Последняя надежда - Анн Плишота

— Я не латук, слышишь, ты, Волосан! — возмутилась Пульсатилла. — Я очень полезное и благородное растение, Хозяин так сказал! И мне нужна любовь, чтобы расцветать! Тут кто-нибудь знает, что это такое? Любовь!

Абакум наклонился к Оксе, что-то шепнувшей ему на ухо.

— Ну, конечно, можешь!

Тогда Окса наклонилась к Пульсатилле и легонько чмокнула ту в самый большой из листочков. Растение тут же освободило запястье девочки и испустило довольный вздох, взбудораживший ее соседок.

Абакум воспользовался этим весьма трогательным моментом, чтобы быстро утащить Оксу на небольшую антресоль, расположенную на полувысоте элеватора. На маленькой платформе находилась мастерская с рабочим столом, заваленным инструментами, и огромным шкафом с выдвижными ящиками, как у Драгомиры.

Абакум предложил Оксе сесть в шезлонг, а сам устроился рядом в кресле-качалке.

— Ну и ну! — серые глаза Оксы были круглыми как плошки. — Растение, которое испытывает и выражает эмоции, с ума сойти! А в Эдефии все такое?

— Да, — кивнул Абакум. — Мы настолько близки к природе, с таким уважением относимся к жизни во всех ее видах, что со временем стали восприимчивы друг к другу. Постепенно различия стерлись, и мы начали понимать друг друга. В Эдефии растения разговаривают с людьми, потому что люди их выслушивают, вот и все. А Во-Вне мало кто способен открыть свою душу и чувства, чтобы понять то, что говорит им природа. Владимир, муж Драгомиры, относился к людям этой категории. Как и его дед, приютивший нас после нашего перехода. Знаешь, Окса, Эдефия базируется — ну, или базировалась — на принципе этого уважения и умения слушать. Но также и на потребности, а не на желаниях или принуждении, как это частенько происходит Во-Вне… Например, в Эдефии мы работали, потому что хотели, а не для того, чтобы копить, нажиться или возвыситься. Там не было социальной лестницы, и булочник был равен архитектору, а золотарь ничем не уступал должностному лицу из Помпиньяка… Каждый делал то, что умел, во имя общего блага. Мы так и жили в гармоничной, благоприятной для всех системе, пока Малорана не показала нам, что общество может быть организовано и по-другому. Это была ее огромная ошибка, колоссальный просчет — показать нам, как живут Во-Вне. До этого все было так хорошо… Какая жалость… Какая потеря… Кто знает, в каком сейчас состоянии Эдефия…

— А ты что делал до бегства? — спросила девочка, захваченная рассказом Абакума. — Ты был травником, да?

— Да, я был Мастером Гранокологом Эдефии и официальным травником-аптекарем семьи Лучезарной. Еще совсем ребенком я проявлял большую склонность к этой деятельности. Растения меня всегда интересовали. Я часами мог наблюдать за ними, лежа на траве в лесах, в полях и долах. Годам к семи я начал создавать оригинальные смеси и делать простые лекарственные составы. Именно в этом возрасте я изобрел свой первый Гранок, от неразделенной любви, представь себе!

— Расскажи, Абакум! — попросила Окса.

— В то время я был влюблен в одну девочку, а та глаз не сводила с другого мальчика, которого я терпеть не мог, естественно. Ну и чтобы отомстить, я изобрел Смешливую Мокрушку. Самое то, чтобы отделаться от соперника, как я тогда думал!

— Так это ты придумал Смешливую Мокрушку? В семь лет? Но как тебе удалось?

— Благодаря наблюдениям, детка. Наблюдениям. Это зачастую самый эффективный способ что-то понять и чему-то научиться. Я заметил, что овцы становятся особенно игривыми после того, как пожуют определенное растение на лугах. Они прыгали и скакали, словно их смех разобрал, а потом, как бы это сказать, их мочевой пузырь не выдерживал. Это навело меня на мысль попробовать и — вуаля! Все просто!

— Ну, просто — это как сказать! — заметила Окса, выпрямляясь в шезлонге. — Во всяком случае, это изобретение мне очень даже нравится. А что девочка? Она потом в тебя влюбилась?

Абакум хохотнул.

— Вовсе нет! Она бросилась на помощь моему мокрому сопернику, начисто меня проигнорировав! Ой, не расстраивайся, я это пережил… Во всяком случае, эта неудача позволила мне понять одну вещь: я просто создан для Гранокологии.

— А твои родители что думали по этому поводу?

— Сначала удивились, считая, что я пойду по их стопам и займусь дизайном. Но моя страсть к растениям была такой сильной, что они смирились. Когда мне исполнилось восемь, я поступил в ученики к Мирандолу, на тот период лучшему мастеру в области Гранокологии Эдефии, старику, которому было уже больше ста пятидесяти лет. Он был адептом Хильдегарды Бингенской, чье имя носит Лекарня Эдефии. Это аналог госпиталя, как ты догадываешься. Хильдегарда — это одна удивительная женщина из Во-Вне. О ней узнала во время своего снолёта Лучезарная Аннамира в XII веке.

Хильдегарда Бингенская — автор мистических песнопений, но куда больше она известна благодаря своим трудам по медицине и естествознанию, потому что знала тайны растений. Аннамира в то время много снолетала по Европе, и ее наблюдения вдохновили многих Гранокологов, в том числе и старину Марандола, который так многому меня научил. А восемь лет спустя я поступил на службу к Лучезарной Малоране.

— Да ты «скороспелка»! — воскликнула Окса.

— Ты тоже ничего, на своем поприще, — подчеркнул Абакум.

Он встал и подошел к шкафу с множеством маленьких ящичков. Открыв штук десять, Чародей вытащил оттуда что-то похожее на пилюли, самые разные: круглые, плоские, продолговатые, и разных цветов, а затем вложил их в разрезанную продольно трубочку.

— Иди-ка сюда, перейдем к практическим занятиям. Не хочешь достать свой Гранокодуй?

56. Интенсивный курс Гранокологии

В течение примерно двух часов Окса усердно заучивала заклинания, функции и названия Граноков словно стихи. Они с Абакумом настолько сосредоточились на этом занятии, что даже не замечали, как Центавра, поднявшись на корнях как на цыпочках, подробно докладывала об увиденном остальным растениям элеватора.

— Ну что ж! — воскликнул Абакум. — Ты чертовски хорошая ученица! Быстро схватываешь, ставлю двадцать из двадцати!

— Ой! Я рада!!! — взметнула руки над головой Окса. — По-моему, Гранокология стала моим любимым предметом! Спасибо, Абакум!

Она повисла на шее старика, который нежно ее обнял, тронутый эмоциональностью и горячностью юной ученицы.

— Э-э… Абакум… Я вот о чем подумала…

— Да?

— Ты тут говорил о взаимоуважении между растениями и Внутренниками, и я вот подумала, как ты получаешь их листья, корни или сок? Им же больно при этом, нет? Это не противоречит твоим убеждениям?

Абакум поглядел в серые глаза девочки и ответил:

— Верно подмечено, детка… Хороший вопрос. Я лично всегда старался относиться к растениям и существам, живущим под моей крышей, с тем же уважением и добротой, с какой они привыкли в Эдефии. И знаю, что Драгомира с Леомидо тоже очень к ним внимательны. Что же до использования листочков, то я их просто отрезаю, и поверь, если это делать осторожно, то растениям больно ничуть не больше, чем тебе, когда парикмахер стрижет тебе волосы! Что касается корней, то я действую так же, и в этом случае это можно сравнить со стрижкой ногтей. И то же с гребешком Простофили. Хотя он довольно медленно растет…

— Как и его мозги! — прыснула Окса.

— Да, как его мозги, — тоже развеселился Абакум. — Его гребень — как ногти: их нужно регулярно обрезать. Что касается сока растений, в частности, очень ценного сока Горановы, тут несколько сложнее. На протяжении десятилетий Внутренники делали на их стеблях крошечные надрезы, и ты можешь себе представить, насколько это было неприятно для Горанов. Кстати, возможно, именно поэтому они генетически такие нервные… Но в один прекрасный день некий ботаник нашел иной способ получения сока, и с тех пор мы их доим.

— Что?! — вытаращила глаза Окса. — Доите Горанову? Ты именно это сказал?

— Ну да, именно так. Техника довольно сложная, потому что с Горановами никогда просто не бывает. Но принцип именно этот.

— С ума сойти! Дойка Горановы…

Абакум встал, закрыл все ящички, из которых доставал Граноки, потом открыл другой шкаф и вынул круглую коробочку.

— Ты вроде говорила, что у тебя с собой есть Улучшалки?

Окса кивнула и с согласия Кульбу-горлана, приготовившегося дать тревогу, вытащила из сумки коробку из-под сигар, в которую раньше уложила Улучшалки Драгомиры.

— Вот, держи, я тебе дам Ларчик, — протянул ей Абакум маленькую круглую коробочку. — Я сделал его специально для тебя из тех же материалов, что и твой Гранокодуй. И после дойки Горановы… — подмигнул Чародей. — Ты сможешь сложить в него все свои Улучшалки, начиная с Прилипучек Драгомиры.

Ларчик оказался очень симпатичной вещичкой цвета морской пены сантиметров восемь в диаметре. Окса приняла подарок, благодарно взглянув на Абакума, и погладила гладкую матовую поверхность. Затем открыла небольшой замочек из розового золота в форме переплетенных «О» и «П», и коробочка раскрылась, открыв взору десяток мини-отделений.