Мир Деревьев - Александр Сухов

В образе гигантской амебы ему приходилось по нескольку раз на дню просачиваться через многометровые слои различных сыпучих материалов: от песка до крупного гравия, или становиться бестелесным духом и демонстрировать свои способности по преодолению монолитных препятствий. Через месяц уважаемая комиссия наконец-то удовлетворилась результатами научных опытов, и Фелладу было великодушно разрешено вернуться к его непосредственным обязанностям пластуна. На его закономерный вопрос о том, по какой причине его напоили мутагеном без всякого на то его ведома и согласия, один из ученых ответил так:

– Видите ли, молодой человек, по ряду причин вы не должны были даже подозревать о том, что происходит коренная перестройка вашего организма. В противном случае мы не достигли бы необходимой степени метаморфизации генетического материала, из-за внутренних психосоматических возмущений естественного характера.

Откровенно говоря, Феллад ничего не понял из объяснений ученого мужа, но расспрашивать дальше не стал, боясь выглядеть в его глазах дремучим профаном.

Поначалу он считал, что каждый пластун должен получить свою порцию мутагена, но ученые ему популярно объяснили, что генетический пластификатор создан исключительно для него и только в соответствии с индивидуальным набором хромосом его организма, а также то, что ни о каком широком применении данного препарата в ближайшее время не может идти речи. Для того, чтобы делать выводы о целесообразности широкого применения мутагена, предстоит выяснить психологический и социальный аспекты его влияния на человеческий организм.

Итак, как уже было отмечено выше, еще целых два года нашего героя носило по Дикому Лесу и ничего особенно примечательного с ним не приключилось. Конечно же, ему доводилось рисковать своей жизнью, вытаскивать товарищей из беды, сражаться с особенно зловредными тварями, но то же самое происходило и с другими представителями отчаянного племени пластунов.

Между тем он ни на минуту не забывал о том, что с каждым мгновением приближается назначенный час прихода Зверя. Не забывали об этом те из людей, кому по роду их службы вменялось в обязанности знать о грядущей опасности, а также Деревья. По этой причине у Феллада не было никакой личной жизни, так как специально для него была разработана весьма насыщенная программа психологического тренинга, и после своего возвращения с очередного задания он часами валялся в гипнотрансе, в то время, когда его товарищи развлекались с блудилками и вливали в себя самогон немереными дозами.

Однако никакие будущие катаклизмы и потрясения ни коим образом не освобождали Феллада от его прямых обязанностей. По подсчетам юноши за те четыре года, что он провел в лагере Убанги, граница Дикого леса отодвинулась по всему фронту примерно на пять-шесть километров. Таким образом, с учетом темпов наступления на дикую сельву и того факта, что освоение происходит одновременно с двух сторон – как в Северном, так и Южном полушариях планеты, можно сделать вывод, что до окончательной победы человечеству и мыслящим растениям остается не более пяти столетий.

Нужно отметить, что на протяжении двух лет никто из пластунов не встретил на своем пути страшное существо, уничтожившее шестерых опытных разведчиков и навсегда лишившее разума седьмого, а если и встречали, то поведать об этом уже никому не могли. Выживший член рейдсемерки все эти два года продолжал пребывать в глубочайшей депрессии, из которой его не смогли вывести ни сеансы психотерапии, ни самые эффективные лекарственные препараты, ни хитроумные реабилитационные курсы. Юноше один раз «повезло» лицезреть несчастного. До сих пор при одном воспоминании об этой встрече по коже у него начинают бегать мурашки размером с кулак. Да и как тут не испугаться? Достаточно лишь на мгновение представить, что на месте идиота, пускающего слюнявые пузыри и справляющего под себя естественные надобности, мог быть любой из пластунов, включая самого Феллада, тут не только безобидные мурашки забегают, но леденящий ужас начнет хватать за сердце и выворачивать душу наизнанку.

Все эти два года Феллада не оставляло предчувствие, что именно ему рано или поздно предстоит встреча с загадочным существом. Так или иначе, но эти ощущения его не обманули. Однако обо всем по порядку.

Сегодня его лично вызвал к себе начальник лагеря Убанги. Даже ввиду неординарного положения нашего героя сомнительное счастье личного общения с высшим региональным руководством выпадало Фелладу не часто. «Почему сомнительное?» спросит какой-нибудь любознательный индивид, совершенно незнакомый с тонкостями местной административной иерархии. А потому, что обычно задания юноша получает от своего куратора, и лишь в исключительных случаях Их Высочество Карамбаль снисходит до личного общения с кем-либо из непосредственных исполнителей. Похоже, на сей раз, появился именно такой исключительный случай.

Штаб лагеря Убанги располагался не в одном из жилых коконов, а в сколоченном из досок и крытом пальмовыми листьями строении барачного типа.

– Привет… Феллад! Проходи и присаживайся, где нравится! – Карамбаль взмахнул рукой в приглашающем жесте, оторвав на краткий миг свой взгляд от лежащей перед ним бумаженции, затем снова вернулся к недописанному документу.

Феллад скромно устроился на одном из стульев, и пока начальник лагеря что-то дописывал, в который раз с интересом рассматривал его плешивую голову. Признаться, до встречи с Карамбалем молодой человек ни разу в жизни не видел лысых людей столь молодого возраста. Вообще-то бритых наголо сколько угодно, но реально человека, столь явно страдающего от выпадения волос, никогда. Хотя назвать начальника лагеря Убанги страдающим, как-то язык не поворачивается – аномальная плешивость ничуть его не беспокоила, поскольку компенсировалась исключительной бородатостью. Злые языки поговаривали, что Карамбаль и не человек вовсе, а самый настоящий мутант, что, мол, Деревья, как ни бились над восстановлением его шевелюры, ничего поделать не могли и, в конце концов, отказались от любых попыток оказать ему помощь. Вообще-то физиологические процессы, связанные с бурным выпадением волос, могут происходить в период глубокой старости человека, но Карамбалю до старости было как с Земли до звезд – всего-то едва за сотню перевалило. Да и выглядел он вовсе не стариком – от силы тридцать пять, ну сорок с большой натяжкой. Не возникало никаких сомнений в том, что процессы старения в его организме протекали в обычном для всех современных людей темпе. Все те же злые языки утверждали, что время от времени Карамбаль необъяснимым образом вновь становится обладателем великолепной густой шевелюры, которая, впрочем, надолго на его голове не задерживалась. Но Феллад к таким слухам относился с нескрываемым скептицизмом, мол, пока своими глазами не увижу – не поверю. Карамбаль был человеком субтильной наружности: невысок, худощав, но, благодаря своему острому языку, он никогда не терялся в компании своих коллег – региональных руководителей. К тому же, группа специалистов под его руководством всегда успешно выполняла планы по зачистке и освоению новых территорий, что в глазах высшего командования делало начальника лагеря Убанги незаменимым работником. Что касается подчиненных, его немного недолюбливали за неприкрытую склонность к ехидству и постоянную готовность с безжалостной жесткостью, осадить любого наглеца, рискнувшего хоть как-то оспорить его право единолично распоряжаться в принадлежащих ему владениях или хотя бы ненароком намекнуть на его выдающую тщедушность или плешивость. Из-за столь странной наружности и определенных свойств характера Карамбаля за глаза называли злым бородатым Гномом, иногда плешивым Гномом, но чаще всего по-доброму – просто Гномом, поскольку подавляющее большинство пластунов все-таки уважали и ценили его как неординарного и, в общем-то, выдающегося руководителя.