Любовь холоднее смерти - Анна Малышева

Лида окончательно отвергла версию Каминга Уолтерса, хорошо при этом понимая, как легко можно обмануться, строя какие-то догадки насчет этого романа. Она знала, что Диккенс всюду раскидывал ложные намеки, ставил ловушки, маскировал волчьи ямы. Он мечтал создать тайну, которую никто не сможет разгадать до самого конца!

«То есть до явления Эдвина Друда в склепе перед Джаспером? По моей версии, получится так. Это было бы ошеломляюще… Вот это действительно была бы тайна! Но что же делать с собственным заявлением Диккенса насчет Дэчери? – встревожилась вдруг она. – Его спросили, не Эдвин ли это Друд, а он ответил так: если бы Джаспер потерпел неудачу, Эдвин Друд был бы единственным лицом, которое могло быть Диком Дэчери, но при существующем положении он единственное лицо, которое Диком Дэчери быть не может. Как быть с этим заявлением? То есть Джаспер неудачи не потерпел, и Эдвин…»

И тут она поняла, что имел в виду писатель, выражаясь так уклончиво и витиевато и упирая на слово «лицо». Эдвин Друд, пусть даже живой, в самом деле не мог быть Диком Дэчери именно из-за своего лица. После ночевки в склепе в обществе гашеной извести его лицо было изрядно обожжено и нуждалось в длительном лечении. Как, вероятно, и его передавленное горло.

Лида подняла голову и чутко прислушалась к тишине. При мысли о передавленном горле ей сразу вспомнилась хозяйка, и весь вымышленный мир сразу отодвинулся – будто отпрыгнул в темное окно и теперь ждал за стеклом, когда его вызовут обратно, послушный, но пугающий призрак.

«Нет, все тихо. И она сама мне обещала, что будет жить, потому что теперь ей интересно, что станет дальше со мной и Алешей. Наверное, поэтому она и читает роман за романом – чтобы оставить на завтра хоть какую-то тайну. Еще одну, пусть глупую, пусть чужую, но все-таки тайну, а значит – жизнь».

Она проработала полночи, двигаясь вперед очень медленно, но упорно и азартно. Ей нравилось думать, что Дэчери это Баззард, но она прекрасно понимала, что сейчас ей еще нельзя слишком жать на эту педаль, если она хочет оттянуть раскрытие тайны до конца. Лида предположила, что Баззард будет излагать результаты своего следствия, то и дело сбиваясь на собственные «Тернии забот». И это должна быть трагикомическая сцена – как вся «Тайна Эдвина Друда», да и как сама жизнь, наверное.

Труднее всего купить то, что ничего не стоит.

Глава 14

В ту же пятницу, поздно вечером, у Соколовых зазвонил телефон. Прежде к нему подходил тот, кто оказывался ближе. Теперь бросились все, но первой успела Света. Схватив трубку и нервно сказав «алло!», она услышала глухой голос брата.

– Называй меня Лидой, – приказал он.

Девушка мгновенно поняла – он не желает, чтобы родители знали о его звонке. И, повинуясь неписаному кодексу чести – покрывать друг друга, когда это возможно, она преувеличенно весело заговорила:

– Привет, а что ты так поздно? Конспекты? Ну не знаю, по-моему, ты их давно забрала… Да, Лида. Я уверена!

Отец, выслушав ее первые слова, молча скрылся в кабинете. Мать печально качнула головой и ушла в спальню. Света понизила голос:

– Где ты пропадаешь?! Третий день!

– Это не важно. Слушай, они никуда не собираются уйти вместе?

– Они?

– Ну, предки.

– А зачем тебе это знать? Лучше бы сам вернулся! – Света говорила почти шепотом, унося трубку к себе в комнату. – Папа весь измучился, места себе не находит. Конечно, он тоже виноват, но зачем ты так…

– Это все не важно, – перебил ее брат. – Ты даже не представляешь, какие это пустяки!

– Пустяки?!

– Я собираюсь зайти домой, но только если их не будет. Не будет пару часов, не меньше. Поняла?

– Но почему только на пару часов?

– Мне нужно кое-что выяснить, – твердо сказал Сергей. – Тебя это тоже касается. Можешь мне это устроить?

Света поняла, что брат не собирается возвращаться окончательно, и у нее пропало всякое желание говорить с ним, обсуждая какие-то глупые планы. Эти последние дни и в самом деле были мучительны. Отец нервничал и почти перестал с ней разговаривать. Мать тяжко вздыхала, ни словом не упоминая о Сергее, и наводила тоску своей застарелой беспомощностью. Сама Света всерьез беспокоилась о брате, хотя такие отлучки не были для семьи чем-то новым. Ему и прежде случалось покидать родительское гнездо на несколько дней, но никогда он не делал этого после ссоры с отцом. «Он может пойти на принцип, и папа тоже пойдет на принцип, а мама, как всегда, опустит руки, а я не смогу на них повлиять, и тогда вообще неизвестно, вернется ли Сережа…»

– Могу, – нехотя ответила девушка. – Как раз завтра они собираются в театр. Отец купил билеты, я сама видела.

– Что дают? – неожиданно поинтересовался брат.

– Тебя это еще волнует? Какой-то мюзикл. Ты же знаешь, они это любят.

Сергей фыркнул. Вероятно, этим он хотел показать свое презрение к подобным развлечениям – сестра не стала уточнять.

– Значит, с шести до десяти их можно не ждать?

– Начало спектакля в семь, так что их не будет дома уже в половине шестого. Почему ты не хочешь с ними встречаться?

– Завтра сама поймешь.

– Где ты устроился? У тебя есть телефон?

Брат не ответил. Он просто повесил трубку.

Увидев его, Света решила, что он все-таки возвращается домой надолго. Главным образом, потому, что Сергей нес в руке объемистую сумку. Одну из тех, что забрал, уходя. Ту самую, что он достал из-под кровати.

– Ты уверена, что они в театре? – спросил он, ставя сумку посреди прихожей и снимая куртку. – Представление не отменяется?

– Я уверена. Разве только все артисты заболеют гриппом или чумкой… Или чем там еще болеют артисты. – Света настороженно наблюдала за ним. – Что это за фокусы, можешь объяснить? Вчера вечером папа сказал, что подумывает обратиться в милицию. Мать с трудом его остановила.

– В крайнем случае, можешь сказать, что я звонил и со мной все в порядке.

– Тогда они набросятся на меня, разве ты не понимаешь? Начнутся упреки – почему я тебя не уговорила остаться… – Света не сводила глаз с его багажа. – А это что такое? Зачем?

– Сейчас поймешь.

Он отнес сумку к ней в комнату, расстегнул молнию, и Света увидела кучу старого хлама, который сперва показался ей отбросами, собранными на первой попавшейся помойке. При ближайшем рассмотрении это и оказались отбросы – какие-то рваные тряпки, сломанные игрушки и даже… Два ночных горшка с облупленной эмалью. Они возмутили девушку больше всего.

– По-твоему, я должна все понять? – поморщившись, проговорила она, не сводя глаз с трофеев брата. – И что же именно? Пока я вижу какую-то плантацию микробов.

– Ты поймешь. Помоги мне все это вытащить.