1968. Год, который встряхнул мир. - Марк Курлански

Шребера, издателя умеренно-левоцентристского еженедельного информационного журнала «Экспресс». Книга, в 1967 году ставшая бестселлером во Франции, была переведена на английский язык и в 1968 году стала бестселлером и в США. Сер-ван-Шребер размышлял о времени после ухода де Голля, а также о собственных амбициях и своем месте в новом мире. Единственная избирательная кампания, в которой он участвовал (выборы в Национальное собрание 1962 года), закончилась для него поражением. Впрочем, если произведения могут быть вехами политической карьеры, то эта карьера была на редкость успешной. Во Франции за первые три месяца книга побила все послевоенные рекорды продаж. Главная мысль в произведении Серван-Шребера заключалась в следующем: в течение ближайших тридцати лет США достигнут такого могущества, что Европа станет едва ли не американской колонией. Европейское экономическое сообщество, несмотря на то что с

1 июля 1968 года отменялись таможенные барьеры между странами — членами ЕЭС, не могло достаточно быстро развиваться и, следовательно, в перспективе было обречено.

Основной вывод книги, которую в 1968 году часто цитировали дипломаты и предприниматели, гласил: либо Европа станет такой, как США, либо будет ими «проглочена». Американские компании с их четырнадцатью миллиардами долларов, инвестированными в европейскую экономику, будут играть доминирующую роль. Автор предрекал, что в ближайшие тридцать лет США и Европа шагнут в так называемое постиндустриальное общество. И добавлял: «Мы должны запомнить этот термин, ибо он определяет наше будущее». Среди других сбывшихся прогнозов оказались и такие: «Время и пространство более не будут помехой для передачи информации»; «Разрыв между высокими и низкими заработками в постиндустриальном обществе будет гораздо больше, чем теперь». В то же время он поддержал широко распространенное в 1968 году мнение, будто к концу столетия американцы смогут прямо-таки купаться в огромном количестве свободного времени. Через тридцать лет, предсказывал Серван-Шребер, «Америка станет постиндустриальным обществом с доходом в семь тысяч пятьсот долларов на душу населения. Рабочая неделя будет состоять всего лишь из четырех дней по семь часов. Год будет включать в себя тридцать девять рабочих недель и тринадцать недель отпуска».

Серван-Шребер цитировал прогноз правительственного эксперта: «К 1980 году компьютеры станут небольшими по размерам, мощными и недорогими. Пользование компьютером сделается доступным каждому, кому это необходимо, кто этого желает или обладает соответствующими навыками. В большинстве случаев пользователь будет располагать небольшой персональной консолью, подключенной к обширной центральной компьютерной сети, где огромная электронная память будет хранить информацию по всем отраслям знания».

Эта книга была своего рода предупреждением: «Сегодня Америка находится все еще на одном уровне с Европой, но готова к рывку в ближайшие пятнадцать лет. Пока она также является частью индустриального общества. Однако в 1980 году США вступят в другой мир, и если мы их не догоним, американцы получат монопольное право на высокие технологии, научные достижения и политическое господство».

Серван-Шребер предвидел (хотя и несколько поспешил со своим прогнозом) опасность такой ситуации, когда США станут единственной сверхдержавой. «Если Европа, подобно Советскому Союзу, будет вынуждена сойти с дистанции, Соединенные Штаты останутся одни в своем мире будущего. Такой сценарий неприемлем для Европы, опасен для США и будет иметь катастрофические последствия для всего мира... Нация, обладающая монополией на политическое господство, будет рассматривать империализм как своего рода миссию, а свой успех расценит как аргумент в пользу того, что остальной мир должен последовать ее примеру».

Серван-Шребер считал, что времени крайне мало, а на пути модернизации Франции и Европы лежит главное препятствие — престарелый генерал из девятнадцатого века. «Де Голль из другой эпохи, он представитель другого поколения», — заявил сорокачетырехлетний издатель, летчик-истребитель, сражавшийся за свободу Франции в годы Второй мировой войны. «Он далек от рационализма, тогда как наше время требует именно трезвого расчета». Даже излюбленный генералом образ героя Второй мировой войны более не выглядел убедительным. «Я не люблю героев. Дети, которые боготворят Бэтмена, становясь взрослыми, отдают героям свои голоса. Я полагаю, что после де Голля европейцев будет тошнить от героев», — писал Серван-Шребер».

Серван-Ш ребер был представителем среднего поколения французов, уставших от старика де Голля и вместе с тем настороженно относившихся к новой молодежной культуре. «Я хочу, чтобы мои сыновья, возмужав, стали гражданами великой страны. Я не хочу, чтобы они были людьми второго сорта. Парень двадцати пяти лет, которому нечем гордиться, совершает разные глупости, как то: становится хиппи, едет в Боливию воевать с повстанцами или вешает дома на стену портрет Че Гевары». Изнывавшая от скуки и косности Франция носила в себе два конфликта: один — между поколением людей, переживших войну, и их детьми; второй — между генералом де Голлем и большинством французов.

Существовавшая уже десять лет Пятая республика де Голля и оппозиционные настроения, готовые захлестнуть общество, в котором «ничего не происходило», были порождены алжирской проблемой. Французская колония Алжир, в годы войны ставшая пристанищем для организации «Свободная Франция» де Голля и Временного правительства Франции в изгнании, стала требовать независимости сразу после окончания военных действий. Эта борьба Алжира питала творчество Франца Фэнона и во многом стимулировала антиимпериалистическое движение шестидесятых годов. Пьеру Мендес-Франсу, сумевшему предоставить независимость Индокитаю и Тунису, не хватило политической воли, чтобы «отпустить» Алжир. Хотя борьба с колонизаторами шла почти непрерывно с самого начала французского присутствия, то есть с 1848 года, в стране проживало около миллиона французов; многие жили здесь из поколения в поколение, так что французы считали Алжир своим. Французская армия, сначала разгромленная вермахтом, а потом потерпевшая поражение от вьетнамцев, считала Алжир своей последней позицией, поэтому ни о каких соглашениях не могло быть и речи.

К этому моменту Франция как будто бы уже рассталась с де Голлем. После Второй мировой войны он видел свою миссию в спасении Франции от «левой угрозы». Преследуя эту цель, он культивировал миф о доблестной Франции, героически боровшейся с нацистским оккупационным режимом. В действительности французское движение Сопротивления было в основном коммунистическим, и, помня об этом, многие французы отдавали свои голоса коммунистам. Де Голль предложил французам альтернативу и до конца своих дней настаивал на том, что он являлся единственной альтернативой коммунизму во Франции. В 1946 году французы воспользовались подходящим случаем и лишили его поста главы правительства. Хотя он неоднократно бросал вызов кабинетам социалистов, находясь в непримиримой оппозиции, в 1955 году, в шестидесятипятилетнем возрасте, де Голль официально ушел из политики, завершив свою беспрецедентную карьеру.

Однако к 1958 году и во Франции, и в Алжире возникло столько разных заговоров и «контрзаговоров», что перед Францией встала реальная опасность свержения правительства социалистов в результате переворота, организованного правой военщиной. Войска в Алжире под командованием генерала Рауля Салана никогда не подчинились бы тому правительству, которое решилось оставить Алжир, социалистам же военные не верили. Насколько де Голль был в стороне от этих интриг, остается тайной. Некоторые лица из числа его соратников были, разумеется, в них вовлечены, однако сам де Голль сумел сохранить дистанцию. В качестве лидера одной из французских политических организаций в годы Второй мировой войны он поднаторел в этом виде международной дипломатии. Теперь отставной генерал просто дал понять: если Франция нуждается в нем, он смог бы быть ей полезен. В отношении де Голля было столько подозрений, что в Законодательном собрании у него открыто спросили, не идут ли его намерения вразрез с демократическими принципами И услышали в ответ: «Вы полагаете, что в шестьдесят семь лет я гожусь на то, чтобы начать карьеру диктатора?»

Даже когда правительство стало более сговорчивым и пошло навстречу генералу, было трудно убедить Национальное собрание, влиятельную нижнюю палату парламента, поддержать наметившуюся политическую сделку. Председатель Национального собрания, социалист Андре ле Троке, отверг условия де Голля — роспуск парламента и принятие новой конституции, — в свою очередь, потребовав, чтобы генерал предстал перед депутатами. Де Голль отказался, заявив: «Мне не остается ничего другого, кроме как предоставить вам решить этот вопрос с помощью десантников, а самому вернуться домой, чтобы оставаться там наедине с моей скорбью». После этого он уехал к себе в Коломбе-ле-дез-Эглиз. Однако было ясно, что лишь правительство во главе с де Голлем сможет предотвратить попытку военного переворота. В итоге депутаты согласились со всеми его условиями, включая принятие новой конституции.