"Ведро незабудок" и другие рассказы - Богатырев Александр Владимирович

Большевики недолго это терпели. Церковь и здание приюта были уничтожены, отец Георгий арестован. В 1928 году он скончался, а семью его изгнали из дома и репрессировали.

От былого духовного центра остался лишь источник, освященный отцом Георгием. И в самые лютые годы гонений сюда не переставали приходить люди. Часты были случаи исцеления. Недавно заново обустроили колодец, построили купальню.

Протоиерей Василий Ермаков очень почитал отца Георгия и передал эту любовь своим духовным чадам.

Они организовали Паломнический центр и стали по нескольку раз в течение летнего сезона приезжать в Спас-Чекряк большими группами. В Волхове «питерцы» выстроили гостиницу для паломников. Когда отец Василий оказывался в родном городе, то сопровождал своих чад, рассказывая о прежней жизни Волхова. Он непременно посещал с ними местный Оптин монастырь и Спас-Чекряк.

А в последний свой приезд он несколько раз повторил: «Надо Спас-Чекряк возрождать. И церковь надо вновь строить». Тогда никто не понял, что это было его завещанием. Говорил он, как всегда, не приказывая, как бы рассуждая о том, что желательно сделать. И пожелание это воспринялось как одно из звеньев в долгой череде предстоящих дел. У некоторых спутников отца Василия тогда возникло тревожное ощущение того, что с родиной отец Василий прощается навсегда. Но подобные чувства и мысли всегда стараешься отогнать.

Вскоре мечту о восстановлении храма в Спас- Чекряке отец Василий закрепил благословением взяться за дело без промедления. Будущих строителей благословил и архиепископ Орловский Паисий. Но как не растеряться и не усомниться в необходимости строительства каменного храма в пустынном месте, куда и добраться-то можно только в сухую погоду. Разбитый асфальт заканчивается за две версты до Спас-Чекряка, а дальше начинается укатанная земля с рытвинами и колеями, по которой в дождливую пору можно проехать только на тракторе.

И для кого строить? В местной школе пятнадцать учеников и семь учителей, не уличенных в религиозной жажде. В полуразвалившемся казенном бараке доживают несколько пенсионеров в сообществе коз, десятка кур и изрядного количества разномастных котов и кошек.

В километре-другом, за оврагом, где когда-то воспитанницами был вырыт пруд, видны крыши домов, в которых поселились выходцы с Кавказа. Нетрудно догадаться, что радетели о демографической безопасности России обеспечили заселение быстро вымирающих орловских деревень «лицами неправославного вероисповедания», которым вряд ли понравится идея постройки по соседству православного храма.

Мы были в деревнях, где еще пятнадцать лет назад было полторы сотни жителей. Теперь там четыре избы с двенадцатью обитателями. Заехали мы в самую глушь, где поля, отрапортованные в недавних сводках как вспаханные и засеянные, густо покрыты метровым березовым подростом. Особенно запомнилась деревня с чудным названием Кремль. В Кремле еще сохранился один из нескольких скотных дворов. Увидели мы и живого человека. Он ехал в мотоцикле с коляской, груженной всякими железяками. Сбор железа в брошенных домах, помимо грибов и ягод, — один из немногих отхожих промыслов.

Мы спросили «кремлевского мечтателя» о его заветной мечте. Нетрудно догадаться, что наш диалог мало походил на разговор товарища Ульянова-Ленина с Гербертом Уэллсом. Мечта орловского кремлевца была скромна и понятна каждому гражданину, сумевшему без особых потерь скоротать время до тихих апрельских сумерек. Увы, даже если в этот вечер ему удалось бы разжиться вожделенным напитком, она не воспарила бы до масштабов нового ГОЭЛРО, хотя электрический провод в его коляске поблескивал.

Так для кого же строить храм?

Отец Василий, приезжая в Волхов, сокрушался о том, что его земляки так равнодушны к вере. Целые автобусы питерских и московских паломников время от времени заполняют болховские храмы. А местных среди богомольцев — по пальцам перечесть.

А какие в Волхове храмы! Трудно представить, что до революции их было 28. Даже при семи оставшихся Волхов кажется городом сплошных церквей. В последние годы прекрасно отреставрировали ансамбль Спасо-Преображенского собора и Георгиевский храм, в котором, кстати, служил сын отца Георгия — Николай. Неплохо сохранился и центр города с домами дореволюционной постройки. Многие дома отремонтированы и покрашены.

Горят на солнце кресты и купола Спасо-Преображенского собора. Сверкает луковка колокольни Георгиевского храма. Пятнадцать лет назад, во время моего первого приезда в Волхов, колокольня была обезглавлена и весь город казался вымершим и лишенным души. Теперь же город преобразился. Вдали, за оврагами, покрытыми березовыми перелесками, на высоком холме виден пятиглавый собор местного Оптина монастыря. Он органично и торжественно завершает панораму города — словно нужный и точный мазок на великолепной картине. А ведь и этот монастырь еще недавно серел печальными руинами.

Болховчане говорят: «Это все молитвами отца Василия». И тут же поминают губернатора Строева, выделившего средства на реставрацию храмов.

Красив древний Волхов! Удивительно хороши его храмы. Жаль, молящихся в них маловато. Поэтому и говорили нам местные люди: «Чего удумали!

В Спас-Чекряке церковь строить! Что вам, болховских церквей мало?!»... Вот и заколебалась нетвердая в своих путях душа. А может, и вправду не стоит это затевать?

Может, мечте отца Василия не суждено воплотиться в жизнь... И сил особых нет. И денег потребуется немало... И от Питера не близкие концы. Надо бы народ привлечь не только питерский. Отец Егор для всей России был великим молитвенником и утешителем.

Чтобы развеять сомнения и привлечь к этому делу народ, мы решили снять фильм. Перво-наперво заехали в Оптину пустынь — туда, где началось возрождение Спас-Чекряка. Здесь наши сомнения сразу же стали рассеиваться. Нас принял и благословил отец Илий. Он тоже, как и отец Василий Ермаков, уроженец Орловской земли. Удивительно, что уроженцем Орла был и отец Иоанн (Крестьянкин).

Если отец Василий сокрушался о том, что если в его детстве и юности — в самый разгар безбожного лихолетья — в Волхове никто не вспоминал об отце Георгии, то отцу Иоанну посчастливилось десятилетним отроком побывать в Спас-Чекряке и даже прислуживать отцу Георгию. Несколько дней он — самый молодой — жил вместе с самой старой монахиней в его доме. Воспоминания об этом паломничестве он сохранил на всю жизнь и считал отца Георгия своим духовным отцом.

Понятно, что благословение таких замечательных старцев, как отцы Василий, Иоанн и Илий, да к тому же еще и земляков отца Георгия, не может быть простой случайностью. И не исполнить его нельзя. Они при жизни с большой любовью относились друг к другу. Отец Иоанн часто говорил приезжавшим к нему петербуржцам: «Зачем вы ко мне приехали? У вас отец Василий есть».

И отец Илий нередко отсылал питерцев к отцу Василию. Так они, по великой скромности, отсылали друг к другу людей, приезжавших за духовным и житейским советом. Каждый из них не считал себя истинным старцем, видя в своем собрате гораздо большие дарования.

Совершенно очевидно, что существует духовная связь между ними, отцом Георгием Коссовым и Оп- тинскими старцами. И наши сомнения, вызванные современным состоянием: безлюдьем, запустением, бедностью, отсутствием не только верующих, но и просто хороших работников, — по человеческому разумению не разрешимы. Но и во времена отца Егора трудно было представить, что в этом наибеднейшем крае начнется интенсивная духовная и хозяйственная жизнь. Крестьяне долго не могли поверить в то, что больной, кашлявший кровью священник осилит затеянное дело. Но по прошествии нескольких лет немало образованных господ стали приезжать подивиться его трудам. Правда, их поражала не столько церковная сторона жизни Спас-Чекряка, сколько невиданный педагогический опыт.

Княжна Оболенская — дочь известного декабриста — пожелала остаться здесь в качестве учителя и воспитателя навсегда.