Ехал грека через реку - Тата Алатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В восемнадцать ты думаешь, что непобедима.
Ты прекрасна.
Но что делать, если тебе за тридцать и ты стоишь среди ночи в чужом доме в ожидании прекрасного мужчины, который не откликается на твой молчаливый зов?
Готова ли ты сделать следующий шаг или так и останешься неподвижной и покорной?
Где та непобедимая девочка, которая была уверена, что нет такого человека, который ответил бы ей отказом?
Которая была уверена, что этот мир создан только для нее и ее игр?
Почему же теперь кажется, что для тебя не осталось даже крохотного уголка в этом мире?
– Твою же мать! – тихо выругалась Ася и поставила кружку в посудомойку. – Какого, собственно, хрена? Тварь я дрожащая или супергерой?
– Даже жаль, что тебя сейчас Ева не слышит. Она была бы счастлива.
Ася медленно выпрямилась и закрыла дверцу посудомойки.
Дала себе еще несколько секунд, чтобы найти ответы на свои вопросы.
В конце концов, она никогда не сдавалась на милость победителя, а предпочитала самой быть завоевателем.
Поэтому Ася обернулась, подошла к Адаму, взяла за руку и повела за собой в его спальню.
Это была какая-то иная Ася, которой Адам никогда прежде не знал, но о существовании которой догадывался и с которой ему не терпелось познакомиться. Она лишь иногда выглядывала из-под подрагивающих ресниц, бросала кокетливые тени на ее губы, хрустальными колокольчиками звенела в смехе.
В Асе иногда проскальзывала некая дерзкая дуэлянтша, и тогда Адаму слышались кастаньеты.
Ему хотелось быть единственным в мире, кто видел бы в этой няне в пижаме слабый, едва живой, но все еще струящийся по венам огонь.
И сейчас, когда она просто взяла его за руку, он уже понял все, что будет, и даже немного – как. Увидел всю ее смелость и всю ее честность, и ему даже стало больно от предвкушения и гордости за эту женщину.
Дорога до спальни была выложена битым стеклом.
И лишь после того, как дверь за ними закрылась, его израненное тело ожило и заиграло, само собой бросилось в бой под литавры сердцебиения.
Он помнил, что нужно быть осторожным, он даже специально смотрел позы, подходящие беременным женщинам, но его руки и губы знать ничего не знали об этом.
Прежде Адаму не доводилось жалеть, что он не родился осьминогом.
Он целовал Асю, как умирал, то приникая жадным ртом к ее рту, то слепо припадал к плечам, и шее, и радовался, как дурак, что на них немного одежды, и ее маечка на тонких бретельках так легко скользила вниз. И пышная грудь, не дававшая ему покоя едва не со дня их знакомства, была именно такой восхитительной, как он и мечтал. И можно было, наконец, ласкать ее бедра, и можно было делать вообще, что угодно.
Ася вовсе не собиралась быть ни робкой, ни скромной.
Она отвечала жарко и пылко, и сама стягивала его футболку, и целовала его везде, куда могла дотянуться, и он так и не понял, как они вообще добрались до кровати, и требовалась вся его выдержка, чтобы все-таки замедлиться. Вот для какого мгновенья он с раннего детства тренировал силу воли.
Плавность и нежность.
Нежность и плавность.
И еще очень много доверия.
– Я умру, если ты мне изменишь, – выдохнул Адам еще прежде, чем его дыхание восстановилось.
– Ты сейчас об этом думаешь? – в ее голосе не было удивления.
– Я ни о чем не думаю, – он потерся носом о ее плечо. – Я просто вдруг понял, что умру, если ты мне изменишь.
– Что же, время пришло собирать камни, – вздохнула она.
Он перевернул ее на спину, вглядываясь в немного печальное выражение лица.
– Прости, – покаялся Адам, вдруг сообразив, что это вовсе не то, что следует говорить в подобной ситуации. – Я лю…
Ася торопливо потянулась к нему с поцелуем, не давая завершить фразу. Запуталась пальцами в его волосах.
– Прости, – повторила она вслед за ним.
Он улыбнулся, целуя уголки ее губ.
– Знаешь ли, что рядом с тобой я становлюсь свободнее? – спросил он. – Как будто заранее уверен, что все, что я сделаю или скажу, тебе понравится. Это знание открывает головокружительные перспективы.
– Ты тоже? – изумилась она.
– Очень здорово жить, зная о том, что ты кому-то действительно нравишься.
– Да, – согласилась Ася. – Неплохо.
И засмеялась, потому что тоже не могла удержать в себе переполнявшее их обоих ликование.
Глава 36
– Адам, что случится, если твоя мама и твой папа окажутся в одном месте в одно время?
– Конец света.
Было раннее утро, и осень насылала свои туманы, и Ева, убежавшая вперед вместе с Васькой, казалось нарисованной.
– Тогда у нас проблемы. Как мы будем отмечать день рождения ребенка?
– Никаких проблем – сначала мы устроим праздник для моей мамы, потом для отца и семьи Линара. Я великий мастер лавирования.
– Лавировали, лавировали, да не вылавировали, – Ася потянулась, чтобы сорвать желтый кленовый лист. – Как много торжеств для одной маленькой девочки.
– Твой день рождения ранней весной. К тому времени Макар уже родится.
– Можешь не привыкать к этому имени, – хмыкнула Ася. – Ева еще сто раз передумает.
– Ты серьезно собираешься назвать ребенка так, как решит эта мелочь?
– Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. – Ася подхватила его под руку, заглядывая в лицо: – Знаешь дату моего рождения? Изучал мое личное дело?
– Просверлил в нем пару дыр, – признался Адам и, склонившись, полез к ней с поцелуями.
– Опять! – завопила Ева. – Что вы за целовальники!
– Адам, ты не мог бы перестать так светиться? – спросила Вика раздраженно. – Мы только что потеряли клиента. Нет никакого повода изображать из себя хорошо начищенную сковородку. Просто собери отдел корпоративного обслуживания и наори на них всех.
– Не такой уж я и монструозный начальник, – он спрятался за монитор и строго-настрого велел себе перестать напевать под нос веселые песенки.
– Смотреть на тебя тошно, – кисло пожаловалась Вика.
– Адам, – в кабинет заглянула администратор Лиза, – к тебе гостья. В переговорку или сюда?
– Сюда, – решил он, заленившись.
Лиза исчезла, чтобы уступить дорогу прекрасной незнакомке.
Длинные ноги на высоченных шпильках. Элегантный короткий плащ. Черные гладкие волосы, рассыпавшиеся по плечам. Неброский макияж и неброские украшения стоимостью в хорошую машину.
Вика хищно прищурилась, готовая любить такого клиента вечно.
– Адам? – красотка одним плавным движением скинула
