America Latina, или повесть о первой любви - Владимир Динец

Дальше к югу мапуче почти нет, население состоит в основном из потомков немецких иммигрантов начала века. Испанский язык такой легкий, что все приезжие быстро на него переходят. Вот и здесь даже глубокие старики уже не говорят между собой по-немецки. Правда, в селах повсюду стоят лютеранские кирхи, а в последние годы из-за наплыва туристов из ФРГ снова появились немецкие названия улиц, кафе и отелей.

Продольная долина здесь обрывается и дальше на юг идет уже как морской пролив.

Слева ее ограничивает изрезанная фьордами стена Анд, а справа — цепочка островов, продолжение Берегового хребта. Первый остров, самый большой, называется Chiloe. Пейзажи Чилоэ напоминают картинки к сказкам братьев Гримм.

Среди обвешанных бородатыми лишайниками мрачных лесов разбросаны маленькие бревенчатые церкви, «пряничные» деревушки, а прекрасные асфальтовые дорожки выводят к укромным яхтенным гаваням. Остров отделен проливом шириной всего 500 метров, но на нем есть свой вид лисы — похожая на шакала Dasycyon chiloensis, которую часто можно встретить на лесных тропинках.

Раньше Панамериканское шоссе кончалось в городе Puerto Montt, в том месте, где Продольная долина превращается в пролив (есть еще его восточная ветка, идущая по Аргентине). Дальше на юг Чили тянется более чем на тысячу километров, но туда можно было попасть только морем или через Аргентину. Генерала Пиночета такое положение дел не устраивало, и он начал строительство Южного Шоссе по берегу моря.

Проблема была в том, что полоса земли между горами и морем здесь совсем узкая, а через каждые несколько километров в берег вдаются заливы-фьорды, через которые пришлось делать паромные переправы. Из-за многочисленных паромов по первому участку Дороги Пиночета (официальное название — Carretera Austral) никто не ездит. Проще добраться на одном пароме до городка Чайтен — за ним паромов уже нет, потому что шоссе идет дальше от океана. Только на двадцать километров от Пуэрто Монтта автотранспорт ходит достаточно регулярно. В той стороне находится национальный парк Alerce.

Климат здесь еще более влажный, чем в Араукании. В год бывает всего 30-40 солнечных дней. Зима на уровне моря довольно теплая, поэтому лес из буков и «речного кедра» Pilgerodendron выглядит как настоящие джунгли. Стволы и ветви покрыты сплошным ковром из папоротников, в опавших листьях прыгают маленькие вишнево-красные лягушки. Если подняться выше в горы, туда, где бывает снег, то пейзаж начинает больше соответствовать умеренному климату. Здесь растут три оригинальных хвойных: маленький кустарник Dacridium fonki, похожий на кипарис Austrocedrus и alerce (Fitzroya). Алерсе напоминает секвойи: такая же темно-красная кора, такая же густо-зеленая пирамидальная хвоя, такая же исполинская толщина и почтенный возраст (до 5000 лет). Вот только ростом он бывает всего метров 50 — больше, видимо, не позволяют ветра.

В глубине гор лежит чудесное задумчивое озеро, а за ним поднимаются грозные пики основного хребта Анд. Их склоны покрыты ягелем высотой до четверти метра — оленеводы нашего Севера, наверное, видят такой в самых розовых снах.

Из Алерсе я вернулся в Пуэрто Монтт. Дорога вилась вдоль берега, и в бухтах повсюду были видны небольшие группы серых дельфинов-афалин (Tursiops truncatus).

Они стояли в устьях речек и ручьев, перехватывая идущую на нерест семгу (ее сюда тоже завезли из Европы).

Деревянный порт весь пропах водорослями и солью. На рыбном рынке продают ставриду и гигантских морских желудей. На причалах сидят цепочками черно-белые голубоглазые бакланы (Phalacrocorax atriceps). Серый сонный пролив уходит вдаль и тает в темных полосах небольших дождей.

Я долго болтался по причалам, выясняя ситуацию с транспортом. Летом можно было бы добраться на теплоходе прямо до Магелланова пролива — это очень дорого, но необыкновенно интересно. Но сейчас единственным судном, шедшим на юг, была яхта с гляциологической экспедицией Фонда Рейнгольда Месснера. Самого альпиниста не было, но ребята на борту подобрались отличные. Ужасно хотелось с ними прокатиться, благо зоолог им был нужен. К сожалению, они собирались выйти в море только через неделю, а потом еще дней десять стоять в Чайтене. Все же они помогли мне — с их палубы я влез без билета на рейсовый паром и весь восьмичасовой путь до Чайтена проделал на халяву.

Эти восемь часов я провел на палубе, продалжая исследование численности птиц.

Скучать не приходилось. Мы приближались к Субантарктике, и в море было полно живности — отголосок того фантастического изобилия, которое существует в штормовых водах Зоны Антарктической Конвергенции. Мрачные буревестники Procellaria уверенно скользили над волнами, сновали взад-вперед пухленькие ныряющие буревестники (Pelecanoides), китовые птицы (Pachyptila) стайками собирались на скоплениях планктона. Полосатые головы пингвинов Spheniscus magellanicus торчали из воды. Целые банды дельфинов прочесывали пролив. Мы встретили три вида, один другого красивей — Cephalorhynchus hectori, C. eutropia и Preponocephala electra (названия им не я придумывал, честное слово). Иногда мелькала в волнах усатая мордашка южного морского котика (Arctocephalus australis) или острый плавник одинокой косатки, гонявшей косяки семги. Мне очень хотелось увидеть, как косатки глушат лососей хвостом, но они почему-то действовали иначе — просто догоняли косяк и на лету перехватывали в воздухе выпрыгнувшую рыбину.

Понемногу народ заинтересовался тем, что я делаю. Вокруг собралась толпа пассажиров, напряженно вглядывавшихся в волны — кто первый увидит дельфина или косатку? Я все расспрашивал, нет ли среди присутствующих владельца машины, собирающегося ехать дальше на юг. Но вместо этого обнаружились целых четыре конкурента-туриста: парочка французов, бразилец Паоло, несмотря на молодость работавший счетоводом в солидном банке, и студент-мапуче Хосе, собиравшийся потратить стипендию, чтобы посмотреть лагуну Сан-Рафаэль.

Низкие холмы островов все тянулись справа, а роскошные Анды с их лесами и снегами — слева. Узкие фьорды уходили зигзагом вглубь гор, словно дорожки в неизвестные миры. Наконец мы свернули в один из таких «коридоров» и оказались в городке Chaiten.

Делать здесь было нечего, но французы решили остаться. Мы же с Паоло и Хосе потихоньку двинулись по Дороге Пиночета, болтая на смеси английского с испанским и дожидаясь попутки. Нас окружали уходящие в облака зеленые склоны, сочащиеся влагой. Все более или менее открытые места, кроме придорожных полей, в несколько «этажей» заросли папоротниками и чудовищным растением Gunnera, похожим на лопух с трехметровыми листьями.

Рюкзаки у ребят были не меньше моего, и я был уверен, что они вскоре вернутся в поселок. Близился вечер и явно собирался дождь. Любой нормальный человек в такой ситуации прежде всего стремится под крышу, только отдельные психопаты вроде нас с Юлькой могут получать удовольствие от путешествия в подобных условиях.