Взломать Дарвина: генная инженерия и будущее человечества - Джейми Метцль

происходят из еще более мелкой группы нанди – в нее входит не более миллиона человек. Высокие результаты в беге являются результатом упорного труда, национальной культуры бега и других внешних факторов. Тем не менее генетическую составляющую победоносности календжинцев не заметить трудно.

У среднестатистического календжинского бегуна более длинные ноги, короткое туловище, тонкие конечности и меньше масса по отношению к росту, что может подтвердить любой, кто хоть раз наблюдал за марафоном за последние десятилетия. Шведские исследователи, тестировавшие календжинских детей в 1990 году, обнаружили, что более 500 школьников могли пробежать 2000 м быстрее, чем самый быстрый чемпион из Швеции. А после того, как в 2000 году исследователи из Датского института спорта на протяжении трех месяцев тренировали большую группу календжинских мальчиков, по непроверенным данным, многие бегали быстрее, чем главный датский бегун[411].

До сих пор не был и вряд ли будет обнаружен какой-то один марафонский ген. Тем не менее исследователи идентифицировали около 200 генов, оказывающих важное влияние на спортивные результаты[412]. В исследовании 2008 года проверяли, с какой вероятностью у конкретного бегуна найдется каждый из 23 наиболее изученных генов, связанных с атлетизмом. Исследователи пришли к выводу, что вероятность такого совпадения чрезвычайно мала и охватывает около 0,0005 % всех людей. Если это так, то в Китае с его населением в 1,34 миллиарда человек в 2018 году нашлось бы 6700 человек с указанными генетическими признаками, распределенными по всем возрастным группам. В Соединенных Штатах с населением 324 миллиона обладателей удачной комбинации генов окажется всего 1620 человек.

А теперь представьте себе: какая-то страна – допустим, Китай – решит воспользоваться данными, собранными при секвенировании младенцев, чтобы выявить тех из них, у кого выше шансы стать именитыми спортсменами в той или иной области. Генетический потенциал такого ребенка могут отметить родители и спортивные ассоциации, которые, возможно, захотят предоставить этому ребенку особые возможности для занятия подходящим ему видом спорта. Детей, демонстрирующих лучшие способности и страсть к определенному виду спорта, приглашали бы в отдельные лиги, поощряющие игроков или требующие посещения специализированных спортивных школ и прохождения серьезной спортивной подготовки. Таким образом можно было бы выявлять лучших представителей из генетических «звезд», чтобы представлять страну на международном уровне. Кое-что из этого уже происходит.

Посетив полуфинал по женскому волейболу на летних Олимпийских играх 2008 года в Пекине, я заметил странный контраст между американскими и китайскими спортсменами. Американцы являли собой смесь разных форм и размеров. В американской модели молодые спортсмены часто были либо начинающими самоучками, либо детьми одержимых спортом родителей. Уверен, что некоторые американские игроки обладали нужным уровнем стойкости, решимости, командного духа и харизмы, которые помогли им оказаться на Олимпийских играх. Китайцы же, напротив, выглядели более однородно. Как и СССР десятилетия назад, китайцы часто выявляют потенциальных спортсменов по физическим данным в раннем возрасте, а затем отбирают их и тренируют в специальных спортивных школах по всей стране. Критикам такая модель спортивной школы может не нравиться, особенно если отдавать детей в такие школы семью вынуждают. Но мало кто назовет выявление одаренных спортсменов в детстве обманом.

Соревнования по волейболу в Пекине проходили не только между двумя командами, но и между двумя формами общественной организации. Возможно, американская система формирования независимой личности больше подходит для того, чтобы выращивать доминантных спортсменов. Но российская и китайская державные системы позволяют достичь большего успеха. Вполне вероятно, еще более результативным окажется некое сочетание обеих систем. Со временем это уже не будет чисто теоретическим вопросом. Успех в спорте начнут измерять продолжающейся гонкой за олимпийскими медалями.

Использование передовых генетических способностей в гонке за спортивными успехами не только откроет новые возможности для жульничества, но и поставит под сомнение наши представления о честной игре. Люди давно жалуются, что поддерживаемый государством допинг спортсменов в социалистических странах – России, Китае и др., – а также такие спортсмены, как велосипедист Лэнс Армстронг, который искусственно стимулировал выработку эритроцитов для повышения уровня гемоглобина, – это настоящее жульничество. По правилам спорта так и есть.

В какой-то момент в ближайшем будущем спортсмены смогут извлекать свои клетки, чтобы редактировать гены, а затем повторно вводить эти клетки в организм, повышая выносливость и ускоряя процесс восстановления мышц[413]. В соответствии с действующими правилами многих видов спорта, данный вид «генного допинга» будет считаться обманом. Но теперь, когда мы смогли заглянуть генетике под капот, стоит спросить себя: насколько честным будет соревнование, где человеку без дополнительной мутации по выработке гемоглобина противостоит кто-то, у кого она есть? Как мы относимся к таким людям, как Мянтюранта, чьи тела умеют делать то, что обманщики пытаются сымитировать? Такие спортсмены, как Лэнс Армстронг, искусственно усиливающие выработку гемоглобина, нарушают правила или же просто уравнивают шансы на победу с другими «Мянтюрантами»?

Чем больше генетических предрасположенностей к успеху в определенных видах спорта обнаружат исследователи, тем менее честным будет участие в соревнованиях для спортсменов без них. Все люди генетически разные. Поэтому наказывать спортсмена за его выгодную генетическую особенность равносильно тому, чтобы порицать физика за генетическую предрасположенность к точным наукам, а музыкантов – за абсолютный слух.

Как только мы разберемся в генетических отличиях, дающих одним спортсменам врожденное генетическое преимущество над другими, одним из возможных решений станет классификация спортсменов по генетическим различиям. Тогда такие люди, как Ээро Мянтюранта, смогут соревноваться с себе подобными, как и Лэнс Армстронг. Календжинские бегуны также смогут соревноваться между собой, а у нас будет свое соревнование для всех остальных. Сама идея такого разделения кажется совершенно абсурдной, хотя бы потому, что в основе состязательных видов спорта лежит физическое разнообразие. Кроме того, невозможно точно определить, какой именно набор генетических особенностей дает больший шанс на успех. В качестве альтернативы мы могли бы разделять спортсменов на категории генетически измененных и неизмененных.

Какой бы вариант мы ни выбрали, возникает другой вопрос. Кому будут больше симпатизировать люди: не отобранным генетически и неулучшенным спортсменам с их медленной скоростью и более низкими показателями или улучшенным суператлетам, постоянно бьющим рекорды и расширяющим наши представления о возможностях человеческого тела?

Олимпийские чемпионы, профессиональные спортсмены и другие звезды спорта получают множество наград и зарабатывают огромные деньги за спортивные успехи. Поэтому зачастую, чтобы получить преимущество, они готовы пойти на чрезвычайные меры. Некоторые меры довольно опасны, но риски для здоровья у спортсмена заложены в основу некоторых видов спорта. Футбол, бокс, свободное скалолазание – вот лишь несколько примеров. Спортсмены всегда могут отказаться; но состязательные виды спорта, как и сама эволюция, создают подходящую среду для гонки вооружений, где использование преимуществ задает новую планку, которой должны будут соответствовать остальные.

Помня про значительные финансовые и прочие выгоды, которых добиваются профессиональные спортсмены, несложно