У ворот Ленинграда. История солдата группы армий «Север». 1941—1945 - Вильгельм Люббеке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время нашего второго посещения Пюггена поздней осенью 1946 г., несмотря на опасение, что наше присутствие привлечет внимание коммунистических властей, мы с Аннелизой очень легко вошли в ритм повседневного привычного труда на ферме. Рабочий день на арендованной молотилке, на всем протяжении которого мы вместе с отцом и сестрами только успевали подносить снопы к машине, подходил к концу, и отец предложил закончить молотьбу завтра. Работы оставалось всего на час, хотя и было поздно, но я убедил всех продолжить наши труды и закончить все сегодня.
Вскоре после этого тракторный мотор, приводивший в действие молотилку, начал выстреливать искры, и легковоспламеняющаяся солома вся мгновенно вспыхнула. Несмотря на все наши усилия затушить огонь, вся рига была вскоре охвачена пламенем. Нам все же удалось помешать распространению пожара на другие строения, но тем не менее это было самым большим несчастным случаем за все время на нашей ферме. Поскольку я настоял на продолжении работ, я видел в этом свою вину, но уже невозможно было ничего поделать.
Весной 1947 г. Аннелиза убедила меня, что она одна сможет отправиться в Пюгген. Действительно, она вскоре возвратилась с полным рюкзаком продуктов. Однако ее готовность встретить опасность лицом к лицу была проявлением не только ее смелости, но и некоторой наивности. В то время как ее первое самостоятельное путешествие прошло нормально, ее вторичная попытка имела последствия.
Вернувшись, Аннелиза рассказала мне, как она в тот последний вечер чуть было не столкнулась с советским патрулем вблизи границы. К счастью, солдаты не заметили ее, и она спряталась в коровнике. Утром пришел хозяин фермы задать корм коровам и обнаружил ее. Несмотря на грозившую ему опасность со стороны коммунистических властей в случае недонесения, он позволил ей беспрепятственно уйти.
Выслушав ее рассказ, я запретил ей какие-либо попытки проникнуть за «железный занавес». Когда я сейчас задумываюсь о той опасности, которой подвергалась моя жена, я не могу понять, как я мог разрешить ей рискнуть хотя бы раз. Мое согласие в этом случае служило лучшей иллюстрацией той степени отчаяния, которое мы переживали в те годы.
В апреле 1947 г. я наконец-то стал участником программы по подготовке электротехников в федеральном техническом училище в Гамбурге. Я получил разрешение работать как профессиональный электрик и несколько месяцев получал зарплату до поступления в училище, но квалификационный экзамен на специалиста-профессионала я сдал только в июле. Профессионал-специалист получал достаточную зарплату для содержания семьи. Я понимал, что не смогу работать электриком даже неполное рабочее время, если собирался по-настоящему целый день отдавать учебе.
Первый семестр я закончил в училище Нюрнберга, остальные семестры посещал в Вольфенбюттеле вблизи Брауншвайга. Теперь, когда я был безработным и Аннелиза не могла найти работу, я обратился к дяде Шторку, занимавшемуся продажей автомобилей «Опель» в Люнебурге, с просьбой ссудить мне одну тысячу марок. Даже с этими деньгами наша жизнь в Вольфенбюттеле была хуже, чем в Гамбурге. Принимая во внимание и то, что продуктами нас снабжал господин Берндт.
Мы были глубоко благодарны Марлен за помощь продуктами из Пюггена, но она не могла кардинально решить для нас с Аннелизой проблему питания. Иногда мне приходилось принимать отчаянные решения. Дважды я закладывал сделанные на заказ ювелиром из Дрездена обручальные кольца. В другой раз, когда не было денег, я проник на участок одного фермера в 400 метрах от нашей квартиры, чтобы нарвать бобов. Это было воровство, но я был готов сделать все возможное, чтобы накормить нас с Аннелизой.
Несмотря на то что у моей семьи в Пюггене не было проблем с продовольствием, их положение постоянно ухудшалось по мере того, как коммунисты усиливали свой контроль над фермерами. Для предотвращения забоя животных без официального разрешения уполномоченные начали часто посещать фермерские хозяйства и проводить пересчет голов скота. Во время одной из этих инспекций моя сестра Криста спрятала двух маленьких ягнят в своей спальне, сделав все возможное, чтобы проверяющие не услышали их слабое блеяние.
Моей семье власть коммунистов доставляла также беспокойство иного рода. Хотя давление, иногда даже запугивание, со стороны руководящих органов было отчасти следствием невыполнения фантастически завышенных разнарядок по сдаче продукции, причина коренилась также и в том, что отец часто при всех, не скрывая своих взглядов, открыто высказывался против коммунистической партии[58].
В послевоенные годы мой отец регулярно посещал моего дядю и других родственников в Хагене. Когда в конце 1948 г. он в очередной раз гостил у своих родных, наш местный лютеранский пастор Шмершнайдер посетил мою мать и предупредил ее, что отец может быть арестован после своего возвращения из западного сектора. Мой отец, получив известие об этой угрозе, принял трудное решение остаться в Хагене у моего дяди. Разлука с семьей длилась много лет.
Тем временем мой брат Отто из лагеря для военнопленных в США был переведен в английский лагерь и в мае 1948 г. окончательно вернулся в Германию три года спустя после окончания войны. После своего возвращения он погостил две недели у нас с Аннелизой в Вольфенбюттеле. Я пытался убедить его, чтобы он после женитьбы на своей старой подружке переехал с ней жить в западную зону. Вместо этого он выбрал восточную, ближе к ее родителям. Впоследствии он пожалел о своем решении. Оба эпизода с членами моей семьи наглядно показывали последствия для людей разделения Германии.
Во время моего последнего года обучения в Вольфенбюттеле Аннелиза забеременела. Когда она была на восьмом месяце, мы вышли на прогулку; она неожиданно споткнулась и упала на живот. Я боялся вести ее домой, раздобыл где-то детскую коляску и довез ее до дома. После падения у Аннелизы появился большой синяк на животе, но, к счастью, обошлось без всяких осложнений. В июне 1949 г. она родила Гаральда, здорового мальчика.
Жизненные тяготы, которые мы с Аннелизой разделяли вместе, сплотили нас еще больше. Несмотря на все трудности, вторая половина 1940-х гг. была для нас счастливой порой просто потому, что мы были теперь вместе после стольких тяжелых лет разлуки и неизвестности в годы войны.
Глава 19. Новая
