, но Милдрэд была ей признательна за добрые слова о Гае, о котором в Гронвуде говорили только хорошее.

Опять потянулись дни, похожие, как близнецы: молитвы, работа, учеба, опять работа и молитвы, легкая беспечная болтовня перед сном. Теперь Милдрэд в основном трудилась в скриптории, раскрашивая страницы Псалтыря, заказанного женихом Филиппы де Кандос, который должен был скоро явиться за невестой. Правда, когда жених прибыл, оказалось, что он тучен, заикается и далеко не молод. Но сама Филиппа была в восторге:

— Иметь старого мужа — очень даже неплохо. Значит, он будет меня баловать, чтобы я его любила, но не станет слишком утомлять. К тому же лорд Уил Бьючемп при ходатайстве Херефорда смог стать шерифом города Вустера. Так что я вскоре сделаюсь очень знатной леди. Ах, какая жизнь у меня начнется после свадьбы!

Милдрэд молчала. Ее родители прожили в любви и согласии, и для себя она хотела такой же жизни. Поэтому отец и предложил ей одного из первых женихов Англии. Милдрэд не знала случая, чтобы супруги не ужились между собой, если равны были по положению и возрасту. Брак — это прежде всего договор, с помощью которого женщина приносит своему роду нужные связи и положение. Ее приучали к этой мысли с самого детства, и она считала это долгом любой знатной леди. Ведь и молоденькая Филиппа выходила замуж, повинуясь этому долгу. Милдрэд от души надеялась, что та, такая счастливая и нарядная во время венчания в церкви Девы Марии, будет счастлива и в дальнейшем.