Негатив. Эскалация - Павел Николаевич Корнев

паразит! — зло выругался Матвей и даже с лавочки вскочил. — Такую девку спортил!

— Скажешь тоже — спортил! — поморщился я, поднимаясь следом. — Ну было у неё ним, и что с того?

Матвей неопределённо пожал мощными плечами, потом задумчиво пробормотал:

— Надо ей удар поставить.

Я чуть рот от изумления не разинул.

— На кой?

Громила глянул на меня будто на маленького.

— А лучше будет, если она его подстрелит или сверхэнергией приласкает? Тогда — трибунал, и всё, жизнь под откос. А сломает нос — посудачат и забудут. Скажут, сам виноват.

— А вдруг отойдёт и простит?

— Только если совсем дура, — хмыкнул Матвей и протянул свою лапищу. — Ладно, бежать пора! Если на тренировку опоздаю, мастер меня эти учебники съесть заставит.

— Он может, — усмехнулся я, вытянул из жилетного кармана часы и обнаружил, что подошло время встречи с Поповичем. — Бывай! Тоже побегу!

Присмотренная бывшим сослуживцем двухкомнатная меблированная квартира располагалась в пяти кварталах от главного корпуса РИИФС и в стороне от трамвайной ветки. Второе обстоятельство худо-бедно нивелировало первое, да ещё здание принадлежало институту, поэтому студентам и сотрудникам полагался льготный тариф. Как вольный слушатель, я под него не подпадал, а вот как старший вахтёр — вполне.

Миша Попович при осмотре нового жилища проявил изрядную въедливость, но квартплату опустить так и не сумел; запросили с нас по двадцать пять рублей в месяц. Не так уж и много, но и не мало. Особенно с учётом того обстоятельства, что жилые комнаты были тесными, кухонька откровенно крохотной, а удобства располагались в общем коридоре, — одна уборная для всех квартиросъёмщиков, проживавших на этаже.

А так — неплохо. В каждой комнатушке уже стояли шкаф, кровать, тумбочка и узенький письменный стол, а больше туда при всём желании ничего было и не запихнуть. Впрочем, никакую дополнительную мебель я покупать не собирался в любом случае. Занавески и посуда есть — уже хорошо.

Мы подписали договор, сразу заплатили за два месяца вперёд и получили ключи.

— Завтра ближе к вечеру заеду, — предупредил меня Миша, вложив квитанцию в блокнот.

— А я — сегодня, — решил я, вытянул карманные часы и покинул квартиру вместе с новоявленным соседом, отправился в больницу на физиолечение и прочие реабилитационные процедуры, назначенные на вечер.

В итоге на занятие йогой я пришёл чуть раньше обычного и был вынужден внимать разглагольствованиям господина Горицвета, который в своём экзотическом одеянии и с длинной косицей походил на практикующего йога и гуру куда больше, нежели Федора Васильевна. Та являлась на тренировки в белой больничной пижаме, а манерами недалеко ушла от старшины Дыбы и на отстранённые темы с подопечными сроду не общалась.

Ну хоть разогрелся заранее. А потом как обычно — сначала погружение в медитативный транс и работа с внутренним потенциалом, затем инъекция нейтрализатора и разминка, растяжка, какие-то не самые серьёзные физические упражнения. Но то — у меня. Я, по выражению Федоры Васильевны, учился отделять мух от котлет, то есть избавлялся от подсознательного совмещения мышечных усилий и сверхъестественного воздействия. И напротив — старался придать им осмысленный и контролируемый характер. С первым справлялся, со вторым дела обстояли не лучшим образом.

А ещё сегодня мешало сосредоточиться какое-то подспудное беспокойство. Сначала решил, будто нервничаю из-за перевода и переезда, потом сообразил, что дело вовсе не в том. Просто так и не нашёл времени поблагодарить Лию, которая навещала меня в больнице едва ли не каждый день! Даже как-то совестно стало. А ещё нехотя признал, что этих ежевечерних чаепитий будет откровенно недоставать. Раньше хоть с Василем и Варей общался, а теперь не с Нигилистом же лясы точить! У него одна учёба на уме.

Так что я немного поколебался, но в самом конце занятия всё же подошёл к Федоре Васильевне и поинтересовался, не найдётся ли в группе место для пирокинетика.

— У неё самоконтроль аховый, — сказал я, попытавшись состроить жалобное выражение лица.

— У неё, значит? — хмыкнула терапевт. — Ну-ну. Приводи… её, посмотрим.

Заявляться в женское общежитие на ночь глядя показалось идеей не из лучших, поэтому двинулся сразу в больницу, а там с разрешения сестры воспользовался служебным аппаратом.

— Петя? — удивилась Лия, которую подозвала к телефону дежурная по этажу. — Как у тебя дела?

— Всё хорошо! Выписали же! — заявил я и неожиданно для самого себя сказал вовсе не то, что намеревался изначально: — Слушай, ты столько времени на меня потратила, давай хоть ужином угощу. Может, сходим куда-нибудь?

— Не-е-ет, — рассмеялась в ответ девушка. — Сейчас Витя придёт, на танцы собираемся. — А вот завтра… — Она задумалась. — Сводишь меня на выставку экспрессионистов? Витя наотрез отказался, а одной скучно идти.

— Можешь на меня рассчитывать, — быстро согласился я. — Где и когда встречаемся?

— В шесть вечера у главного корпуса.

— Замётано.

Я пожелал девушке спокойной ночи и положил трубку на рычажки, поблагодарил дежурную сестру, а только двинулся на выход с вещмешком и чемоданчиком, как та меня окликнула:

— Погоди! А остальное?

Остальным оказались солдатские ботинки и плащ, правый рукав которого превратился в лохмотья; помимо трёх пулевых отверстий хватало на нём и подпалин, но в целом прочная толстая кожа пострадала не слишком сильно, выкидывать добротную одёжку на помойку точно не стоило. Как, впрочем, не было смысла и сдавать её на склад. Списали уже, поди.

В итоге до квартиры свои пожитки еле допёр, сил едва хватило, чтобы раздеться и рухнуть на кровать. Болтают, сны в первую ночь на новом месте — вещие, мне же не снилось ровным счётом ничего. Отключился и включился, будто электрический прибор. На часах— девять. Привык в больнице к отсутствию побудок, расслабился.

Первым делом я сходил в уборную на этаже, после занялся утренней гимнастикой и прогнал щадящий комплекс упражнений, дальше приступил к медитации, восполнил убыль потенциала, равномерно разогнал сверхэнергию по организму, тогда только почувствовал себя по-настоящему живым.

В желудке уже посасывало, так что выбрал из денег тридцатку, а остальное запрятал в щель за шкафом, оделся, причесался и спустился на улицу. Там — благодать.

Солнышко светит, воробьи щебечут, на газонах зеленеет трава. И — тепло. Такое впечатление — лето на дворе, а вовсе не девятое апреля.

Крюк до трамвайной линии я делать не стал, прошёлся до института пешком, под колокольный звон миновал церковь Ильи Пророка, откуда только-только начали расходиться после утренней службы прихожане. Хотя, наверное, всё же со всенощной — сегодня Пасха.

На подходе к скверу у главного корпуса повстречался с Иваном Богомолом. Тот прогуливался под ручку с ослепительной красоты барышней; собственно, я так на неё загляделся, что