1968. Год, который встряхнул мир. - Марк Курлански

Дипломатические усилия на Морнингсайт-Хайтс закончились неудачей. 29 апреля, в понедельник, почти через неделю после начала акции протеста, Колумбийский университет по-прежнему оставался закрыт, а студенты удерживали здания. Надо заметить, что усилия дипломатов были незначительны, поскольку и члены правления, и большинство на факультете выступили против бунта. Правда, руководство пыталось договориться с теми участниками протеста, которые находились в Гамильтон-Холле, поскольку его удерживали студенты-негры, связанные с Гарлемом, а руководство не хотело будоражить Гарлем. Но чернокожие студенты, верные своему обещанию, данному Радду, отказались вести переговоры без участия других студентов. Вице-президент Дэвид Трумэн пригласил Марка Радда и некоторых студенческих лидеров в свою, обставленную со всеми удобствами, профессорскую квартиру на прекрасной Риверсайд-драйв. Студентов-бунтовщиков усадили за полированный стол из красного дерева; им подали чай, причем сервиз был из серебра — все в лучших традициях Колумбийского университета. К несчастью, именно в этот момент Радду пришло в голову стащить с себя ботинки. Единственное, чем он мог это объяснить, было то, что ногам стало жарко. Но этот оскорбительный жест нашел отражение на страницах «Таймс», где Трумэн описал Радда как «способного, но безжалостного и хладнокровного... сочетание революционера и подростка со вспыльчивым характером».

Собеседники так и не нашли оснований для договоренности, которая соответствовала бы интересам обеих сторон. Радд сообщил Трумэну, что студенты взяли власть в университете и требуют доступа к документации университетского казначейства, а также к документам, связанным с финансированием заведения. Каждое «свободное» здание превратилось в самостоятельную коммуну. Молодые люди жили бок о бок, спали прямо на полу, переживали всей душой революционные события, ожидая осады: они созданы для романтики, для исполненной эмоций жизни. Одна пара решила пожениться именно здесь и сейчас, в занятом ими здании. Радиостанция Дабл-ю-кей-си-ар объявила, что в Файеруетер-Холле требуется капеллан для проведения церемонии, и Уильям Старр, протестантский священник, служивший в университете, откликнулся на зов. Свадьбу наверняка с удовольствием описали бы корреспонденты журнала «Лайф». Врачующимся пришлось брать взаймы подвенечные наряды. Жених, Ричард Иган, был в куртке, как у Неру, на шее у него висели «четки любви». Невеста, Андреа Борофф, облачилась в свитер с высоким воротом; в руках она держала букет маргариток. В Файеруетере собралось более пятисот человек, присутствовал и Том Хейден. Процессия подвела парочку к Уильяму Старру, окруженному толпой из сотен забастовщиков; он провозгласил жениха и невесту «детьми новой эпохи». Даже у Хейдена, которому уже довелось изведать тяготы супружеской жизни, были слезы на глазах. Супруги назвали себя «мистер и миссис Файеруетер».

Студентам Колумбийского университета казалось, что он стал очагом революции. Учащиеся, а также студенческие лидеры не только из других университетов, но даже из высших школ являлись к ним, чтобы выразить свою поддержку. Все больше обитателей Гарлема, по отдельности и организованными группами, прибывали в кампус и устраивали массовые демонстрации. Стоукли Кармайкл и X. Рэп Браун прибыли в Гамильтон-Холл, переименованный теперь в Университет

Малкольма Икса. Молодежь из Гарлема собиралась вокруг кампуса, скандируя: «Власть черным!» Кошмары Грейсона Кирка сбылись.

В ночь на вторник 30 апреля сотни полицейских в темноте начали собираться вокруг университета. В половине второго ночи Дабл-ю-кей-си-ар предупредила студентов, что вторжение вот-вот начнется и что они должны оставаться в своих комнатах. Полицейские утверждали, что операция действительно была намечена на это время, но несколько раз откладывалась по «техническим причинам». Как позже выяснилось, блюстители порядка выжидали, когда Гарлем заснет. В 2.30 тысяча полицейских — в шлемах, с фонарями, дубинками и, согласно свидетельствам очевидцев, кастетами — двинулась в кампус, на разгром семи сотен безоружных студентов. «“Лицом к стене, ублюдок”, — вспоминал позже Радд. — Кое-кто из студентов Колумбийского университета не ожидал, что полицейские действительно так говорят».

Полиция била и тех, кто сопротивлялся, и тех, кто не оказывал сопротивления. Лишь некоторые полицейские арестовывали студентов, как полагалось по закону, и препровождали их в фургоны. Другие орудовали дубинками. Семьсот двадцать студентов затащили в обитые мягким фургоны, полностью блокировавшие два квартала на Амстердам-авеню. Студентов, занявших здания, били, когда они показывали двумя пальцами знакУ. «Студентов, пытавшихся уладить дело мирным путем, о чем ясно свидетельствовали зеленые повязки у них на рукавах, также били; было избито и несколько сотрудников факультета. В своем отчете полиция выражала сожаление, что им не сообщили, сколько сотрудников факультета поддерживает студентов и сколько студентов вовлечено в акцию протеста. «Плуты», студенты правых взглядов, приветствовавшие полицию, также были избиты. По сообщениям, ранено было сто сорок восемь человек. То был один из редких моментов в истории Америки, когда классовая борьба приняла открытые формы. Полиция, состоявшая из представителей рабочего класса, была возмущена действиями привилегированной молодежи, тем более что она не поддерживала войну, на которой сражались дети из непривилегированных слоев общества. Конфликт все больше приобретал вид классовой борьбы. В устах студентов выражение «твердая шляпа» звучало насмешкой, и полицейские, задетые за живое, атаковали их с ненавистью. Марвин Харрис, профессор антропологии Колумбийского университета, наблюдавший нападение полицейских, писал:

«Многих студентов волокли вниз по лестницам. Девушек тащили за волосы; им выкручивали руки; их били кулаками по лицу. Сотрудников факультета били в пах, бросали так, что те ударялись об забор. Студент-диабетик впал в кому. У одного из сотрудников факультета произошел нервный срыв. Многие студенты истекали кровью, они были ранены в голову дубинками, которые полицейские использовали как оружие. Десятки людей, стеная, лежали на траве, и никто не оказывал им помощи».

Сто двадцать дел по поводу жестокости нападавших было возбуждено против отдела полиции; то был своеобразный рекорд такого рода за всю историю существования полиции Нью-Йорка.

Общественность пребывала в шоке. Поначалу администрация университета имела некоторый перевес с точки зрения паблик рилейшнз, главным образом благодаря тому, как освещались события в «Нью-Йорк тайме». Фотограф застал студентов в офисе Кирка. Студент Дэвид Шапиро — ныне поэт — был заснят за президентским столом в солнечных очках, с украденной сигарой. «Таймс» полностью отказалась от объективности, когда главный заместитель редактора А.М. Розенталь написал передовицу, поданную в виде последних новостей и опубликованную на первой полосе газеты. Она была построена на цитате из Кирка: «Боже мой, как могут люди делать подобные вещи?!» Кирк имел в виду под «такими вещами» не жестокое избиение сотен безоружных людей, но акт вандализма, который Розенталь приписал студентам, а большинство свидетелей — «Таймс» не учла этого, — и в том числе сотрудники факультета, поставившие свои подписи под данными ими показаниями, — полиции. Вопреки утверждениям «новых левых», что подобное освещение событий найдет отклик в других средствах массовой информации, и пресса, и публика были в ужасе от произошедшего и вовсе не предавали студентов анафеме. Журнал «Тайм» писал: «Большая вина лежит на президенте Грейсоне Кирке. Его равнодушная, не разобравшаяся в ситуации администрация не смогла ответить на жалобы по поводу проблем, долгое время тяжким грузом лежавших на обитателях кампуса». Профессора и преподаватели университета сформировали совет, учредивший комиссию по расследованию произошедшего. Ее возглавил профессор Гарварда Арчибальд Кокс.

Странно, но все участники событий — студенты, администрация, полиция — повторили все то же самое еще раз. Дискуссия на тему перемен в университете продолжалась. Но администрация, спровоцировавшая первый инцидент тем, что выбрала для наказания Радда и еще пятерых студентов, решила в конце мая временно исключить опять-таки Радда и еще четверых. Подобное временное исключение в 1968 году имело особенно серьезные последствия, поскольку означало прекращение действия отсрочки от призыва и часто становилось приговором к отправке на войну во Вьетнам. Как отреагировали студенты? Они устроили демонстрацию. Что делали во время демонстрации Радд и остальные четверо? Они захватили Га-мильтон-Холл. А затем силами тысячи полицейских вновь было произведено нападение, и в результате сражения пострадало шестьдесят восемь человек, в том числе семнадцать полисменов.