Юмористические рассказы - Стивен Ликок

"Радостный трепет пробежал по всему ее существу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дрожь пробежала по ее телу (надо полагать, в противоположном направлении).

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В глубине ее существа проснулось нечто такое, что уже давно умерло.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Страстное томление охватило все ее существо.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

От нее исходило нечто ей не свойственное и к ней не относившееся.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Все оборвалось в недрах ее существа".

Последнее, мне кажется, означает, что у героини что-то там отстегнулось.

Вы и сами видите, что повествование дошло до такого места, которое дипломаты называют impasse*, a люди попроще - cul de sac** или nec plus ultra***. Дальше двигаться некуда. Дворецкий уже арестован. Но он не виноват. И, по-видимому, никто не виноват.

______________

* Тупик (франц.).

** Глухой переулок, тупик (франц.).

*** Крайний предел (лат.).

Другими словами, при чтении детективного рассказа неизбежно наступает момент, когда читатель теряет терпение и говорит: "Послушайте. Ведь, в конце концов, кто-нибудь да убил же этого сэра Чарлза. Так выкладывайте, кто именно". А у писателя нет ответа. Все прежние попытки ответить так, чтобы это звучало убедительно, безнадежно устарели. Прежде виновника загадочного преступления находили просто и легко: внезапно обнаруживалось, что убийство совершил "бродяга". Во времена королевы Виктории несчастное существо, именуемое бродягой, не имело никаких прав, с которыми полагалось бы считаться белому человеку, - ни в книге, ни в жизни. Бродягу вешали так же беззаботно, как ловили бабочку. А если он принадлежал к категории лиц, именуемых "бродяга злодейского вида", его зачисляли в преступники первого разряда и его казнь (упомянутая, но не описанная в книге) являлась неотъемлемым атрибутом "счастливого конца" наряду с замужеством Маргарет Олторп, которая - побочная сюжетная линия - выходила замуж за Простака, но, уж конечно, не за Великого сыщика. Брак не для него. Он приступает к расследованию следующей таинственной истории, к которой проявляет большой интерес ни более, ни менее как некая особа королевской крови.

Впрочем, все эти истории с бродягами давно вышли из моды. Когда в стране есть сто миллионов человек, которые живут на пособие по безработице, мы не можем позволить себе посылать их на убийство. Нам приходится искать другой выход.

И вот один из них, использованный многими поколениями, но все еще имеющий большой успех. Убийца найден. Да, он действительно найден и даже сознается в своем преступлении, но... но - увы! - его физические состояние таково, что очень скоро ему придется "предстать пред высшим судией". И этот "высший судия" отнюдь не является верховным судом.

В тот самый момент, когда Великий сыщик и инспектор Хиггинботем хватают его, он обычно разражается сухим, лающим кашлем. Эта одна из тех ужасных болезней, которые встречаются только в романах - вроде "любовной горячки" и "разбитого сердца" - и от которых не существует лекарств. Во всех таких случаях не успевает преступник начать свою исповедь, как его уже начинает душить сухой кашель.

"Да, - сказал Гарт, окидывая взглядом, небольшую группу полицейских чиновников, собравшихся вокруг него, - моя песенка спета - кха, кха! - и теперь я могу выложить все начистоту - кха, кха, кха!"

Услыхав этот кашель, каждый искушенный читатель уже точно знает, к чему он ведет. Преступник, который только что, в предыдущей главе, производил впечатление здоровенного детины - он выпрыгнул из окна третьего этажа и чуть не до смерти придушил младшего инспектора Джаггинса, - оказывается умирающим человеком. Он болен той ужасной болезнью, которая в романах называется "неизлечимым недугом". Лучше не давать ей точного названия, не то кому-нибудь может прийти в голову заняться ею и вылечить больного. Симптомы таковы: сухой кашель, необыкновенная мягкость в обращении, а в разговоре полное отсутствие бранных слов и склонность всех называть "добрыми джентльменами". Все эти явления означают finis.*

______________

* Конец (лат.).

В сущности, все, что требуется теперь, - это чтобы Великий сыщик собственной персоной произнес следующую речь: "Джентльмены! (На данном этапе развития повествования все действующие лица именуются джентльменами.) Высший суд, который стоит над всеми земными законами, приговорил..." и т.д. и т.д. Тут занавес падает, и все понимают, что преступник должен в ту же ночь покинуть этот мир.

Такой конец лучше, значительно лучше. Но все же он немного мрачноват.

По правде сказать, в подобном решении вопроса ощущается некоторая трусость. Автор отступает перед трудностями.

Можно привести и еще один, столь же поверхностный вариант. Вот он:

"Великий сыщик стоял, спокойно глядя по сторонам и покачивая головой. На секунду взгляд его задержался на распростертом теле младшего инспектора Бредшоу, потом устремился на аккуратную дыру, проделанную в оконном стекле.

- Теперь все ясно, - проговорил он. - Но мне бы следовало догадаться об этом раньше. Сомнения нет, это дело его рук.

- Чьих? - спросил я.

- Голубого Эдуарда, - ответил он спокойно.

- Голубого Эдуарда? - воскликнул я.

- Голубого Эдуарда, - подтвердил он.

- Голубого Эдуарда? - с волнением переспросил я. - Но кто же он такой, этот Голубой Эдуард?"

Без сомнения, тот же самый вопрос хочет задать ему и читатель. Что это еще за Голубой Эдуард? На этот вопрос немедленно отвечает сам Великий сыщик:

" - Тот факт, что вы никогда не слышали о Голубом Эдуарде, только показывает, в каком неведении вы жили до сих пор. Ведь Голубой Эдуард - это гроза четырех континентов. Мы выследили его в Шанхае, но в самом скором времени он оказался на Мадагаскаре. Это он организовал то неслыханное по дерзости ограбление в Иркутске, при котором десять русских мужиков взлетели на воздух, взорванные бутылкой с английской солью.

Это он в течение нескольких лет терроризировал всю Филадельфию и держал в состоянии нервною напряжения Ошкош (штат Висконсин). Стоя во главе шайки бандитов, отделения которой разбросаны по всему земному шару, обладая глубокими научными познаниями, позволяющими ему с легкостью читать, писать и даже пользоваться пишущей машинкой, Голубой Эдуард фактически уже много лет держит в страхе полицию всего мира.

Я с самого начала почувствовал в этом деле его руку. С первой же минуты я по некоторым деталям догадался, что это работа Голубого Эдуарда".

После этого все полицейские инспекторы и все зрители покачивают головами и шепчут: "Голубой Эдуард, Голубой Эдуард", до тех пор, пока читатель не преисполняется достаточным почтением.

Так или иначе, но писатель никак не может завершить всю эту историю как следует, - не может, даже если она хорошенько закручена в начале. Нет такой концовки, которая могла бы удовлетворить читателя. Даже радостная весть о том, что героиня упала в объятия Простака, с тем чтобы никогда больше не отпускать его от себя, - даже это не спасает положения. И даже сообщение о том, что они поставили сэру Чарлзу прекрасный памятник или что Великий сыщик без передышки играл целую неделю на саксофоне, не сможет полностью вознаградить нас.

ПРОБЛЕМА ПРАЧЕЧНОЙ

Памяти смиренной прачки доброго старого времени

Давным-давно, лет тридцать или сорок назад, существовало на свете смиренное создание, именуемое прачкой. Ее немудреные обязанности состояли в том, что через определенные промежутки времени она приходила к вам с большущей корзиной, чтобы унести грязное белье, а потом принести его обратно белым как снег.

В наше время прачки больше нет. Ее место заняла Объединенная Прачечная Компания. Прачки больше нет, но я хочу, чтобы она появилась вновь.

Прачка - и в жизни, и в книгах - считалась олицетворением всего самого жалкого, самого обездоленного. Она еле-еле ухитрялась заработать на кусок хлеба. Она была на самом дне нищеты. Нынешняя Объединенная Прачечная Компания применяет гидроэлектроэнергию, является обладательницей просторной, напоминающей банк конторы и развозит свой груз на огромном катафалке, которым управляет шофер в ливрее. Но я хочу, чтобы скромная прачка появилась вновь.

В прежние времена каждая женщина, покинутая и брошенная на произвол судьбы, становилась прачкой. Когда все остальное терпело крах, ей оставалось хотя бы это. Каждая женщина, хотевшая показать свой независимый характер и силу духа, угрожала, что возьмется за стирку. То было последнее прибежище благородной души. Во многих знаменитых романах героиня была близка к тому, чтобы стать прачкой.

Женщины, чьи славные предки восходили чуть ли не к самим крестоносцам (хотя никогда не подходили к ним вплотную), совсем уж было брались за стирку, и только вовремя найденное завещание спасало их от позора и от мыльной пены. Однако если бы в наши дни женщина воскликнула: "Что мне делать? Я одна на свете! Я открою Объединенную Прачечную Компанию", - это прозвучало бы совершенно иначе.