Заговорщики (Книга 2, Перед расплатой) - Николай Шпанов

- До выхода, ведущего к миссии, по крайней мере, два ли, - сказал он словно про себя. - И кто может знать, свободен ли этот выход и приведут ли нас ноги в миссию, а здесь, в нашем старом штабе, есть наша верная боевая подруга, доктор Цяо Цяо, с руками легкими и искусными...

И тут боец, у которого мутилось в глазах от усталости и зубы которого были стиснуты от усилия не опустить ношу, перебил старого шаньсийца:

- Товарищ начальник разведки, мы, разумеется, пойдем в миссию, как велел командир отряда. Но как вы справедливо сказали: где порука, что мы туда пойдем без помехи? А мы должны быть уверены, что наша отважная маленькая связная Цзинь Фын получит помощь врача. Если с вашей стороны не последует возражения, повернемте к себе, в родное гнездо "Красных кротов". Ученый доктор Цяо Цяо, наверно, как всегда, сидит и ждет нашего прихода, готовая подать помощь тому, кому суждено вернуться, пролив свою кровь.

- Вы сказали то, что я думал, - ответил бывший мельник. Он еще раз осветил фонарем хорошо знакомый знак на стене и повернул к своему штабу.

Цяо Цяо, как всегда в боевые дни, сидела, насторожившись, в белом халате и в белой косынке на голове. Эта косынка совсем сливалась с ее седыми волосами, хотя Цяо Цяо было всего тридцать лет. Но последние два года, проведенные под землей, были как двадцать лет, и черные волосы молодой женщины стали серебряными.

Она издали услышала отдававшиеся под сводами шаги и поспешно засветила два фонаря над столом, покрытым белой клеенкой.

Потревоженный непривычно ярким светом, радист зашевелился за своей земляной стеной и высунулся из-за приемника, сдвинув с одного уха черную бляху наушника.

Войдя в пещеру, начальник разведки посторонился. Он уступил дорогу бойцу и поднял фонарь над головой. Желтый блик упал на бесформенный сверток одеял, лежавший на дрожащих руках бойца. Руки бойца так затекли, что Цяо Цяо торопливо приняла сверток и сама осторожно опустила его на скамью. Когда начальник разведки увидел то, что оказалось под одеялами, откинутыми Цяо Цяо, он отвернулся, и фонарь закачался в руке этого много видавшего на своем боевом пути человека. Но шаньсиец сжал губы и снова поднял фонарь, только не мог заставить себя смотреть туда, где лежала Цзинь Фын. Он стоял, потупившись, и думал, что это очень странно: почему у него, много раз смотревшего в глаза смерти и видевшего столько крови, нехватает сил посмотреть на маленькую связную, которую командир "Красных кротов" хочет сделать ученым человеком? Бывший мельник не мог понять: почему его горло совершало такие странные, не зависящие от его воли глотающие движения и почему от этих движений зависело, потекут или не потекут у него из глаз слезы?

Стоя спиною к Цяо Цяо, начальник разведки и не заметил, как рядом с нею очутился худой, изможденный доктор Ли, которого позавчера принесли сюда бойцы отряда.

Цяо Цяо, напуганная широко открытыми глазами Ли, сделала было порывистое движение в его сторону:

- Что с вами, уважаемый доктор?

Но Ли молча, слабым движением худой, прозрачной, как у покойника, руки велел ей вернуться к столу, на который уже переложили раненую.

По мере того как доктор Ли смотрел на то, что прежде было связной Цзинь Фын, брови его сходились, глаза утрачивали свою обычную ласковую ясность и лицо принимало страдальческое выражение. Бледный высокий лоб прорезала глубокая морщина напряженной мысли. Он, пошатываясь, подошел к операционному столу и негромко, но очень твердым голосом сказал Цяо Цяо:

- Это вам одной не по силам.

И добавил несколько слов, которых не понял никто, кроме Цяо Цяо.

Она несколько растерянно поглядела на него, но Ли так же тихо и строго сказал:

- Прошу вас, шприц! - И пояснил: - Для меня.

Цяо Цяо послушно приготовила шприц, наполнила его какой-то жидкостью, укрепила иглу. Тем временем Ли загнул край своего рукава и подставил доктору руку с тонкой, прозрачной кожей. Цяо Цяо сделала укол. Ли опустился на скамью и, откинувшись к стене, закрыл глаза. Так сидел он, пока Цяо Цяо приготовила халат, принесла таз, воду, мыло.

В подземелье царила глубокая тишина.

Было слышно, как перешептываются трепещущие язычки пламени в фонарях у потолка.

- Уважаемый доктор, - сказала Цяо Цяо и осторожно тронула его за плечо.

Ли открыл глаза и несколько удивленно обвел ими лица начальника разведки и коренастого бойца, который принес девочку и все еще стоял с закатанными рукавами ватника, словно готов был снова принять драгоценную ношу.

И все увидели, что глаза Ли стали прозрачными, ясными и строгими. Легким движением, почти без усилия, он поднялся с кана и стал тщательно, привычным движением хирурга, мыть руки над тазом, который держал боец.

Цяо Цяо помогла доктору Ли натянуть перчатки и полила на них раствором сулемы. Теперь Ли казался еще более худым и очень-очень высоким, как будто вырос и стал выше всех, кто был в подземелье. Он наклонился над девочкой.

15

27 апреля 1949 года пресс-атташе посольства Соединенных Штатов Америки при правительстве Чан Кай-ши на специальном самолете прибыл в резиденцию примаса римско-католической церкви в Китае Фомы Тьена и потребовал свидания с кардиналом для секретной беседы. В заключение беседы, проходившей без свидетелей в личном кабинете кардинала, пресс-атташе вручил Тьену составленный американским посольством проект его, Тьена, кардинальского послания папе. В проекте среди ложных обвинений Народно-освободительной армии и коммунистической партии Китая в действиях, направленных против католической церкви, ее прав и ее имущества в Китае, говорилось следующее:

"...Попирая все законы цивилизации, презирая права и нужды китайского народа, в богохульственном забвении святости дома христова, разбойники, именующие себя партизанами, предали огню и поруганию святой храм миссии блаженного Игнатия в мерзостном устремлении расхитить прекрасные дары американского народа, заключавшиеся в медикаментах и противоэпидемических вакцинах, доставленных благородным американским народом его брату китайскому народу. Миссионеры-американцы, широко известные своей приверженностью делу распространения веры христовой и праведностью жизни братья Биб и Кароль, самозабвенно защищавшие от злодеев доступ в храм, были предательски схвачены и, покрытые злыми ранами, уведены в плен. Судьба их неизвестна, как и судьба мужественного и благородного паладина веры и чести генерала Баркли, который, не щадя сил своих и презирая опасности, лично доставил в миссию транспорт с указанными прекрасными дарами Америки. Ежечасно вознося всевышнему молитвы об их спасении, я смиренно испрашиваю апостольское благословение вашего святейшества этим невинным страдальцам. Да пребудет ваше пастырское благоволение с ними вечно, и да оградит оно сих честных мужей от зла и напасти. И еще смиренно испрашиваю вашего указания о предании проклятию с амвона отверженных разбойников и безбожных возмутителей, посягнувших на святыню господню: да ниспошлет им судья праведный кару жесточайшую в жизни земной и муки вечные.

Одновременно смиреннейше доношу, что миссия святого Игнатия разрушена. Вера христова перестала сиять на этом острове правды и благочестия, как перестал блистать златой крест на старом храме святого Игнатия. Потемнел в божественном гневе лик учителя нашего, как почернели стены его поруганного дома. Испрашиваю вашего соизволения на закрытие указанной миссии и на открытие новой в иных местах, находящихся под надежной зашитой праведного меча его высокопревосходительства генералиссимуса Чан Кай-ши и под десницею великого друга Китая - Соединенных Штатов Америки..."

Все это было совершенной неожиданностью для кардинала Фомы Тьена, но, ознакомившись с текстом, он заявил:

- Прошу вас, господин атташе, передать мою сердечную признательность господину послу и его штату за любезную помощь. Послание составлено прекрасно, и, разумеется, я приму его за основу своего донесения святому отцу.

При этих словах кардинал выдвинул ящик письменного стола, намереваясь положить туда проект, но американец остановил его.

- Нет, ваша эминенция, - сказал он, - попрошу вас теперь же подписать текст и вернуть его мне для отправки по назначению.

Тьен несколько смешался:

- Позвольте... Но я хотел бы продумать некоторые выражения.

- Что ж тут думать, - бесцеремонно заявил американец, - по нашему мнению, здесь все на месте.

- Но это же должно быть переписано на бумаге с надлежащим заголовком, мне присвоенным!

- Пустяки ваша эминенция. Не стоит терять времени на такие формальности. - И настойчиво повторил: - Благоволите подписать.

- Наконец, - воскликнул Тьен, - моя канцелярия должна хотя бы снять копию.

- Вот она, - и пресс-атташе вынул из портфеля готовую копию. Подпишите подлинник, и он будет сегодня же передан в Рим радиостанцией нашего посольства.