Дар юной княжны - Лариса Шкатула

— Наташа! Наташа! Иди к нам, не бойся.

А она уже и не боялась и с удивлением чувствовала в себе этакий кураж, захватывающее дух ощущение того, что она ходит себе по краю пропасти и не падает!

Зато боялся за неё Вадим Зацепин.

Подразделение, желавшее пригласить того или иного артиста, высылало за ним либо тачанку, либо просто верховых, и поручик с горечью отмечал Ольгину всегдашнюю готовность отправиться с ними, её самообладание и независимость. Оказывается, она вовсе и не нуждалась в его защите, к чему Вадим подготовил себя с первой встречи. А махновцы испытывали к девушке смешанное с восторгом почтение и не собирались никому давать её в обиду.

Зацепин стал думать, что Ольга и не стремится к его обществу, и потому его чувства к ней попросту безнадежны. Это поручика очень удручало, но, так как он был человеком дела, то решил для себя при первой же возможности открыться княжне, которой вряд ли когда-нибудь придется пользоваться своим титулом.

А жизнь шла своим чередом. Как-то, после одного из выступлений, Вадима с Катериной пригласили на обед анархисты. Сам Лютый, один из подручных батьки Махно, сидел рядом за столом и, обнимая поручика за плечи, признавался:

— Дуже я вас, артистов, уважаю. Такое вы умеете, аж дух захватывает! От признайся, куда делся Васькин браунинг? Все видели, как ты положил его в ящик, а потом по стенке постучал, открыл — нема. Може, у тебя там зверек какой сидит обученный, какая-нибудь мышка?

— И куда же она все уносит?

— В ящике где-то дырка, а? И в столе такая ж, на который ты этот ящик ставишь. Угадал?

— Нет, не угадал. Просто, Сидор, я тебя тоже уважаю, но секрет открыть не могу. Это мой хлеб.

И добавил как бы про себя:

— Смешно сказать: ящик — мой кормилец!

— Тогда другой секрет открой. Твоя помощница — Катерина — тебе, скажу, не под стать. Она — баба справная, здоровая. Ты против неё хлипкий. И моложе глядишься.

— Здесь никакого секрета нет. Катерина действительно только моя ассистентка.

— Значит, она свободна?

— Думаю, нет. По крайней мере, я знаю её жениха. Они хотят пожениться в Мариуполе, там у Герасима — отец с матерью.

Лютый помрачнел.

— Герасим… Ваш борец, навроде?

— Борец.

Анархист помолчал и тяжело вздохнул.

— Этот ей пара. Супротив такого и мне не сдюжить.

Катерина, будто почувствовав, что говорят о ней, улыбнулась им через стол и показала глазами, мол, пора уходить. Вадим заторопился прощаться.

— Погодь, — Лютый положил ему на плечо тяжелую ладонь и скомандовал сидящему рядом молодому казачку. — Мешок неси!

И кивнул Катерине.

— А ты, девонька, садись сюда, разговор небольшой есть.

Катерина обошла стол и села рядом. Лютый оглядел её ласкающим взглядом.

— Говорят, ты замуж собралась? Может, передумаешь, пока не поженились? Я добрый, знаешь, как любить тебя буду!

Катерина твердо выдержала его взгляд.

— Верю. Только сердцу не прикажешь. Спасибо за хлеб-соль.

Казачок принес набитый продуктами мешок.

— Это вам. Хлопцы благодарят.

Лютый кивнул на сидящих за столом. Те дружно захлопали.

— Думали деньгами дать, да что сейчас деньги?

Он замялся и посмотрел на Катерину:

— Катря, не обидь отказом!

Вынул из кармана френча коробочку и предложил женщине. Та открыла её и зажмурилась от вспыхнувших из неё бриллиантовых огней.

— Подарок, на свадьбу, — он спешил, боясь её возмущения. — Не думай ничего плохого. Это так. За твою красоту. За честность. Без обиды. Знаешь, что хлопцы говорят? На неё — на тебя, значит, — смотришь и жить хочется, раз такие женщины на свете есть. Возьми.

Катерина взглянула на Вадима. Тот согласно кивнул. Она взяла коробочку и поклонилась мужчинам.

— Спасибо.

Сидящие в горнице взревели от восторга. Решение подарить Катерине серьги было их общим. И тут же примолкли, будто с мечтой расставались и чувствовали, что никогда больше её не увидят.

"Вот тебе и неотесанное мужичье!" — растроганно подумал Вадим и тут же вздрогнул от признания наклонившегося к его уху Лютого.

— Мы вчера белый обоз взяли. Драгоценностей — на многие тыщи! В общую кассу сдали, но кое-что и себе оставили. За беспокойство.

И довольно хмыкнул.

— Послушай, — некоторое время спустя возбужденно говорила Вадиму Ольга, тоже вернувшаяся с представления, — я у анархистов кое-какую литературу полистала. Не так все просто, как мы себе представляем! А они, между прочим, в своих воззваниях на слова графа Толстого Льва Николаевича ссылаются: "Без возвеличивания себя и унижения других, без лицемерия, обманов, без тюрем, крепостей, казней, убийств не может ни возникнуть, ни держаться никакая власть!"

Ольга декламировала с пафосом, почти как Алька эмоционально размахивала руками. По мнению Вадима, она с каждым днем все больше утрачивала и врожденную утонченность, и аристократическое воспитание, приобретала столь свойственные революционерам черствость и фанатизм; начинала думать об окружающем в мировом масштабе. Что ей было до страданий тех, кто рядом с ней! От этих мыслей Вадим помрачнел ещё больше.

— У тебя что-то случилось? — почувствовала наконец неладное Ольга.

— Ничего! — сердито буркнул он и язвительно подумал: "Заметила! Лучше поздно, чем никогда. До того ли ей теперь? Любимица анархистов, революционная амазонка, Гаврош в юбке! Глядишь, скоро начнет по окопам ползать, патроны анархистам подносить!"

А вслух сказал.

— Значит, твои махновцы — идейные? Выступают против власти, как аппарата насилия, и это насилие искореняют своим революционным насилием?

Ольга удивилась. Так ядовито, раздраженно Вадим ещё с ней не разговаривал. Она чувствовала, что нравится ему, но это не повод, чтобы так распускаться! Кажется, и он ей небезразличен, но она же ничего не говорила, когда он несколько дней подряд колдовал вместе с Катериной над своим черным ящиком и никого из посторонних близко не подпускал. Это она-то посторонняя!

Герасим как-то заметил, что в один из подобных моментов Ольга сидит и нервно складывает и раскладывает свой платок. Он укоризненно покачал головой и показал на себя: мол, смотри, как я спокоен, а ведь мы на равном положении! На равном, да не совсем. Катерина с Герасимом давно все решили, а у них с Вадимом — одни сплошные догадки: как серьезно он к ней относится, так ли уж глубока её симпатия? Катерина с Вадимом позанимается, да бегом к своему коханому: обнимает его, оглаживает да в глаза заглядывает — что Герочка хочет? Этот же долдон сидит в своем углу, слова доброго не скажет! Что остается Ольге? Берет в охапку Альку, занимается с ним, изображая страшную увлеченность клоунадой…