Лорд Престимион - Роберт Силверберг

Именно в Большом зале Лабиринта, известном под названием Тронный двор, в момент объявления о смерти понтифекса Пранкипина Корсибар прямо на глазах у Престимиона и всех высших чиновников планеты захватил корону Горящей Звезды, которая должна была принадлежать Престимиону.

И именно в апартаментах, отведенных в Лабиринте короналю, Престимион предстал перед отцом Кореибара лордом Конфалюмом, который стал теперь понтифексом Конфалюмом, чтобы потребовать у него трон, который Конфалюм ему обещал, и услышал от сбитого с толку и сломленного старика, что ничего нельзя поделать, что узурпация - поступок необратимый, что Корсибар теперь корональ, а Престимион должен покорно удалиться и жить как сможет, оставив всякие надежды на трон. Когда Престимион стал настаивать на принятии мер против такой наглости, Конфалюм зарыдал. Но понтифекса парализовал страх. Он страшился кровавой гражданской войны, которая, несомненно, последует за любым противодействием Корсибару, слишком страшился, чтобы восстать против поразительного, незаконного поступка сына. Дело сделано, сказал Конфалюм. Теперь власть принадлежит Корсибару.

Ну то, что было сделано тогда, теперь исправлено, и Корсибар стерт с листа жизни, словно его никогда не существовало, а Престимион стал лордом Престимионом и вернулся со славой на то место, с которого тогда уполз с позором. Никто, кроме него, Гиялориса и Септаха Мелайна, ничего не знал о мрачных событиях, произошедших в подземном мегаполисе сразу же после смерти понтифекса Пранкипина. Но для него Лабиринт был полон болезненных воспоминаний. Если бы он мог уклониться от этого путешествия, он бы так и сделал. Он не имел ни малейшего желания снова посещать Лабиринт до того дня - в далеком будущем, как он надеялся! - когда Конфалюм умрет, и он сам должен будет стать понтифексом.

Но избежать приезда в Лабиринт невозможно. Новый корональ должен в начале правления явиться к понтифексу, из рук которого он получил свой трон.

И вот он здесь.

Конфалюм его ждет.

***

- Надеюсь, путешествие было приятным?

- Прекрасная погода всю дорогу, ваше величество, - ответил Престимион. - Добрый бриз нес нас на юг вниз по течению Глэйдж.

Они покончили с предварительными формальностями, объятиями и пиршеством, и теперь остались вдвоем и тихо беседовали: понтифекс и корональ, император и король, номинальный отец и приемный сын.

Престимион выбрал речной путь, чтобы добраться сюда, - так обычно поступал правитель Замка, нанося визит в Лабиринт. Он доплыл до имперской столицы на борту королевского судна вниз по течению быстрой, широкой Глэйдж, зарождающейся у подножия Горы и текущей на юг через нескольким наиболее плодородных провинций Алханроэля. По берегам реки толпилось местное население, чтобы приветствовать его: в Сторпе и Митрипонде, в Нирниване и Стэнгард-Фолзе, Макропросопосе и Пендивэйне, и в бесчисленных городах вдоль берегов озера Рогуаз, и в городах нижнего течения Глэйдж за озером: Палагате, Терабессе, Греввине и всех остальных. Не так давно Престимион совершил это путешествие в противоположном направлении, возвращаясь из Лабиринта в Замок после узурпации, и то было гораздо более мрачное путешествие, ведь в каждом порту перед его глазами развевались знамена с изображением только что провозглашенного лорда Корсибара. Но то было тогда, а теперь вдоль всего течения реки до его ушей доносились крики: "Престимион! Престимион! Да здравствует лорд Престимион!"

В Лабиринт вело семь входов; но тот, которым пользовались коронали, назывался вратами Вод: здесь Глэйдж текла мимо огромного земляного холма, единственной части Лабиринта, видимой над землей. Линия, настолько тонкая, что человек мог преодолеть ее одним шагом, отмечала границу между зеленой и плодородной долиной Глэйдж и безжизненной, пыльной пустыней, в которой находился Лабиринт. Здесь, как было известно Престимиону, он должен оставить позади сладкие бризы и мягкий, золотисто-зеленый солнечный свет верхнего мира и войти в таинственную вечную ночь подземного города, в мрачные, нисходящие спиральные витки его густонаселенных уровней.

Это был герметичный и, казалось, лишенный воздуха мир, на дне которого находилось жилище понтифекса.

Официальные лица понтифексата в масках встречали его у входа вместе с надутым седовласым кузеном, герцогом Олджеббином Стойензарским, который возглавлял группу встречающих в своем новом качестве главного спикера понтифекса. По шахте для скоростного спуска, зарезервированной только для правителей государства, Престимион спустился вниз, минуя круговые уровни, где обитали миллионы жителей Лабиринта: те, кто обслуживал чиновников понтифексата и те, кто выполнял обычную скромную работу по обслуживанию большого города. Потом еще глубже, в зоны, где находились знаменитые архитектурные чудеса Лабиринта: озеро Снов, таинственный зал Ветров, причудливый двор Пирамид, площадь Масок, необъяснимое гигантское пустое пространство под названием Арена, и все остальное: затем с головокружительной быстротой его доставили в императорский сектор, к понтифексу. Тот немедленно отправил прочь всю свою свиту, даже Олджеббина. Престимиону предстояла встреча с Конфалюмом наедине.

Но тот Конфалюм, который сидел перед ним сейчас, не был тем Конфалюмом, которого ожидал увидеть Престимион.

Он боялся, что найдет слабого, разбитого человека, жалкие и грустные останки великого Конфалюма прежних времен. Начало этих разрушений уже было заметно во время их последней встречи. Тот Конфалюм, с которым он бесплодно и отчаянно спорил в мрачные минуты после молниеносного захвата власти Корсибаром, человек, который рыдал, дрожал и жалобно умолял оставить его в покое, был всего лишь тенью того Конфалюма, чье сорокалетнее правление в качестве короналя было отмечено многочисленными триумфами.

Хотя позднее Конфалюм был избавлен от конкретных воспоминаний об узурпации и гражданской войне и не испытывал страданий из-за поступков своего сына, не было оснований считать, что он когда-либо оправится от душевных ран. Даже на коронации Престимиона, после того как все события, связанные с Корсибаром были забыты, Конфалюм казался всего лишь пустой оболочкой, все еще физически сильным, но пострадавшим духовно, будто его преследовали призраки, которых он не мог узнать. И, по словам Септаха Мелайна, который во время отсутствия Престимиона встречался с представителем понтифекса Вологацем Саром, понтифекс теперь все еще оставался глубоко встревоженным, сбитым с толку и впавшим в депрессию человеком, мучимым бессонницей и смутным, неопределенным ощущением горя.