ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ - Виктор Тихомиров

Солнце еще не встало, но свет уже просочился в окошко, и все предметы обрели свой реальный вид. Соня поднялась, попробовала размять затекшие от наручников кисти рук, затем подошла к перегородке. В одной из досок обнаружилось отверстие от вылетевшего сучка и щель под ним.

Девушка, хоть и опасалась увидать что-либо постыдное из-за монотонности доносящихся звуков, попыталась рассмотреть, что там за перегородкой и увидала того самого субъекта, что привез ее в подвал и помогал давешней мучительнице. Дядька этот совершал однообразные телодвижения на самодельном приспособлении для упражнений. Он, оказалось, накачивал свои мускулы.

Приспособление однообразно и жутко скрежетало, и состояло же из косо приделанной к стене доски, противовесов с подвешенными ржавыми утюгами, гирями и множеством ржавых же пружин, добытых, видимо, из какого-нибудь отслужившего свое матраса. Пружинам повезло. Дядя продлил их век после долгого служения умягчению нравов за счет умягчения подкладки бокам. Теперь они служили укреплению дядиных бицепсов, трицепсов и прочих полезных мышц. К тому же Дядя справедливо рассчитывал и на прибавку мужской привлекательности за счет увеличения размера мускулов и их рельефа, раз уж ему не повезло с фигурой и чертами лица.

Соня должна была признать, что невольно задержала девичье внимание на поблескивавших от пота вздутиях плеч и рук субъекта. К тому же на стенке имелся прикнопленный фото-образец, вырезанный из какого-то иностранного журнала, в виде мужчины, судорожно согнувшегося в атлетической позе, напоминающей эмбрион и надувшего такие зверские мускулы, каких наш человек, должно быть, никогда бы не повидал на своем веку, если бы не заграничный журнал. Казалось еще, что с атлета этого содрана кожа и все его жилы вылезли от того наружу. Лицо его тоже искажено было особенной гримасой, говорившей зрителю ясно, что с таким лучше не связываться, а держаться на расстоянии.

Соня и не стала бы ни за что связываться с таким. И если бы даже сам Семен Семенович на поверку под одеждой оказался покрыт такого рода вещами, она бы отнеслась к ним, как будто это болезненные опухоли и отшатнулась. Допустить же в таком мужчине ум или талант совсем было никак не возможно.

Но Дяде, слава Богу, далеко еще было до «образца». Он еще только-только приобрел привлекательную упругость в конечностях и не перешел еще антиэстетических границ.

Косые лучи света от встающего солнца придавали всей картине некоторую театральность и даже очарование. В поток этих лучей ненароком попал и край горы, сложенной на деревянной полке из небольших кожаных мешков. Один из них порвался, и просыпались по доске во множестве блестящие рубли с Менделеевым.

Соня моментально припомнила такой же рубль, виденный ею у Паши Перца. Над полкой висел литографский портрет собственно Менделеева, а сбоку жестяные «ходики», украшенные кошачьей мордой, с бегающими в такт маятнику глазами. Ходики показывали половину пятого. За окошком увлеченно рылись в сору цветные куры под присмотром наполовину ощипанного петуха.

Девушка отодвинулась от щели, поскольку услышала шорох, раздавшийся со стороны окошка, где рылись куры. Она, было подумала, что пес опять подошел, но в следующий миг рассмотрела за стеклом вполне человеческое лицо.

Лицо принадлежало пионерке Кузюткиной, которая не смогла уступить первенство в стремлении быть полезной Пал Палычу. Движимая неуемным девчоночьим любопытством (где бы смотреть утренние романтические сны или составить компанию пионерам-рыболовам!) она самостийно отправилась на разведку к подозрительному дому. Рассказы мальчишек распалили ее воображение. Ясно было, что тут замешаны были либо шпионы, либо крупные расхитители социалистической собственности. К тому же девочка знала из радиопостановок и кино, что взаимности в любви можно добиться отвагой и преданностью.

Дыра в заборе нашлась быстро, ибо редкий забор в описываемые времена не содержал в себе дыр, хотя бы и заросших крапивой. Девочка ящерицей проползла в сад, заглядывая попутно во все отверстия и доступные окошки. Каково же было удивление юной разведчицы, когда она разглядела в подвальном помещении скованную наручниками девушку. Возмущение охватило ее.

— Неужто, в нашей советской стране еще держат живых людей в кандалах, как негров-невольников в Америке!? — лихорадочно думала она, — это ж враги, наверное, так поступили с нашим человеком или американские шпионы. Надо об этом поскорее сообщить куда следует и во всех газетах написать! — прижалась она носом к нечистому стеклу.

Тут-то ее и заметила Соня, ошибкой приняв за собаку.

— Эй! Эй! — закричала пленница, поспешно вскарабкиваясь на кучу хлама под окошком.

— Ого-го! — воскликнула изумленно Кузюткина, — ничего себе! Я знаю кто вы! Я вас узнала, вы же наша Соня!

Она вытаращила глаза, жадно рассматривая, неотличимую от портрета на кофейной гуще, девушку.

— Девочка, девочка, позови скорей милицию! Тут артиста Ворона обижают! — горячо зашептала Соня, с трудом удерживаясь от соскальзывания со своей кучи.

— Конечно, я мигом! Я спасу вас! Я Пал Палыча позову! — запищала в ответ Кузюткина и захотела отползти от окошка, но в следующий миг была схвачена за шиворот мускулистой рукой. Появившийся откуда ни возьмись Дядя, воздел ее, как гирю над головой и воскликнул задорно то опуская, то приподнимая пленницу:

— Ах вон что! Сопливые шпионки кардинала? Какой это такой Пал Палыч у вас? Не с овощной ли базы бармэн? — зловеще вопрошал он у беззащитной пионерки, еще не успевшей узнать, что употребляются уже и такие слова в иных местах нашего обширного отечества.

Затем дядя оторвал от забора веревку для сушки белья, и, устрашающе цыкнув на пионерку, так что та несколько остолбенела, моментально связал Кузюткиной руки, навертев более чем надо слоев бечевы до самых локтей девочки.

— Учтите, вас скоро посадят в тюрьму за мучительство пионерки и комсомолки! — увещевала Дядю Кузюткина, тщетно пытаясь вырваться. Она так твердо верила, что добро всегда побеждает зло, что совершенно не испытывала страха, — И там вы будете только мечтать о передачах с воли, и вас замучает изжога!

— Много ты понимаешь в изжоге, — несколько озадаченно среагировал Дядя, заталкивая девочку в подвал и хорошенько запирая обеих пленниц на тяжелый засов.

…

Неподалеку на лагерном шесте поднялся к небесам и развернулся во всю ширь красный флаг.

Становилось по-настоящему жарко.

58

Было время, когда красные флаги и транспаранты казались народу непривычно яркими, нахальными и почти всегда неуместными. Но пришло иное время и число их вокруг стало стремительно множиться. Вскоре без кумачовых знамен и лозунгов стало буквально не обойтись ни на одном людском собрании или празднике, и все начали стремительно привыкать к этому цвету, сызмальства полюбившемуся самому Карлу Марксу. Имея на груди красный бант, можно было обрести относительную безопасность перед лицом революционно настроенной толпы, болтающейся по городским улицам пьяной матросни или просто шпаны. Со временем, красный цвет все чаще стал нести с собой радость выходного дня. Постепенно для большого числа граждан красный цвет сделался любим.