Как я охранял Третьяковку - Феликс Кулаков

Кремерский лепший кореш Горобец толковал, что согласно народному преданию наш Робби есть внук немецкого танкового подполковника, попавшего в русский плен под Балатоном, во время отчаянной и безнаждежной обороны Венгрии. Несмотря на довольно высокое звание, был он неприлично молод – в конце войны пожилых офицеров среднего звена у немцев почти уже не осталось. Подполковник прожил в СССР недлинную, но затейливую жизнь. Он чуть не умер от тифа в лагере. Он строил МГУ и район Курьяново. Затем работал в Радиокомитете – вещал на зону оккупации союзников, уговаривал беглых восточных немцев срочно возвращаться в строящийся социализм. Немцы, не будь дураки, бежали от таких уговоров еще пуще. В дальнейшем кремерский дедуля затусовался на какой-то оборонный завод, где консультировал по вопросам тракторной подвески и трансмиссии. И даже якобы непродолжительное время преподавал в Академии бронетанковых войск.

Но затем вдруг переехал в Казахстан. Целина нуждалась в освоении и кремерском гранфатере. Чего-то он там, похоже, все-таки напортачил в академиях. Следы его затерялись в угольной шахте где-то под Карагандой, однако перед этим панцервафер успел-таки провернуть небольшой и победоносный блицкриг с делегаткой Межрайонного слета стахановцев. Делегатке в Казахстан переезжать не было нужды, так как она там жила уже несколько лет. Как и прочих немцев Поволжья ее сопроводили на сии благодатные земли еще в 42-ом году. Степной воздух, понимаете ли, чрезвычайно полезен для всякого немца, а в Казахстане его, как сами понимаете, хоть отбавляй. Там-то впоследствии и появился на свет папа Кремера, а в конце концов и сам Кремер. Что в каком-то смысле логично, не спорьте. Немцы размножаются так же, как и прочие граждане.

Размышляя на досуге о Роберте Кремере, лично я пришел к заключению, что вся эта история вполне могла быть правдой. Советская действительность славилась своей удивительной, сказочной непредсказуемостью и богатым разнообразием подобных сюжетов. Все постоянно куда-то переезжали, что-то строили и без устали насыщали легкие здоровым воздухом. То таежным, то степным, то исключительно целебным дальневосточно-колымским.

У Кремера имелась одна интересная особенность, вступавшая в драматургический конфликт с его благопристойным внешним видом, грамотной речью и чистым взором голубых арийских глаз. Заключалась она в отсутствии у него общегражданского российского паспорта.

Из многолетней практики известно, что ничто так не воодушевляет столичного милиционера, как отсутствие у случайного собеседника паспорта. Это приводит столичного милиционера в какой-то искренний, неподдельный восторг. Он тут же приглашает товарищей-сослуживцев возрадоваться вместе с ним, разделить переполняющее его ликование. Потом они все вместе устраивают праздник и веселье с хлопушками, серпантином, смешными клоунскими колпачками и конфетти. А ты у них как бы вместо новогодней елки.

Хотя… Допустим, аусвайсс у геноссе Кремера все-таки имелся бы. Это не значило бы ровным счетом ничего, так как у Робби не было московской прописки. Да что там московской! Кремер, кажется, отродясь никакой не имел кроме джезказганской (Джезказган это город такой, затерянный в бесконечных казахских пустошах). Постоянного места жительства и домашнего телефона у Робби тоже не было. Где-то он там скитался по съемным комнатушкам в районе Курского вокзала.

Все эти подробности осложняли ему жизнь, но отнюдь не мешали стремиться быть полноценным членом общества и достойнооплачиваем служащим. Параллельно с выступлениями в труппе курантовского бродячего цирка Робби учился на юридическом факультете одного из бесчисленных «открытых университетов» И это характеризует его только с положительной стороны, согласитесь. В качестве производственной практики он даже подрядился в подпаски к какому-то знакомому адвокату по гражданским делам, что вдохновило меня на небольшую поэму «Помощник стряпчего», текст которой я, к сожалению, почти полностью позабыл.

Будучи, с одной стороны, авантюристом по натуре (это не иначе, как в наследство от бабушки-стахановки) и основательным оберштурмбанфюрером с другой, Робби проявлял склонность к отчаянным, но вместе с тем продуманным поступкам. Например, в описываемой время он только что корыстно и по расчету женился на какой-то до ужаса страшной женщине.

Не спешите укорять Робби, подумайте лучше каково ему было проживать в Москве, как последнему замухрышке на птичьих правах. Да и женщина была не только предупреждена, но вроде бы даже имела небольшой гешефт с этой аферы.

Внучек гудериановского танкиста рассчитывал развестись с фиктивной женой настолько быстро, насколько удастся. Однако никак не ранее получения московской прописки. Ну и перемудрил немножко наш Робби. В художественной литературе подобные блестящие комбинации называются «судьба играет человеком, а человек играет на трубе». Вышло, короче, такое рондо и симфоническая кантата: средь шумного бала выяснилось, что у той тетки имелась собственная точка зрения на ситуцию. Причем прямо противоположная кремерской.

Видите ли, дело существенно осложнялось тем, что Купидон навылет прострелил ей ее большое женское сердце стрелой с надписью «Das Kremer». Тетка, крепко полюбив Роберта, ни в какую не соглашалась на развод. Она даже слышать про него ничего не желала, от души наплевав на все предварительные договоренности. Хоть втроем думай, а более романтического сюжета для передачи «Женские истории с Татьяной Кукушкиной» трудно придумать. Кремер попался.

На его беду у зиц-супруги имелись старшие братья – настоящие гопники, какие-то полуевреи-полугрузины со строительного рынка. Они от всей души переживали за сестрино личное счастье, о чем при каждом удобном случае не уставали напоминать Кремеру. То есть приперли его как-то в уголке, и с применением подручных средств настоятельно просили не разбивать ихней дорогой сестрице ее упомянутое большое женское сердце. Мол, хотя он, Кремер суть аферист и подлец первостатейный, и видят они его насквозь, но душевное равновесие родственницы им все равно дороже. Не для того, говорят, мы ее ростили до тридцати годков, чтобы теперь всякий киргизскоподданный шпак коверкал ей жизнь. Не можем мы однажды увидеть сестру свою, образно выражаясь, сломанным цветком в дорожной пыли!

М-да… Не удержусь от свидетельств очевидцев. По словам Горобца, имевшего радость наблюдать упомянутый цветок, там такой был гладиолус – только держись!

Так или иначе, а был объявлен «испытательный срок», в течение которого братцы обязались пристально следить за супружескими и человеческими качествами подопытного. Только при условии примерного поведения последнего они разрешат сестре прописать-таки его на вверенной жилплощади.

Кроме того, злодеи намекнули, что неплохо было бы им потетешкать уже племянничка. Давно, мол, у них есть мечта такая: светлая, негромкая, заветная.

За хрена братанам понадобился из-под Кремера еще и племянничек – убей, не понимаю. Быть может, оборотистые еврогрузины с первобытной наивностью рассчитывали таким образом уехать на ПМЖ в Германию? Ха, не иначе, как в качестве любимых дядюшек свежеиспеченного фольксдойче!

От всего этого калейдоскопа событий глаза у Робби сделались тоскливые как у собаки, а сам он заимел скверную привычку раздражаться по мелочам. Употребление в его присутствии словосочетаний вроде «семейное гнездышко», «совет да любовь!», «медовый месяц», «честным пирком да за свадебку!» провоцировало обычно спокойного и доброжелательного Кремера на приступы исступленной ярости.

– Что ж, Робби! – говорили мы ему. – Ты сыграл по крупному и проиграл. Москва слезам не верит. Смирись с судьбой, заделай супруге фрица.

– Идите вы все, вместе с ней на хуй! – орал Кремер.

В общем, Кремер и его Love story подсказали меня одну неплохую идейку. То есть, как, подсказали… Навеяли. И как, неплохую…

Через сорок минут припрыгивает красный от счастья Горобец, и докладывает мне об успешности непростых переговоров с Рахманиным:

– Все, Фил! Есть «Газель»! Ломался, гад… Пришлось к метро за бутылкой сгонять. Слушай, мы диван этот втроем наверное не погрузим. Еще поцарапаем… Я тогда Кремера позову. Ух, Фил, с меня такая простава! Матерая, уж поверь!

Никогда не видел его таким веселым, таким восторженно-прекрасным…

Я говорю ему:

– Слышь, Вов, тут такое дело… Даже не знаю, как сказать.

Лицо Горобца в миг стало серым:

– Передумал, что ли? Ну как же так, Фил, мы же договорились!

– Погоди, Вовчук… Так-то оно так, договорились… Но, понимаешь, подходит ко мне Кремер и уговаривает продать занедорого ему диван. Прямо вот чуть не на коленях стоял! Ты же знаешь, он женился недавно. Надо же ему где-то с женой спать. Супружеский долг и все такое. Секс там, то, сё… Ну я и не устоял, пожалел парня. Да и какие-никакие, а все-таки бабули… С тебя же я денег брать не стану, верно? Я считаю это аморальным.